Зима не в эту осень - Страница 4
Изменить размер шрифта:
Улыбка Джоконды
Перед закатом взгляд погас
небес. Даль искажает темень.
В ней свет, не озаривший нас,
приглушенный, самоуверен.
Саней, не видя, помнит скрип
в снегу полозьев – от мороза.
Он чувствует протяжный крик
вдогонку ветра, эхо множа.
Так, ветер – обостряет слух,
когда никто мотив не слышит.
Лишь тонкой флейтою пастух
напоминает: осень – ближе,
и – в тон заката, в полстены
Джоконда прячет тень улыбки.
Мне ближе флейта – из среды
парящих звуков, теней зыбких.
В прохладе, там, где их игра
с прохладою и тем, что блещет,
где бабочек неровный ряд
в ней неожиданно, трепещет.
Над смятой тянется ботвой,
то вверх, то вниз. Через ограду,
и – вслед лучу, по – бичевой
через нее влететь в прохладу
и – выпорхнуть, и снова стать
прошедшим, белой тишиною.
Мне – с тишиной не уставать,
когда есть вечер – за спиною
в холодном сумраке равнин,
где свет, погашенный внезапно,
их возвратит в среду картин
утерянных, когда на завтра,
в реке блеснет и – с тишиной
погаснет, чтобы яркой стала
картина неба, быть – дневной:
по изморози – к дали санной.
На веревках
На веревках, под простынями
ветер вспыхивает пузырями!
На разрыв, как пьяный в драке
рвет края их,
уже красной рубахи.
Сверху – снизу. От ветра справа
ткани серые в пятнах, кровавые
от заката. Влетевший же слева
после холода – для разогрева.
С края простынь летит на волю
вниз по травам помятым, полый.
Поднимаясь, всех учит падать!
Если в лужи, разводит слякоть.
Старой новостью – по огородам,
простыням чужим,
перед разводом!
Мелкой дрожью в канавах, лужах.
Каждый день от него простужен.
На закат, разжигая накал лампады
он им вреден как хриплый ладан.
В тех мозаиках – в криптах мира
запах ветра на клочьях дыма.
Оттого – в непрозрачном небе
прячет звезды под синим снегом
и – на память немым рассыльным
возвращает их свет как снимок.
Он – везде! В пузырях – к накалу,
к темноте с ее медленным краем.
Потому, если в матовом… окна,
он из первых, кто смотрит в оба.
Потому пузырями, щетинясь
ищет повод на сером и синем
свет продлить, не меняя границы
там, где только летают птицы.
Не причастный к их переправе
он везде: и – вверху, и – в канаве.
По мерцанию звезд и – с мороза
его чувствуют все, даже кожа.
Не укрыться! Нельзя, но можно
отлежаться, вдыхая в ноздри
свет небесный и запах листьев,
представляя как все это мыслит.
Нет – ни повода, даже мороза.
Все – обычно: стихи да проза.
От реки он в траве, а – в реке
сам меняется на сквозняке.
И изнанкою все – те же листья,
тишина, отвлекающей мысли.
Это он – к передышке! Покой
между мною и – белой рекой.
Это после все медленней волны
по оврагам, где серые волки,
предвечерняя, шопотом мгла
сквозь сознание – с ним с утра.
Красные пузыри
Без воздуха – пузыри
глухие, имея уши:
красные или синей зари
от водки или от стужи.
Не отвлекают их ни весна,
ни снега – под синяками.
Оттого нипочем им тоска
у стоек и между ларьками,
утро или же тусклая мгла
на нескончаемый холод…
Им
не вода открывает глаза,
а ночи, их запахов город,
до одышки – сырая земля,
снег если острый, и ранит,
осенью лето, весною зима
с солью и едких – от гари.
Если зеленая сверху вода,
то на деревьях не почки.
Точки и шумы товарняка
празднуют их же ночи!
Им по колено улиц река
любой глубины и короче
все переходы в их рукава.
Неоновый их выносит:
зеленые в нем мотыльки
и в их головах под ногами,
и те, что через сквозняки
в воде и повсюду углами.
Но красные – синей зари
от водки и снега, снаружи
не видят. В глазах изнутри
холод, навыкат им лужи
через потную, серую грязь,
зимнюю, желтую слякоть,
через окурки и едкий квас
по високосным датам.
Этажи
Подъезд разъединяет этажи.
И – лестница к тому причастна,
а лифт пустой, оставив виражи,
зайдя на пятый, дергает внезапно.
Причиной – постоянная вражда
кого-нибудь с любыми этажами:
между собой уставших горожан,
от лестницы зависящих ночами,
от лифта для подъема на этаж,
его дверей, ломающихся часто,
надолго заглушающих экстаз
и этажей, и заболевших астмой.
И – напролет без отдыха и сна
проемы приквартирных арок.
И окон свет! На крики из окна -
ответ машин, гудение стоянок.
И – лифт задерганный вконец
всех суетой, подобием ремонта
и криком всех, когда один истец.
И никого при незакрытых окнах!
И лестница высвечивает грязь,
и под ноги окурки и усталость,
и лифт утратил с этажами связь
от всех и вся, от света удаляясь.
И – оттого по лестнице назад
за ним сбегают, страхи оставляя
перилам, с этажей на тот этаж
где он застрял и снова убегая.
И невозможны беготня и шум
от всех свобод и до его ремонта!
Любая мысль пришедшая на ум
из почему и прочих перетолков.