Журнал «Если» 2008 № 09 - Страница 1

Помощница по юридическим вопросам застыла, держа в протянутой руке кожаную папку. Одинокий лист бумаги в ней дожидался подписи. Осознавая всю степень моей решимости, Барбара не произнесла ни слова, но зато говорила ее напряженная поза – и говорила со всей красноречивостью. Нельзя начинать срок полномочий с таких вот шагов. Не поймут.

Когда-то я мечтал вовсе не о политической карьере. Но иногда мечтой приходится жертвовать ради чего-то более важного.

Еще в третьем классе я увлекся историей, когда услышал об исчезнувшей колонии Роанок. Четыре года в колледже и университетский диплом историка были не только пределом амбиций, но и суровым испытанием возможностей. Однако порой обстоятельства требуют от тебя куда больше, чем ты сам от себя можешь потребовать.

Прошло двадцать с лишним лет, но я помню те обстоятельства, как будто все случилось вчера.

Однажды ночью наступил конец света.

Мама, не получив утренней газеты с подтверждением этого очевидного факта, верить в него отказалась. Более того, факт отсутствия газеты полностью завладел ее сознанием. Ну, почти полностью, еще ее донимала невозможность позвонить кому-нибудь и пожаловаться. Одетая в форму официантки, она сидела за шатким обеденным столом и переживала, не в силах совершить утренний ритуал.

Стационарный телефон безмолвствовал. На дисплее моего мобильника светилось «Не обслуживается». Вырубилась и кабельная связь с Интернетом. Хорошо хоть электричество осталось.

Пожаловаться мама могла только мне, что и делала.

Моему поколению невдомек, чем изготовленные из убитых деревьев носители информации лучше любых других. Так что я бы матушке не посочувствовал и в лучших обстоятельствах. Да и не прибавлялось от ее стенаний бумаги в нашем доме.

Мамина кофейная чашка оставалась почти полной. Отчего так – я понял, когда налил себе и попробовал. Купленная накануне кофеварка не годилась ни к черту.

– Кто бы знал, что они в «Квик-Е-Шоппе» продаются! – делилась со мною мама. – Когда заправлялась, гляжу, на дисплее бензоколонки – реклама!

Выливая горькую жижу в кухонную раковину, я, конечно же, получил лекцию «Тимоти Алан Андерсон, в этом доме транжирство не в чести». Очевидно, импульсивное приобретение дрянных кофеварок проходило другой строкой бюджета. «Тимоти Алана Андерсона» я отнес на счет обстоятельств – недоумевая, что же это за обстоятельства такие.

Я полез в свой шкаф за антенной, мама в свой – за набором выживания. Хрипящий АМ-приемник сообщил: «…Подверглись обе Каролины и Южная Виргиния. Масштабы эпидемии уточняются…» Репортаж растворился в шипении статики. Я подался к приемнику, торопясь заменить батарейки. Когда управился, уже говорили о погоде.

– Эпидемия? – повторила мама, и ее взгляд метнулся к раскрытому на кухонной стойке ящику с набором для выживания. Я уже достаточно большой и помню прежние наборы, без пищевой пленки и рулончиков скотча. Окно в кухне было растворено, ветерок вздувал хлопковые занавески.

Если что-то биологическое и если на свободу оно вырвалось где-то поблизости, то мы уже, считай, покойники.

Думать о покойниках не хотелось, тем более применительно к себе, тем более за завтраком.

– Скорее всего, какая-нибудь вредоносная программа. Наподобие компьютерного вируса. Поэтому ни телефона, ни Сети. И утренней газеты тоже: нынче ж и тексты набираются на компьютерах, и печать без них не обходится.

– Ну, это еще не беда, – решила мама. – Починят, конечно.

В комнате какое-то время царили тишина и бездвижность, разве что тикали кичевые настенные часы да черный кот зыркал по сторонам и в такт этому помахивал хвостом. Зато на улице взревывали чаще и нервознее обычного автомобильные сигналы. Вырубились компьютеры – значит, и светофоры погасли. Утренняя поездка будет нынче сущим проклятьем.

Да и какие после конца света могут быть поездки, какая учеба?

– Тим, я пойду, пожалуй, а то на работу опоздаю, – вздохнула мама. В тот день я учился в первую смену, урок начинался в восемь. Ну а после учебы…

Ну ?то за несправедливость: ни одного исправного компьютера кругом, а «Букинистическому магазину Сета» хоть бы хны.

В теории, общественный колледж готовил меня к поступлению в университет. И был план через год теорию поверить практикой.

Под этим подразумевалось, что я сумею поднакопить денег на обучение. И я считал задачу решаемой, даром, что ли, мы с мамой так одержимы диетой.

На Сета Миллера я за символическую зарплату не обижался. Букинистический магазин – это не бизнес-проект, а вызов обстоятельствам. Каждая проданная книга – победа над бесчисленными конкурентами, над электронной торговлей, не отягощенной производственными расходами. Да только теперь в этом городе ни одна душа до электронного магазина не доберется. А ведь я помню, как мы с Сетом мечтали увидеть двух посетителей за день.

Честно говоря, не возьму в толк, как вообще Сет ухитрялся мне платить. Я был слишком юн, вдобавок учился в колледже – на интерес потенциальных работодателей рассчитывать не приходилось. Недавняя гибель отца в Афганистане тоже не сделала меня ценным кадром.

Когда я добрался до магазина, Сета было не видать. Предупредить по телефону, что задержусь, я не смог: ремонтная служба до нашей линии так и не добралась. Опоздал изрядно, по всей дороге светофоры мигали только красным или только желтым.

– Эй, Марк, – окликнул я.

Марк Кимболл – это второй случай в благотворительной практике Сета. И уж если от меця, студента с навыком заполнения стеллажей старыми комиксами и подержанной беллетристикой, проку было мало, то от Марка и вовсе чуть. Но его это вроде никогда не беспокоило.

Марк кивнул, не переставая насвистывать мотивчик – нелепейшее занятие для того, кому на ухо наступил медведь. Бейсболка «Джон Дир», вьющиеся волосы до плеч, возраст под двадцать пять, типичный «городской мальчик». По крайней мере, когда он в настроении общаться.

Сет платил Марку вчерную; мне, наверное, этого замечать не полагалось. А Марк, возможно, только по этой причине и работал в букинистическом магазине. Появился он месяца четыре назад, и когда я, чтобы завязать разговор, спросил, где он жил раньше, в ответ прозвучало «неподалеку». Он был вполне дружелюбен, хоть и скрытен. Перед тем как устроиться в книжный магазин, пробавлялся ремонтом компьютеров и тоже брал плату наличными.

Между визитами покупателей – то есть почти все рабочее время – мы обсуждали фильмы, музыку и книги. Речь у Марка была быстрой и ровной, как у моей родни, обитающей внутри Северо-Виргинского КАДа и во всех отношениях являющейся янки. В провинциальной Южной Каролине такой выговор делал чужаком.

Старушки, что служат в музее здешней стычки (сражение – чересчур громкое слово) времен Гражданской войны, по-прежнему отгоняют от здания машины с северными номерами: приторно так улыбаются и твердят, что свободные места на парковке есть только для служебных автомобилей. В самом музее давний конфликт штатов чужд всякой вежливости и называется «Отражением северной агрессии».

Едва ли даже в чарлстонском отделе Департамента внутренней безопасности не считают янки нелегальными эмигрантами.

И хотя Марк Кимболл выглядел агнцем божьим, он явно не дружил с законом – возможно, находился в розыске, и не только за уклонение от налогов. И от людей не прятал разве что своей киномании. Наверное, он тоже видел ту старую ленту…

«Беглец» снят по мотивам телесериала, вышедшего на экраны задолго до моего рождения. Человек не может доказать свою невиновность и совершает побег из-под стражи. Героя зовут доктор Ричард Кимболл… Это совпадение – или наш парень нарочно взял себе псевдоним «с намеком»? Спросить я так и не решился.

Почтовая компания доставила несколько коробок. Я вздохнул – предстояла долгая сортировка. Сет приобретал целые библиотеки на распродажах имущества умерших. Приобретал, даже не видя покупок, за гроши. Да и то часто переплачивал. Правда, иногда попадался сущий бриллиант, какое-нибудь раритетнейшее издание, стоившее больше месячной выручки магазина.