Журнал «Если» 2008 № 06 - Страница 52

— А не боитесь? — прищурился Бокий.

— Оказаться в жерновах? — вздернул бородку Дзержинский. — Знаете, Глеб, не боюсь. За мной многолетний авторитет, я показал партии, на что способен, и доказал, что не являюсь врагом идеи.

А кроме того… Глеб, я могу быть с вами полностью откровенным.

Страха нет и еще по одной причине. Вы мне рекомендовали обратить внимание на Фридриха Павловича Гросса. Действительно, очень любопытная личность. Теперь я знаю многое из того, что ожидает нас в ближайшие двадцать лет: смерть вождей, кровавая борьба с оппозицией, индустриализация и коллективизация страны. Нельзя изменить судьбу отдельного человека, можно изменить направление общественного развития. Но методы, методы… Иногда мой разум противится всему этому. Придется пролить много крови. Все во имя будущего, Глеб, все во имя будущего.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал Глеб Бокий. — Вопрос в том, поймут ли нас будущие поколения? Оправдают ли они пролитую нами кровь?

— При единственном условии, — сказал Дзержинский. — При одном-единственном условии, Глеб. Если они будут жить хорошо. Значительно лучше, чем жили прежде. В противном случае мы будем прокляты.

Бокий помолчал. На эти слова что-то возразить было очень трудно. Он сам думал об этом ночами. И все же не удержался:

— Феликс Эдмундович, но вы так и не сказали, почему не боитесь заглядывать в будущее…

— Не боюсь, — сказал Дзержинский и отвернулся к окну. — Мне осталось совсем немного. Я умру внезапно от сердечного приступа после доклада, который сделаю как председатель ВСНХ страны в двадцать шестом году.

— Предчувствия? — усмехнулся Бокий.

Дзержинский отрицательно качнул головой.

— Фридрих Павлович Гросс сказал.

РОН ГУЛАРТ. БЕСЕДЫ С МОИМИ КОЛЕНКАМИ

Они коленки завели со мной беседу на следующий день после того, как я вернулся домой из клиники фонда Шлезингера в Сан-Рафаэле. Я сидел в гостиной и наслаждался видом на залив Сан-Франциско. Как обычно, его бороздили многочисленные разноцветные парусные яхты. Моя жена подложила мне под спину две пухлые подушки с шотландским орнаментом и закутала нижнюю часть тела индейским пледом, а сама укатила в Саусалито на репетицию.

Возможно, вы о ней слышали. Мэвис Скэттергуд. Лет этак семь назад она и еще двое парней сколотили команду «Скэттергуд Сингерз», очень успешную фолк-группу, и были чертовски близки к завоеванию премии «Грэмми». Недавно Мэвис подобрала себе двух новых парней и надеялась возродить былую славу. Единственной помехой стал Эдмонд Скалли, их новый исполнитель на банджо, который считал, что группа должна называться «Эдмонд, Фрэд и Мэвис».

Между прочим, меня зовут Фрэнк Уитни, и я сейчас на пенсии, а раньше работал главным художником рекламного агентства.

— Ты остался один дома и чувствуешь себя неуверенно. Не волнуйся, — услышал я голос, полный материнской заботы.

Хотя у меня возникло впечатление, что голос идет откуда-то из области моего левого колена, я обвел взглядом большую, залитую солнцем комнату. И никого не увидел.

— Подумать только, жена бросила тебя одного, а ведь ты выписан из хирургического отделения всего два дня назад.

Наклонившись вперед, я откинул край красно-желтого с золотом пледа и стал рассматривать свои колени.

— Вот о чем тебе действительно стоит побеспокоиться, приятель, — сообщило мне правое колено сквозь измятые джинсы, — так это о том, чем твоя дражайшая половина занимается в Саусалито с Эдмондом и Фрэдом. Особенно с Эдмондом. Он, конечно, настоящий жеребец, но, сказать по правде, паршиво играет на банджо.

Участливый голос второй коленки произнес:

— Ну, нечего так расстраивать беднягу Фрэнка. Блудная жена не самая главная из проблем, которые ему…

— Извините, — вмешался я и потянулся к светло-кофейному столику, чтобы взять сотовый телефон. — Лучше я позвоню в клинику Шлезингера и доложу об этих галлюцинациях.

— Расслабься, тупица, — посоветовало правое колено. — Тебе повезло. Хоть ты об этом и не подозревал, приятель, но они тебе имплантировали самые продвинутые искусственные коленки. Или, правильнее сказать, не «они», а доктор Уоллес Даулинг.

— Даулинг? — нахмурился я и положил трубку. — Это не мой врач.

— А ты во время операции был в сознании, дружище?

— Нет, но…

— Даулинг взял на себя операцию после того, как ты уплыл в страну грез.

— Доктор Даулинг — очень славный человек, — заверила меня левая коленка. — И нас начинает тревожить…

— Придержи язык, сестренка. Мы подойдем к этому в…

— Погодите-ка, — нахмурился я. — Сегодня утром о Даулинге говорили в передаче «Проснись, Марин», не так ли? — Быстро же я привык к своим необыкновенным коленкам. Вот я уже веду с ними беседу.

— Это точно. Док пропал вчера ночью, смылся, сделал ноги.

— Брось, беднягу явно похитили.

Я прочистил горло.

— Мне очень жаль доктора Даулинга, — признался я. — Однако меня больше интересует, почему мои коленные протезы умеют разговаривать. Черт, об этом точно ничего не говорилось в той брошюре, которую они…

— Всему свое время, — ответила мне заботливая коленка. — Вопервых, молодой человек, позволь нам рассказать тебе, какой помощи мы от тебя ждем.

— Вовсе он не «молодой человек», — поправила вторая коленка. — Ему шестьдесят один год, и он попадает в категорию старых маразматиков. Стоит только взглянуть на его физиономию, чтобы понять…

— Как вы на меня смотрите? — поинтересовался я. — Колени не наделены зрением.

— Мы смотрим твоими глазами, болван. Пока ты таращился в зеркало в ванной сегодня утром, мы тебя хорошенько разглядели, — объяснило колено. — И твою хозяйку тоже. Господи, она здорово обрюзгла. А ведь ей только сорок девять. В твоем возрасте ее просто разнесет.

— Да ладно, Мэвис все еще очень привлекательная женщина.

И у нее приятный голос.

— Неужели? Почему же тогда эта баба за шесть лет не получила ни одного приглашения выступить?

— Объясните мне, почему мои колени разговаривают, — я постарался сменить тему.

— Все просто. Даулинг использовал тебя в качестве подопытной свинки, дубина. Он хотел устроить нам проверку, — а мы гораздо больше, чем просто колени, между прочим, — перед тем как вмонтировать свои прибамбасы какой-нибудь важной персоне.

Я вскочил на ноги и заметался по комнате.

— Нет, прежде чем позвонить в клинику, я собираюсь связаться со своим адвокатом. И, возможно, с Американской медицинской ассоциацией.

Я широкими шагами подошел к одному из больших панорамных окон и выглянул в сверкающий полдень.

— Ты ничего не замечаешь, парень?

— А?

— Ты ходишь совсем неплохо для чувака, которому только что сделали операцию.

Я резко втянул воздух и уставился на свои ноги.

— Да, раз уж вы об этом упомянули, как получилось, что я…

И тут я начал бить чечетку. Я кружил по гостиной, вполне прилично подражая Фрэду Астеру. Затем я исполнил короткую, но сложную ирландскую джигу, прибавил несколько очень убедительных па из фламенко и опустился на одно из наших якобы старинных кресел.

— Господи, — заметил я, — как, черт возьми, я…

— Первым делом, — перебила правая коленка, — спрашивай не о том, что твои коленки могут сделать для тебя, а что ты можешь сделать для нас.

Я подавил желание снова вскочить.

— Что я могу сделать для своих коленей?

Коленка услужливо подсказала:

— Мы всего лишь хотим, чтобы ты нашел для нас доктора Даулинга.

— Я не очень-то умею готовить, — признался я.

— Уже умеешь, — заверила правая коленка.

За окном сгущались сумерки.

— Тебе нужно заправиться хорошей, горячей едой, мой дорогой мальчик, — сказала левая коленка. — И не думай отделаться сэндвичем с мясом!

— Заметьте, из соевого мяса и хлеба из цельных зерен двенадцати злаков без клейковины, — уточнил я. — Мэвис звонила несколько минут назад и сообщила, что репетиция группы «Нью Скэттергуд Сингерз» затягивается допоздна. Она не успевает домой к ужину, зато оставила для меня основательный сэндвич в холодильнике.