Журнал «Если», 2008 № 01 - Страница 9
Камрад недовольно задрал хвост и не оглядываясь пошел к дому. Кот был явно расстроен, но он был котом полковника и принимал судьбу такой, какая она есть. Полковник проводил взглядом торчащий из высокой травы, медленно удаляющийся серо-полосатый восклицательный знак и вместе с генералом направился к вертолету.
Выгнутая наружу дверца американского красавца захлопнулась, навсегда разлучая полковника с Камрадом, вертолеты взревели, охрана споро погрузилась в приземлившийся неподалеку десантный борт, и воздушный конвой, на миг склонив граненые остекленные морды, ринулся в сторону столицы.
Камрад долго смотрел вслед, потом не выдержал, мяукнул жалобно, по-котеночьи, и побежал за чудовищами, уносящими хозяина. На поляне с полегшей под вертолетными винтами травой он остановился, мяукнул еще раз, уже безнадежно, и медленно пошел к опустевшему дому.
Это было неправильно. Полковник не понимал, что ему делать, он ожидал увидеть своего давнего врага и был готов атаковать его, и погибнуть тоже был готов, дело военное, хотя и неприятное. Но кораблей было много, вели они себя мирно, и вот именно к этому-то он готов не был.
«Сука», — подумал полковник, имея в виду скорее генерала и прочую земную начальственную свору, чем кого-нибудь еще. Потом поправился: «Суки!»
Он прекрасно понимал, что должен напасть на эскадру, будь в ней хоть тысячи кораблей. Да хоть сколько! Как они там сказали? «Совершить акт ритуальной агрессии».
И не мог.
Когда-то давным-давно, сорок лет и одну эпоху тому назад, его противнику было куда легче. Обстрелял спутник-мишень, вот тебе и агрессия, вот тебе и начало контакта. Первый камень, так сказать, брошен. Хотя, может быть, чужак напал бы и на космическую армаду, если бы у Земли таковая имелась, кто знает этих пришельцев? Но ведь не было у Земли ни черта, кроме пары сотен совершенно беззащитных спутников, русских и американских, да одной-единственной экспериментальной орбитальной станции с плохоньким стрелковым вооружением. Повезло чужаку!
Наконец полковник матюгнулся и решительно развернул пушку в сторону планеты. Агрессия так агрессия в планетарном масштабе!
Поверхность чужой планеты заполнила собой поле зрения прицела. Из космоса вообще очень хорошо видно, что происходит на поверхности Земли-матушки, это отмечали все, кто когда-нибудь выходил на орбиту. И другие планеты, как выяснилось, не были в этом плане исключением. Оптика услужливо превратила выпуклую поверхность в плоскую. Сейчас полковнику казалось, что он явственно различает на чужаке какие-то города, реки и еще что-то непонятное, словно он рассматривал через лантановые линзы прицела огромную печатную плату, покрытую зеленым лаком, с темно-золотистыми дорожками водных и прочих магистралей и вкраплениями малюсеньких изящных разноцветных деталек неизвестного назначения.
— Говнюки! — буркнул он, снова адресуясь к земному начальству. — Небеса бывают высокие и низкие, свои и чужие, но небес на халяву не бывает, слышите вы, уроды! Сейчас будет вам агрессия! Ритуальней некуда!
И выпустил короткую злую очередь по планете, сразу же после этого перебрасывая турельную установку в сторону открытого космоса. Чутье военного летчика подсказывало ему, что его давний противник появится именно оттуда. На автоматическое целеуказание полагаться было бессмысленно — вон сколько кораблей-целей, весь экран радара словно грязью забрызгало!
Инстинкт не подвел полковника. Более того, эскадра, окутавшись защитной дымкой, величественно откатывалась вовне, освобождая место для поединка, а на границе видимости уже выпрыгнула знакомая льдистая точка. Стрелять было бесполезно, на таком расстоянии попасть практически невозможно, ведь старенький баллистический вычислитель рассчитывал поправки только с учетом гравитационного поля Земли, разработчики станции никак не могли предполагать, что их детищу придется сражаться на орбите чужого мира.
«С матки стартовал, — с ненавистью подумал полковник. — Ну, давай режь скорее! Что там у тебя? Лазер-фазер? Или еще какая-нибудь фигня? Кончай этот балаган, не телись, мы же с тобой все-таки люди военные».
Чужак почему-то представлялся полковнику чем-то вроде немецкого летчика-аса времен второй мировой войны, причем аса ненастоящего, киношного. Вот он, затянутый в черный кожаный комбинезон, отпил из бокала вина, бросил какую-то шутку — окружающие радостно осклабились, — забрался в кабину разрисованного крестами истребителя и пошел на взлет, чтобы наказать этого нахального русского, абсолютно уверенный, что вернется допивать свое поганое вино.
«Бред какой-то, — подумал полковник. — Черт-те что в голову лезет. Так и рехнуться недолго! И наплевать, какая разница, в конце концов, ну, погибну, с кем не бывает».
И все-таки так вот, нелепо и беспомощно, погибать не хотелось.
Чужак стремительным рывком преодолел расстояние до станции и теперь неподвижно висел в паре километров от нее, окутанный полупрозрачной защитной аурой, словно вмерзшее в лед насекомое. Казалось, он с брезгливым любопытством рассматривал агрессора, прежде чем приложить его как следует. Это было оскорбительно, так что полковник снова выругался. Чужак, словно услышав, скачком сменил позицию, переместившись на несколько градусов по азимуту, на миг сбросил защиту и аккуратно отсек раскинутые плавники солнечных батарей станции. Сделал он это легко, даже изящно, будто опытный фехтовальщик стремительным и незримым толедским клинком обрубил уши деревенскому увальню, посмевшему помочиться при даме его сердца. Только вот не уши надо было рубить наглецу, ох, не уши!
За то короткое мгновение, пока чужак оставался без своей льдистой, дымчатой брони, полковник успел поймать его в прицел и воткнуть длинную очередь прямо в голову бескрылой космической стрекозы. Опасно загудел корпус старенького модуля, отзываясь на работу автоматической пушки.
— Эх, Камрад ты, Камрад, экий же ты дурачина, Камрад… — давя на электроспуск, повторял полковник, обращаясь неизвестно к кому, не то к коту, оставшемуся на далекой Земле, не то к незадачливому чужаку, так бессмысленно подставившемуся под выстрелы, а может быть, к самому себе.
Полковнику показалось, что чужак даже задергался под ударами 23-миллиметровых бронебойных снарядов, но, наверное, только показалось. Мало ли что кажется человеку перед смертью…
И тут с флагмана чужаков ударило зло, ожидаемо, невидимо и страшно, и станция «Алмаз-6» перестала существовать в том виде, в котором была создана человеческими руками.
Последнее, что понял полковник — задание он перевыполнил, а стало быть, провалил.
Над поляной без видимой опоры висел небольшой кусок светлого оплавленного металла с радужными вкраплениями меди, стекла и еще чего-то непонятного, черного и обугленного. Пространство вокруг него было темным, с живыми крупными глазками нездешних звезд, а дальше светлело, переходя в обычное, сквозь темную бездну начинали просвечивать деревья, и уже метрах в десяти от артефакта космос сходил на нет, уступая обычному среднерусскому небу.
Двое стояли на небольшой утоптанной площадке и смотрели на размытую черную проталину космоса в золотистом воздухе сентябрьского вечера.
Темнело, становилось зябко, казалось, ночь сочится из темной пробоины в русском небе, заливая все вокруг, и только по обозначенной звуками человеческого вечера тишине можно было понять, что космос остается там, где ему и полагается, а мы — на Земле.
— Памятник? — спросил пожилой поджарый человек второго, совсем уже старого, одетого в поношенный генеральский китель и спортивные штаны.
— Может быть, и памятник, а может, просто окошко. Форточка во Вселенную. — Второй похлопал себя по карманам кителя, вытащил пачку сигарет и закурил. — Вот, появилась однажды в Арефино эта штука, мы уже привыкли, вреда от нее никакого, а убрать не получается. Военные приезжали, покрутились-покрутились и обратно уехали ни с чем. Так вот и осталась у нас эта достопримечательность. Иногда в этой промоине видны корабли чужаков, иногда даже планету видно. Камень бросишь — он там и появится, а людей не пускает.