Журнал «Если», 2007 № 04 - Страница 30

— Пора. Тот тоже не спит, и я боюсь, как бы он не рванул бежать и нам снова не пришлось гнать его целый день.

— Неужели волшебники всегда встают так рано? — потягиваясь, пробормотал Аосто.

— Волшебники встают, когда потребуется. — Это были последние, ни к чему не обязывающий слова, дальше двое преследователей пробирались молча, боясь спугнуть противника, который и без того не спит.

Волны безнадежного страха долетали к магу, на этот раз никакой копящейся силы за ними не скрывалось. Неужто черные пауки — единственное, чем располагал противник? Но ведь среди инфернальных сущностей не встречалось подобных существ, значит, пауков темный маг создал сам, а для этого нужно быть бесконечно, изощренным мастером. Во всяком случае, прежде Больцано не слыхивал о подобных умельцах. Не исключено, что изощренный мастер может скрыть и готовящийся удар. Еще сутки назад Больцано голову прозакладывал бы, что это невозможно, но и создавать исчадья тьмы тоже никому прежде не удавалось, так что голову закладывать бесполезно, она и так на кону.

— Где он может засесть? — спросил Больцано одними губами.

— На склоне есть пещерка, — также беззвучно ответил проводник. — Маленькая, но карлик вобьется. Не иначе — там.

— Выход смотрит на нас?

Аосто кивнул.

— Поднимись на вершину и вспугни его оттуда, чтобы он выполз. А я постараюсь его перенять на выходе.

Аосто понимал, что сейчас ему предназначена роль живца в поединке двух магов, но согласился, не колеблясь. Кто бы ни засел в пещере, он преступник, и коронер должен его взять, даже если при этом придется погибнуть самому.

Пару минут Больцано следил, как напарник пробирается в зарослях, чтобы выйти к предполагаемой пещере сверху, затем сам двинулся вперед. Никогда прежде он не принимал столько мер предосторожности при таком явном отсутствии угрозы. Противник слаб, безоружен, беспомощен и напуган. Кажется, он плачет, сидя в своей норе.

Можно встать, не скрываясь, подойти, вытащить его на свет и расспросить, что же все-таки произошло в придорожной гостинице. Но в заплечном мешке у Больцано лежат три смертельных шарика, какие не под силу создать никому из ныне живущих магов. Значит, слабость, боль и испуг — лишь хитрая маскировка.

Сверху послышался треск, посыпались камни, затем голос Аосто проревел:

— Не уйдешь!

Именно так, не скрывая мощи, командовал имперский чиновник стражниками, окружившими логово бандитов или засевшего в доме убийцу. И хотя рядом нет стражников, всякому ясно: раз Аосто вцепился в добычу — преступник не уйдет.

В ответ зазвенел срывающийся на визг голос:

— Дядька, пусти! Пусти, тебе говорят!

Больцано, забыв об осторожности, кинулся на звук голосов.

Аосто стоял у пещерки и держал извивающегося мальчишку лет десяти. Не заламывал рук — чего там заламывать? — а держал за ухо, словно сторож, поймавший мелкого воришку. Мальчишка извивался и норовил пихнуть противника ногой.

— Гляньте, сударь, — воскликнул Аосто. — Это же Радим, мальчик на побегушках из таверны! Я еще гадал, куда он делся. Среди мертвых его нет, среди живых — тоже. А он во куда ускакал!

Больцано подошел, глянул пристально. Теперь, под прямым взглядом, было видно, что магические способности у парня есть, но слабенькие и неявные. Его бы в хорошие руки, к строгим, но любящим родителям, к приятелям, от которых и тумаков можно получить, но беззлобных, просто от широты души, и вырос бы человек, не знающий, что гнездится в нем темная сила. А что делать теперь, когда парень знает, кто он такой, и уже применил свои способности, чтобы поквитаться с теми, кто день за днем нещадно гонял его, забывая сказать хотя бы доброе слово?

— Хозяина ты убил? — спросил Аосто, встряхнув мальчишку так, что у того зубы лязгнули.

— Не убивал я никого, они сами померли! — завопил мальчишка привычно жалобным голосом. — Пустите меня, чего ухи дерете, я вам ничего не сделал!

— Откуда ты их взял? — спросил Больцано, показав Радиму скляницу, в которой копошились пришедшие в себя паучки.

Радим затравленно поглядел на мага и ничего не ответил.

— Мне что, два раза повторять?…

— Пусть этот ухо отпустит. Мне хозяйских заушений хватает, чтобы еще чужие ухи крутили.

— Отпусти, — приказал Больцано. — Он уже никуда не убежит. И захочет, да не сможет.

— А где темный маг? — спросил Аосто.

— Вот он и есть. Кто бы мог подумать?… У детей колдовских способностей быть не должно, а то малец, не подумавши, со всеми своими обидчиками так поквитается, что те и костей не соберут. А этот, видать, повзрослел прежде времени. Солоно у хозяина приходилось?

— Спрашиваешь… — хмуро ответил Радим, растирая накрученное ухо.

— За это и убил?

— Никого я не убивал. Я ночью сплю, из чулана не вылажу, если хозяин не поднимет. Ничего я не видел, и почему они померли — не знаю.

— Пауки твои?

— Пауки сами по себе. Делать мне больше нечего, только на пауков любоваться. У меня в чулане пауки в каждом углу сидят.

— Но уж не такие.

— А мне без разницы…

Разговор начинал идти по кругу, и Больцано прибег к решительному средству:

— Ты хоть знаешь, кто перед тобой? — спросил он, кивнув на Аосто.

— Да уж знаю, видал его, когда во дворе мужики топорами посеклись.

— А теперь он по твою душу приехал. Хозяин-то умер злой смертью, да и не один, а с женой и слугами. Только ты жив и остался, так что тебе и ответ держать.

— Не знаю я ничего и никого не убивал, я спал, а они сами померли, — затянул мальчишка на привычный лад, но Больцано не дал закончить.

— Ты голову мне не морочь, вина твоя вся на ладони. Отвезут тебя в город и как отравителя посадят на кол.

— Уж лучше на колу сидеть, чем та каторга…

Мальчишку, кажется, ничто не могло прошибить.

— А кто я такой, ты знаешь?

— Да кто б ты ни был, лишь бы не был.

— Так вот, я волшебник и могу тебя от этого человека забрать себе. Но ты мне врать не смей, я твои враки вижу прежде, чем ты их придумывать начнешь.

— Волшебник… — презрительно протянул Радим. — Меня уже один такой обещался в ученики взять. И где он? Ушел и забыл.

— В ученики я тебя брать не собираюсь, — Больцано видел, что парень чувствует в нем чуждую силу и, значит, обман распознает сразу, — а от закона спасти могу. Вот и выбирай, где тебе приятнее — у меня или на колу?

— На колу сидеть хоть и больно, да не долго, а вы, поди, на всю жизнь запрете.

— От меня на кол никогда не поздно, а вот с кола ко мне уже не соскочишь, так что думай веселее. Ко мне хочешь попасть — правду отвечай.

— Ну?… — сдался Радим.

— Где пауков взял?

— Из грязи скатал.

— Ну-ка, скатай еще одного.

Радим развел чумазыми руками.

— Тута грязи нет, чисто кругом.

— А на постоялом дворе есть?

— Было маленько, так я все в шарики скатал, из которых пауки вылупились.

Больцано глянул на Аосто. Тот ничего не понимал.

— Место, где оборотня завалили, далеко?

— Порядочно. Но нам все равно в ту сторону идти, куда парня ни поведем, а тракта не миновать.

— Слышал? Ну так вставай, пошли.

— Я в гостиницу не вернусь, — сказал Радим. — Лучше сразу на кол сажайте.

— На кол успеешь. А в гостиницу нам и не надо, сам же сказал, что грязи там не осталось. Вот мы и поищем такое местечко, где грязи много, там и покажешь свое умение.

Больцано ослабил магические путы, позволив Радиму встать, и все трое направились в обратный путь.

Место, где странствующие маги завалили оборотня, внешне ничем не отличалось от всякого другого, но перед магическим взором представал полный разгром. Тварь хотели взять живьем, об этом свидетельствовали следы нескольких ловушек, но волкулак, битый и тертый, сверхъестественным чутьем угадал их и, развернувшись, пошел на загонщиков, так что тем оставалось только убить чудовище или погибнуть самим. Охотники свою неудачу выдали за победу, и округа до сих пор радуется избавлению от оборотня, не замечая, что скверна, вытекшая из убитого, отравляет людские души. И ничего не поделаешь, каждый светлый маг, ступив на путь борьбы с силами зла, совершает ошибки, из-за которых количество зла в мире только увеличивается.