Журнал «Если», 2006 № 03 - Страница 27

Еще нельзя было увидеть саму мурену, но уже давало знать о себе ее смертоносное дыхание, опережавшее чудовище на несколько дней.

Ахаб покопался в карманах грязного комбинезона, извлек оттуда огрызок сигары и закурил. В этот момент на валу поблизости от него появилось небольшое лохматое существо. Короткими быстрыми прыжками оно пересекло полосу раскаленных солнцами плит и с удовлетворенным вздохом вспрыгнуло к нему на руки. Ахаб невольно улыбнулся. Резким толчком он подбросил мюлариса в воздух, ловко подхватил его на подставленную ладонь и поднес к лицу.

– Привет, малыш, – ласково пробормотал он. – И откуда только ты взялся?

Мюларис в восторге перекувырнулся несколько раз, быстро вскарабкался к нему на плечо, тут же вернулся на ладонь и уютно устроился там. Ахаб некоторое время всматривался в его мордочку, потом опустился на колени и посадил мюлариса на бордюр из светлого камня.

– Посмотри-ка туда! – И он махнул рукой в направлении мятущихся на горизонте туч. – Туда, туда! Ты видишь? Надвигается большая опасность. Нужно уходить.

Мюларис заморгал и с любопытством оглянулся в сторону, куда указывал Ахаб. Несколько мгновений он всматривался в неясные темные массы, постепенно заволакивавшие фиолетовое небо над горизонтом, потом подпрыгнул, перекувырнулся через голову, уселся на задние лапы и принялся деловито расчесывать густую шерстку у себя на груди.

Непонятное безразличие маленького создания к надвигавшейся угрозе зародило в голове у Ахаба какие-то смутные мысли. На мгновение его охватило почти болезненное ощущение ирреальности происходящего. Что делал здесь он сам, добровольный Робинзон? Когда они высадились полгода тому назад на Ансиле, Холландер четко определил обязанности каждого члена команды. Ахаб был биологом, и его работа заключалась в изучении стресса, переживаемого местной фауной по мере приближения мурены.

Совершенно случайно, пытаясь уловить на космических снимках признаки массовой миграции животных, он обнаружил замок с возвышавшимся над его стенами донжоном. Холландер с небольшим отрядом отправился туда на разведку. Они ничего не обнаружили – ничего, кроме пустой цилиндрической башни посреди квадрата высоких стен, к которым с внутренней стороны лепились, подобно ласточкиным гнездам, небольшие каменные пристройки без окон. Радуясь избавлению от сырости джунглей, команда быстро перебралась в сухие, прохладные помещения замка.

Через некоторое время из подземелья на поверхность вышли мюларисы.

Ахаб с трудом разбирался в своих воспоминаниях, едва отличая реальные события от плодов воображения. С поля битвы, развертывавшейся там, на расстоянии доброй сотни километров, в которой участвовали Ансиль и мурена, до него не доносилось ни малейшего отголоска. Ни единого дуновения ветерка. Даже ворчания грома – и то не слышно. Ярость пряталась за горизонтом, за пеленой медленно вспухающих туч.

– Нужно уходить, – снова сказал Ахаб.

Он повторял мюларисам эту фразу множество раз подряд, хотя и понимал, что все бесполезно.

Мюларисы оказались глухими. Это было одним из первых открытий, сделанных Ахабом при их изучении. В первую же ночь они притащили откуда-то труп недавно умершего от старости самца с темно-серой шерстью. При вскрытии, наряду с другими необычными деталями, выяснилось, что у мюларисов есть только атрофированное внутреннее ухо, точнее, его жалкие остатки.

Ахаб удивился, обнаружив это. Хотя он еще не спускался в подземный лабиринт мюларисов, было ясно, что они живут под землей. В большинстве подобных случаев эволюция приводила к появлению существ с исключительно тонким слухом, что должно было компенсировать неблагоприятные для органов зрения условия. У мюларисов же все было иначе. Основным органом чувств у них было зрение, на которое «работала» почти половина центральной нервной системы.

Именно зрение лежало в основе социального поведения мюларисов и их многочисленных ритуалов. Правда, Ахаб понял это только гораздо позже, после того, как обнаружил вход в подземелье – узкую щель в плотно утрамбованной земле в центре двора – и впервые исследовал небольшую часть подземного лабиринта. Тем не менее из этой первой экспедиции он вернулся с множеством сведений о мюларисах и с уверенностью в их разумности.

– Мы можем общаться с ними? – поинтересовался Холландер, познакомившись с докладом Ахаба.

– При условии, что посвятим этой проблеме достаточно времени. – Ахаб улыбнулся. – Я подумал об этом, капитан, когда был внизу, и начал разрабатывать основы визуальной азбуки. Чтобы нормально общаться, потребовалось не больше сотни достаточно простых пиктограмм. Сейчас нужно только проверить, что у меня получилось.

Холландер уронил доклад на стол.

– Мы здесь из-за мурены, Мишель. Не забывай этого.

Но Ахаб не подчинился приказу капитана. Он постарался забыть его, забыть до того момента, когда возвращаться назад будет уже поздно.

Со вздохом он швырнул остатки сигары вниз, в джунгли. Заинтригованный его жестом мюларис прекратил туалет и уставился на Ахаба, помаргивая глазами. Тот снова взял его на руки. Темная шерстка зверька была горячей.

– Ладно, – промолвил он, усаживая мюлариса на плечо. – Да, мы любим друг друга. Но не пытайся обманывать себя: это любовь без будущего.

Ахаб прошел по гребню вала до лесенки из гиперуглеродного волокна, спускавшейся вниз, на квадратный двор, лежавший в десятке метров у него под ногами, и начал спускаться. Идея установить лесенку принадлежала Холландеру. После первого же осмотра замка Холландер был удивлен тем, что нет никаких приспособлений, позволяющих подняться со двора на вершину вала.

– Ты не находишь, что это очень странно? Построить такое сооружение и не иметь возможности воспользоваться им…

Ахаб тогда только задумчиво покачал головой вместо ответа. Странным было все, что имело отношение к замку. Прежде всего, его древность – замеры радиоактивности сооружения дали цифру около десяти тысяч местных лет. Затем, его происхождение. Учитывая массу отдельных блоков, из которых был воздвигнут замок, можно было не сомневаться, что мюларисы не участвовали в его сооружении. Тем не менее Ахаб установил, что размеры бороздок, покрывавших поверхность каменных плит вокруг донжона, в точности соответствовали ширине лапки мюлариса. Следы когтей, весьма многочисленные, были практически одновозрастными со временем строительства замка. Разумеется, это не могло быть простым совпадением.

Но каково тогда назначение донжона? Как его использовали? Ахаб работал на протяжении полугода без единого дня отдыха. Но так и не смог найти ответа на эти вопросы.

– Может быть, я подхожу к этой проблеме не с той стороны, – пробормотал он, поворачивая голову, чтобы посмотреть на сидящего на плече мюлариса. – Или вы скрываете от меня что-то важное. Что скажешь?

Но зверек исчез. Конечно, он спрыгнул с плеча во время спуска по лестнице, и его вес – какие-то десятки граммов – был настолько неощутим, что Ахаб не уловил этот момент.

Теперь двор, находившийся в нескольких метрах под ним, оказался заполнен мюларисами. Их было множество – наверное, тысяч десять. Необычное скопище зверьков удивило его. Он еще ни разу не наблюдал ничего подобного. Он преодолел последние перекладины и осторожно ступил на землю. Мюларисы не спеша расступались перед ним. Ахаб вскоре достиг центра двора. Мюларисы кишели вокруг, образуя сплошной мозаичный ковер из шкурок разных оттенков белого, черного, серого и коричневого цветов.

Ахаб поднял руку и очертил в раскаленном воздухе вертикальный круг.

И тут же страшное волнение охватило массу мюларисов, принявшихся подскакивать в воздух, меняться местами несколько раз в течение секунды, носиться по двору в разных направлениях, то и дело останавливаясь, чтобы потанцевать на месте. Когда Ахаб в первый раз наблюдал подобную суету, ему показалось, что перед ним разворачивается картина броуновского движения.

Завораживающий балет продолжался не более нескольких секунд. Затем мюларисы собрались в центре двора, образовав плотный круг диаметром в десяток метров, внутри которого появилось изображение великолепно сымитированного человеческого глаза. Ахаб с восхищением отметил, что все зверьки, обозначившие зрачок, были с черной шерсткой, но среди них виднелось небольшое белое пятнышко – идеальная копия светового блика на поверхности хрусталика.