Журнал «Если», 2005 № 07 - Страница 72
— Вы хотите сказать… — начал было один из академиков, но Кьон оборвал:
— Я уже сказал то, что хотел. Мы результат хроноклазма. Земля — планета мавов, и лишь машина времени позволила им, вернее, вскоре позволит, переписать историю.
— Но это нонсенс, — возразил другой ученый. — Если изначально на Земле жили мавы. Каким образом возник хроноклазм?
— Изначально? — усмехнулся Сегье. — Отвыкайте от стереотипов, мой друг. Время — не лента из прошлого в будущее, это еше одно измерение. Ваш вопрос нелеп; вы ведь не станете спрашивать, что было до Большого Взрыва?
— До Большого Взрыва еше не было времени, как такового, — заметил математик Тарасов, один из лучших специалистов мира. — Но миллион лет назад физические законы не отличались от сегодняшних.
— Верно. Однако вспомните топологию. Прямые, никогда не пересекающиеся на плоскости, легко пересекутся на сфере. Время вводит в наш мир четвертую координату и линии, не способные пересечься в трехмерном пространстве, могут встретиться, и не раз, в четвертом измерении.
— История — непрерывная функция, иначе теряется сам смысл…
— Смысл чего? — оборвал Сегье. — Довольно антропоцентризма! Понятие «смысл» субъективно. Да, с нашей точки зрения, кажется нелепым предположение, что в вопросе о первичности курицы или яйца правильный ответ — «не существует понятия первичности». Однако это так. Односторонней поверхности тоже «не может быть»!
— Не кипятитесь, — Тарасов улыбнулся. — Вы говорите не со школьниками. Лучше скажите, как вы понимаете «первичность» применительно к нашей проблеме? Ведь КТО-ТО должен был первым изменить время.
— Что было раньше, курица или яйцо? — коротко спросил Сегье.
— Но в таком случае налицо бесконечный цикл, вырваться из которого невозможно.
— Почему же?
— Потому что наше решение, каким бы оно ни было, также станет частью цикла.
Сегье улыбнулся.
— Вы ошибаетесь. Действительно, мавы умудрились создать хроноклазм, превративший историю Земли в маятник. Пока действуют правила игры, цикл не может прерваться и на Земле раз в миллион лет меняются цивилизации. Но время, как и все на свете, непрерывно движется. Сфера Времени расширяется от эпицентра Большого Взрыва, будто могучая, текущая в вечность река. А в реку, как известно, нельзя войти дважды…
Сегье скрестил на груди руки.
— Да, люди и мавы раз за разом совершают гребки против течения. Но циклы не идентичны друг другу, ибо с каждым мгновением фронт волны улетает все дальше, скачками отбрасывая нас в прошлое. Сама «вода» — меняется, и потому у нас есть шанс разорвать цепь.
Кьон внимательно оглядел присутствующих.
— Если мы совершим сразу два гребка, — сухо сказал он, — наши соперники пойдут ко дну.
Повисла глубокая тишина. Кьон вздохнул.
— Сейчас не так важно, кто «первым» нарушил течение истории. Важно, что мавы неверно рассчитали вмешательство в прошлое и каким-то образом помогли людям выжить. Люди же, в свою очередь, помешали мавам стать разумными, истребив их предков — доисторических китайских панд. Проще говоря, вмешательство мавов спасло людей; люди уничтожили мавов; из-за этого мавы не смогли совершить вмешательство, и люди вымерли; поскольку люди вымерли, на свет появились мавы и изменили историю.
Проблема заключена в следующем, — после долгой паузы, продолжил Сегье. — С нашей сегодняшней позиции, из-за хроноклазма, мавы так и не возникли. Их вмешательство в прошлом не могло иметь места. Это значит, в нашей с вами нынешней истории люди вымерли миллион лет назад, на плато Лопэ.
— То есть как?! — воскликнул академик Бартоло.
— Очень просто, — ответил Сегье. — Едва мы, сегодня, доживем до момента, когда мавы — в несуществующем мире — отправятся в свою роковую экспедицию, НАШ мир исчезнет. Мгновенно. Его место займет планета разумных панд, с собственной миллионолетней историей! И лишь только мавы отправят в прошлое экспедицию, нарушившую течение времени, как вновь исчезнут, просуществовав миллион лет, которых никогда не было. И для них, и для нас, это означает… — Кьон подался вперед, — что завтрашнего дня не будет. Никогда. Наши народы выпадут из Вселенной, оставшись лишь внутри петли длиной в миллион лет, обреченные бесконечно творить одну и ту же историю. По очереди.
— Цикл, — кивнул Тарасов.
— Последний цикл, — жестко оборвал Сегье.
Повисла пауза.
— Это невозможно, — ответил наконец Тарасов. — Я знаю, что вы сейчас предложите: самим отправить в прошлое экспедицию, чтобы спасти людей в Габоне и навсегда вычеркнуть мавов из истории Земли.
— Верно, — кивнул Сегье.
— Таким образом, люди сами создадут упомянутый хроноклазм, благодаря которому они сейчас существуют, и вмешательство мавов перестанет быть необходимым, как и в целом возникновение их народа.
— Именно.
— А что, если мавы придут к аналогичному решению? — Тарасов прищурил глаза. — Ведь и они теперь знают о нас. Им достаточно НИЧЕГО не сделать, и люди исчезнут…
— Напротив, — Кьон покачал головой. — Теперь, поскольку хроноклазм создадим мы сами, точка пересечения исторических линий исчезнет. Мавы попросту перестанут существовать, если ничего не предпримут.
— Маловероятно, чтобы они ничего не предприняли.
Сегье помолчал.
— Я думал над этим, — произнес он наконец, явно через силу. — Вы правы, нельзя недооценивать мавов. Они вполне способны прийти к тем же выводам.
— Что же вы предлагаете?
Мертвая тишина.
— Нам придется уничтожить их экспедицию, — тяжело сказал Кьон Сегье. — Мы отправим в прошлое отряд профессиональных охотников. Их задачей станет истребление обезьян, угрожающих нашим предкам. Но помимо охотников в прошлое полетит элитный отряд вооруженных до зубов бойцов. И если мавы попытаются нам помешать…
Кьон обвел присутствующих мрачным взглядом.
— Их встретит меч, — закончил он жестко. — Земля не коммунальная квартира.
Вот так Сегье выступил на консилиуме. Вроде француз, не шотландец, а туда же: должен остаться только один! Мне-то что, я солдат: прикажут, полечу хоть к динозаврам. Но даже мне было не по себе. Коулз, бедняга… Знал бы он, чего наворотил — перевернулся бы в кишках у того проклятого тигра…
Джонатан Уэбб, «Судьбы нет», август 2029
(фрагмент биографической повести)
Первая пуля ударила Коулза в бедро. Тяжелая, разрывная. Сила удара подбросила человека, словно игрушку, перевернула в воздухе. Вторая пуля раздробила нагрудный блок приборов, пробила плечо и со вспышкой разорвалась в стволе дерева. Коулз молча повалился на сухие листья.
Сегье не стал подходить ближе. Удостоверившись, что напарник надежно выведен из строя, он сунул пистолет в кобуру и вытащил из кармана мини-компьютер.
— Не сердись, — Кьон виновато улыбнулся. — Я не люблю спорить.
Коулз судорожно дышал. Превозмогая страшную боль, он заставил непослушное тело перевернуться на спину. Дрожащая левая рука нащупала на поясе пульт управления скафандром, не глядя ударила по кнопкам. Умная электроника мгновенно перетянула развороченное бедро, остановив фонтан крови.
Закрыв глаза, Коулз напряг волю, борясь с беспамятством. Сегье на него не смотрел; он подключал мини-комп к диагностическому разъему своего скафандра.
— Тебя сожрал тигр, — сообщил он печально. — Какая потеря.
Коулз открыл глаза.
— Подонок… — выдохнул он.
Сегье рассмеялся.
— Я предупреждал: не становись на дороге. Помнишь? Позавчера.
— Глупец… — Коулз приподнял голову. — Скафандры все регистрируют. Тебя посадят на электриче…
— Трон! — оборвал Сегье. Отсоединив мини-комп от скафандра, он гордо хлопнул себя по груди. — Не старайся быть глупее, чем ты есть, солдат. Я позаботился о черном ящике еще дома, прежде чем отправиться сюда.
Коулз сглотнул. От потери крови мутилось в голове, боль красила мир в пурпур. Ненавистный голос Сегье доносился будто из-под воды.
— Ты безумен, — прохрипел раненый. — Что ты… намерен делать?!