Журнал «Если», 2005 № 03 - Страница 61

Она виновато посмотрела на Завацкого.

— Я вижу, вы не едите. Это правильно. Держитесь, пока можете. Я бы сама…

— Так-так. — Завацкий нахмурился. — Атташе бегают по инопланетным ресторанам… Вы представляете, что вам грозит?

Каринэ чуть улыбнулась:

— Думаю, что трибунал. Но пока не закончится расследование, посольство существует. Никто не вправе покинуть землю Соль и уйти Пустой Норой. Господин Ландмейстер поступил правильно. Он хотел спасти нас всех.

— Себя он хотел спасти! — не выдержал теир. — Себя! Вы действительно не понимаете, госпожа Каринэ? Едва он узнал, что его сотрудники просиживают в местных закусочных… или же, говоря иначе — в местах потенциальной вербовки, он должен был сделать… что?…

— Оповестить привратников, — убитым голосом сказала Каринэ.

— Объявить чрезвычайное положение. Сдать гарнизону Пустой Норы оружие, перевести сотрудников в бункер гарнизона, уничтожить маски…

— …и, возможно, потерять мир Соль. Сотрудники отправились бы на океанские фермы, а сам Ландмейстер сжег бы себя из именного фу-зионера. Да, похоже, другого выхода не было. Что же случилось дальше, госпожа Каринэ?…

…Через несколько дней Пустая Нора запульсировала. На целый месяц Соль оказалась отрезана от метрополии. Прахом пошли надежды Ландмейстера; блестящий гамбит обернулся детским матом.

Начали исчезать люди. Ландмейстер пропал одним из первых.

Сольо объявили землянам ультиматум.

— Ультиматум?…

— У меня есть копия. Вот, не угодно ли взглянуть?…

Госпожа Михайлян вновь принялась рыться в рюкзачке. Нужная бумага все не находилась. Каринэ пыхтела, потела, сдувала со лба непослушную прядь, наконец решилась на крайние меры.

Тарелки поехали в сторону; социологиня перевернула рюкзачок, и на столик посыпались карточки, использованные салфетки, стикеры, карандаши. Шоколадка. Книга.

Фузионер.

— Ой! Совсем забыла!

Краска залила ее лицо. Госпожа Михайлян торопливо запихала оружие обратно. Следом сгребла карточки, стикеры, ресторанную солонку. Схватилась было за томик, но Денис ее опередил.

— Вы позволите?…

Каринэ кивнула.

— Ваша? — Теир рассеянно перелистал книжку. «Скандинавские мифы и легенды» — значилось на обложке. Между листами обнаружился залитый в пластик документ; сами страницы местами были покрыты бурыми пятнами, похожими на кровь.

— Э-э… Нет. Это Марвина… вернее, Ландмейстера.

— Так Ландмейстера или Марвина?…

Каринэ закашлялась. Схватила стакан воды, торопливо отхлебнула.

— Марвин дал почитать Ландмейстеру — перед тем, как тот исчез. Нам ее вернули вместе с одеждой пропавшего и ультиматумом. Сольо уверены, что книга поможет понять суть происходящего… Собственно, она и несла в себе послание.

— Вот это? — Денис подцепил ногтем листок в пластике.

Девушка опять кивнула.

— Хорошо. Разберемся.

Послание сольо и книга отправились в рюкзак теира. Послышалось угрожающее сопение. Каринэ отбросила с глаз челку и неодобрительно посмотрела на детектива.

— Откуда у вас оружие? — поинтересовался Денис.

— Нам полагается. По штату, — она замялась. — Я исследую обстановку, собираю информацию…

В этот миг Завацкий увидел ее всю как на ладони. Дочь влиятельного рыцаря. Взбалмошная, непоследовательная, бестолковая. И очень, очень гордая. Информацию собирает? Как бы не так! На дракона она охотится. Сама охотница, сама и приманка…

Денис задумался.

По всему выходило, что оснований считать пропавших мертвыми не было. Ну вещи, ну одежда… Сольо отвечали просто: охота близится. Зверь голоден; скоро весь мир пожрет, как вы не понимаете?

То, что они при этом помнили о послах, радовало. Смерть в обществе сольо — табу. Мертвого не существует, а раз о беднягах говорят, — значит, не все потеряно.

Ох, глупо все как… По вечерам пропадают служащие, и всегда — вдали от посольства. Дознания никто не ведет, да и смысл? — все равно нападет ночью голод, и очередная жертва уйдет в темноту. А утром доброжелательные сольо принесут пакет с мятым бельем и тапочками…

— Сенешаль Митяев одно время вел расследование, — вдруг сказала Каринэ. — Вы его расспросите, он толковый, хоть и служака. Правда, я боюсь, что он-то как раз и стоит за всем этим…

— Хорошо, я поговорю. Сколько всего человек пропало?…

— Пятнадцать.

Ага. Из девятнадцати. И если Ландмейстер исчез одним из первых — нет повести печальнее на свете. Без начальства, без надежды на спасение, конечно же, за месяц посольство тихо-мирно скончалось. Бедняги не могли даже сдаться привратникам, потому что Нора пульсировала, не пуская никого внутрь.

— Ладно, Каринэ, — Денис деликатно накрыл пальцы социолога своей ладонью. — Проводите меня в здание посольства. Мне надо переговорить с оставшимися работниками и просмотреть данные на компьютерах. — Он вздохнул: — Кстати, а что на том берегу канала?

— На том?… А что такое?

— Пустынно, — пояснил Завацкий. — Подозрительно как-то… Здесь народ кишмя кишит, а на той стороне словно вымерло все.

— Ну да. Это кладбище сольо. Помните, я рассказывала о табу? В тех краях бывать запрещено.

— А как же они хоронят?

— Перед смертью у сольо притупляются социальные инстинкты. Умирающий уходит за реку и там остается навсегда.

— А коврик на берегу… во-о-он тот, видите? Это тоже часть ритуала?

Госпожа Михайлян посмотрела на теира, словно на идиота:

— Это наш коврик. Посольский.

— Но…

Внезапно Денис почувствовал, что устал. Голова шла кругом от обилия впечатлений. Навалились апатия и голод.

— Хорошо, — покорно согласился он. — Проводите меня, пожалуйста, в посольство, Каринэ.

Оставшуюся часть дня Денис переписывал в Абу окружающую реальность. С того дня, как его назначили детективом, он вел заметки, стараясь не упустить ничего.

«…Госпожа Михайлян вновь начала рыться в рюкзачке. Нужная бумага все не находилась. Каринэ пыхтела, потела, сдувала со лба непослушную прядь, наконец решилась на крайние меры.

Тарелки поехали в сторону; социологиня перевернула рюкзачок и на столик посыпались карточки, использованные салфетки, стикеры, карандаши. Шоколадка. Книга.

Фузионер.

Я вздрогнул: оружие было взведено. Бесстрашная женщина! Таскать в сумочке четверть Хиросимы… Одно неудачное движение — и от госпожи Михайлян даже пепла бы не осталось».

Завацкий задумался.

Бывают же на свете загадочные женщины!..

Спрятав пистолет в сумочку, она и не подумала поставить его на предохранитель. Денис сам хорош — мог бы и просветить бедняжку. Жизнью ведь рискует.

Или нет? Или фузионер разряжен, а госпожа Михайлян играет с детективом? Следит за выражением лица, за мельчайшими интонациями?…

«Перед моим внутренним взором возникла картина: чудовищный дракон крадется по улицам вечернего города, выискивая жертву. Вот в конце улицы мелькает тщедушная фигурка посла…»

Теир поморщился. Получалось пафосно и наигранно. «Внутренний взор», «картина», «чудовищный дракон»… Мелодрамотятина. И отчего фигурка — тщедушная? Ели-то послы от пуза. Вовсе не тщедушная фигурка должна быть, а совсем наоборот.

Описание кладбищенского берега и вовсе не пошло. Чтобы отвлечься, Завацкий достал из «Скандинавской мифологии» ультиматум сольо. Перечитал еще раз.

Митгард, Митгард…

Сновидцы называли дракона Митгардом, и в ультиматуме тоже так сказано. По легендам, змея, опоясывающего Землю, звали иначе.

Митгард — это земля людей. И одновременно — дракон. Отчего все мифологии так запутаны?… Чтобы лучше понять суть, теир выписал в блокнот текст ультиматума на человеческом языке:

«Люди! Голод довлеет над миром. Пасть следует за нами; мы укажем путь. Митгард голоден! Вас пасти ищут, возможно, близится конец света! ‹Погибнет все, что› над, но и конец суши ‹обязан› голоду.