Журнал «Если», 2005 № 03 - Страница 54

На поверхность всплывали крупные пузыри, лопались, распространяя запах сероводорода, на который тут же налетела невесть откуда взявшаяся мошкара, вслед за ней из тумана спикировала стая бабочек, а завершил всеобщее пиршество промчавшийся над поверхностью летучий голландец — проглотил на лету половину стаи бабочек и вновь растворился в тумане.

Четыре года назад Лапранди ушел в лиман на катамаране в одиночку. Когда истек контрольный срок выхода на связь, начались поиски. Лапранди нашли всего в каких-то восьмистах метрах от обездвиженного судна — гидрокостюм не дал телу утонуть. Лапранди умер от истощения и усталости. Он оставил катамаран, видимо, увлекшись погоней за кем-то из обитателей лимана, и оказался настолько неосторожен, что не взял с собой маяк. Найти судно в сплошном тумане без единого ориентира он уже не смог. С тех пор любые выходы в лиман в одиночку были категорически запрещены.

За спиной Гусева шумно всплеснуло. Он обернулся, выхватывая пистолет, и замер, не окончив движения. Кроман размахивал руками в поисках равновесия на зыбком дне. Гусев шагнул к нему, поддержал за рукав.

— Ты зачем прыгнул? — грубовато спросил он. — У тебя же нога!

— Просто хочу попробовать, — сквозь зубы ответил Кроман.

Он высвободился, сделал несколько неловких шагов и встал, привалившись к фюзеляжу.

— Будто по киселю ходишь, — пожаловался он, учащенно дыша. — Запах довольно неприятный.

— Только сейчас почувствовал? — усмехнулся Гусев. — Сероводород, основа местной жизни. Это не самое страшное.

— В какой стороне земля? — поинтересовался Кроман.

— Примерно там, — Гусев махнул расслабленной рукой куда-то в туман.

— Действительно примерно, — хмыкнул Кроман. — Ну а все же?

— Да там же, там. Плюс-минус тридцать градусов. Ты же помнишь, как нас мотало, перед тем как мы ткнулись. Если бы гирокомпас не разлетелся в труху, я бы тебе ответил точнее… А ты зачем интересуешься? Неужели пешком идти собрался?

Кроман не ответил. Опираясь о фюзеляж, добрался до люка и полез обратно. Гусев обошел вокруг самолета, стукнул мимоходом кулаком по обломку кронштейна хвостового поплавка, затем тоже забрался в кабину и задвинул дверь.

В это время Кроман закатывал рукав на вялой, неживой руке Калины. Бормоча что-то себе под нос, смазал кожу ваткой и сделал укол. Избегая смотреть на беспомощное тело друга, Гусев пробрался к передатчику. Включил, послушал немного и вновь вырубил питание.

— Экономить нужно, — ответил он на вопросительный взгляд Кромана. — Иначе батареи сядут за два дня, тогда нас вообще никто не найдет.

— Два дня? — брови Кромана медленно поползли вверх.

— А ты что думаешь! Два дня — минимальная длительность здешней магнитной бури. Плюс-минус… Да черт его знает, сколько она еще продлится!

— Двух суток Калина может не выдержать, — сказал Кроман. — Нужно искать какой-то выход.

— Выход! — Гусев стукнул кулаком по панели. — Какой выход! Верхом на блине ехать, что ли?

— А можно? — спросил Кроман, и Гусев с изумлением уставился на него.

— Ты что, шутишь?

Кроман наклонил голову, аккуратно опустил и застегнул рукав на руке Калины.

— Я на Флоре всего неделю. К тому же я врач, а не… блинолог, — с обидой произнес он. — Откуда мне знать! Тогда придумай что-нибудь другое. Может быть, не стоит сидеть здесь? Может быть, нужно идти? Не всем вместе, это понятно. Мы бы с Калиной остались и подождали.

— Идти? — усмехнулся Гусев. — Куда?

— На берег, к Станции, за помощью!

Гусев тяжело вздохнул и досадливо передернул плечами.

— Не сбиться с направления в этом молоке без единого ориентира в первые же полчаса — просто чудо. Другое чудо — пройти десять километров пешком по лиману. Не слишком ли много чудес ты от меня требуешь?

Кроман суетливым жестом потер ладони, быстро взглянул на Гусева и отвернулся.

— Наверное, ты прав, — проговорил он. — Я все понимаю. Просто Калине действительно нужна срочная операция и…

Он замолчал и без всякой нужды принялся рыться в своей медицинской сумке, вытаскивая и пряча какие-то пузырьки, упаковки таблеток и прочую мелочь. Гусев смотрел на все эти бессмысленные движения, и лицо его медленно наливалось кровью.

— Ты думаешь, я боюсь? — спросил он. — Если думаешь — так и скажи. Только я на это плюю. Что ты знаешь о Флоре? Об этом чертовом лимане? Что? Ну, хорошо, я пойду. Значит, погибнут уже двое: Калина и я. И неизвестно, кстати, кто раньше. Ты понимаешь или нет? Зачем это тебе?

— Что ты, Гусев! — испугался Кроман. — Совсем я так не думаю. Ты меня просто неправильно понял. Я хотел лишь спросить о возможности и совсем не имел в виду ничего такого. Я действительно тут ничего не знаю…

Гусев слушал его лепет, и злость уходила, раздражение гасло. Но какой-то паршивый осадок в душе все равно оставался. Будто он и в самом деле в чем-то виноват. Что за ерунда! Он тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Калина на его месте поступил бы точно так же. Кому, как не Калине, знать, что такое лиман Лапранди…

Мягкий толчок качнул самолет, раздался долгий пронзительный скрежет, словно снаружи по обшивке от хвоста к носовой части двигалась огромная терка. Кроман слегка вздрогнул, но не от страха, а от неожиданности. Он забеспокоился, лишь когда увидел, как враз побледневший Гусев вырвал из кобуры пистолет, стволом провожая источник скрежета. Фюзеляж покачнулся в последний раз, и все затихло.

— Что это было?

— Это, — Гусев с шумом перевел дух. — Это, брат, самая мерзкая здешняя тварь. И наше счастье, что мы ей сегодня не понравились. Если тебе интересно, зовут ее единорог.

— Почему?

— Да просто так назвали… Вообще-то нечто вроде рогов у нее в самом деле имеется. Как ты знаешь, в лимане пищевая цепочка состоит целиком из животных. Только в самом начале несколько видов простейших водорослей. Этим биосфера лимана и уникальна. И практически все, начиная со второго-третьего звена — хищники. Все друг друга жрут. Так вот единорог — на самом верху пирамиды. Сидит, зарывшись в ил, пока не проголодается, а потом идет на охоту. Поскольку у него нет естественных врагов, он никого не боится. И всякого норовит сожрать.

— Самолет-то ему зачем жрать? — не поверил Кроман.

— Да он и сам не знает, а все равно попытаться бы мог. Но на этот раз нам повезло. Видно, сытый попался.

Гусев подошел к двери, отодвинул створку и выглянул наружу.

— Ты не боишься, что он вернется? — немного нервно спросил Кроман. — Или другой приплывет, голодный.

— Нет, — успокоил его Гусев. — Их здесь очень мало. Лиман большой, но его биоресурсы все равно ограничены. Ты не представляешь, насколько сбалансирована здешняя экология…

Он зябко передернул плечами и потер ладонями лицо.

— Кроман! Дай мне что-нибудь. Словно бы познабливает. Только простуды мне тут еще не хватало.

— Сейчас, — засуетился Кроман, полез в свою сумку, достал облатку и протянул Гусеву. — Это антибиотик. А вот еще тонизирующее.

Гусев сунул в рот таблетки, разжевал и проглотил, слегка поморщившись от горечи. Целлофановую оболочку скатал комочком и швырнул в воду. Комочек упал на гладкую поверхность воды, почти ее не потревожив. Он будет тут лежать и завтра, и послезавтра, и еще месяца четыре до начала сезона ветров. Течений в лимане не бывает. Планета не имела спутников, поэтому здесь не было и приливов с отливами. Когда миллионы лет назад в лимане зародилась жизнь, ничто не мешало ее эволюции. Гусев еще немного постоял, бездумно глядя на этот комок.

— Если бы хоть спасательный плотик был, — произнес он, не оборачиваясь, и замолчал, потому что ему показалось, что неосознанно он оправдывается неизвестно в чем.

— Что? — переспросил Кроман.

Самое плохое, что никто их искать не собирается, и в этом действительно есть вина Гусева. В Фактории их не ждут, потому что он не сообщил о вылете, намереваясь сделать это уже в полете, однако начавшаяся магнитная буря превратила его намерение в ничто. А на Станции не знают, что они не долетели. Что им могло помешать? И не узнают, прежде чем не наладится связь. Черт их дернул лететь над лиманом!