Журнал «Если», 2005 № 03 - Страница 48

Под конец имеет смысл вспомнить «Проклятие долины змей» (1988) Марека Пестрака. Была поставлена задача снять приключенческую ленту в стиле «Индианы Джонса», но в жанре научной фантастики. В результате вышел фильм-курьез, один из самых скверных в истории польской кинематографии. Трудно даже решить, что хуже — кошмарная игра актеров, идиотский сценарий или бездарные спецэффекты. Кто не видел картонную змею-монстра или пришельца с лампочкой посреди лба, не знает, что такое действительно плохое кино.

Хотя польская научная фантастика не слишком часто появлялась на экранах, однако с хоррором и фэнтези дело обстояло еще хуже. Фильмы этих жанров можно пересчитать по пальцам. Хоррор представляют фильмы о привидениях «Я горю!» (1967, реж. Януш Маевский) и «Призрак» (1984, реж. Марек Новицкий), а также использующие тему вурдалаков картины «Волчица» и «Возвращение Волчицы» — две части невероятно халтурного творения несчастного Марека Пестрака, видимо, поставившего себе цель стать Эдом Вудом польской фантастики…

В 2001 году казалось, что вскоре родится наконец польская кино-фэнтези. Все СМИ протрубили о начале съемок нового суперхита — «Ведьмака», фильма по мотивам рассказов необыкновенно популярного в Польше Анджея Сапковского. Авансы раздавались очень большие — в картине были задействованы лучшие польские актеры, кадры со съемок напечатали все глянцевые журналы. Но ближе к завершению работ пошли слухи о возникших проблемах, о том, что сценарист отказывается от своего участия в фильме.

И вот наконец фильм дошел до экранов… Оказалось, что за перспективную тему взялись почти любители — режиссер Марек Бродский и сценарист Михал Щербич. Фильм не представлял единого целого, являясь фактически смесью сюжетов разных рассказов. Куда-то пропал прекрасный язык Сапковского, зато неизвестно откуда возникли куцые и нескладные диалоги. Монтаж и операторская работа не выдерживали критики, фехтовальные сцены выглядели нелепыми, спецэффекты (за редким исключением) — просто смешными. А через два года польскую кинофэнтези окончательно похоронила столь же неудачная «Старая Басня» Ежи Хоффмана, основанная на легендах времен создания польского государства.

Польская кинофантастика последнего времени, можно сказать, лежит в руинах. Во многом это «заслуга» «Вируса» (1996), Яна Кидавы-Блоньского, бездарного фильма-катастрофы о страшном компьютерном монстре. Фильм потерпел полный крах, как в художественном, так и в коммерческом аспектах. С тех пор продюсеры боятся фантастики, как огня. Единственным исключением стал «Собор» (2002) — короткая, но необычайно пластичная, элегантная и интригующая компьютерная анимация, основанная на рассказе Яцека Дукая. Фильм был даже номинирован на «Оскар». Я не рискну утверждать, что он символизирует какой-то прорыв в польском фантастическом кино, однако его автор, Томаш Багиньский, заявляет о новых, еще более амбициозных проектах.

Польские кинодеятели привыкли объяснять нищету отечественной кинофантастики мизерными финансами. Трактовка спорная. Никто ведь не требует сразу снять польскую «Матрицу» или «День Независимости». В истории мирового кино неоднократно появлялись интересные и оригинальные малобюджетные фильмы — «Альфа-вилль» Люка Годара, «451° по Фаренгейту» Франсуа Трюффо, «Куб» Виченцо Натали, «Донни Дарко» Ричарда Келли, из недавних — «Вечное сияние чистого разума» Кауфманна и Гондри. В свое время Петр Шулькин знал: если у творца есть, что сказать, то за униформу марсианских интервентов сойдут популярные среди рабочих калоши «Релакс» и телогрейки. Значит, проблема в другом — в Польше отсутствуют традиции подлинной кинофантастики. Этот жанр не любим режиссерами, им не понятны его условности, нет той страсти, без которой трудно создать что-то стоящее. Англосаксы же воспитаны на журналах НФ, комиксах о супергероях, сериалах вроде «Стар Трека» и «Сумеречной зоны». У западных режиссеров фантастика в крови, а в фильмах явно выражена любовь к жанру. Может быть, когда в Польше начнет снимать фильмы поколение, выросшее на «Звездных войнах», что-то и изменится — но этого придется еще несколько лет подождать.

Конрад ВОНГРОВСКИЙ

Перевел с польского Вадим КУМОК

— В уютной ванной комнате под лестницей мы поселили очаровательного мальчугана лет пяти-шести, который жил когда-то в Сассексе и умер…

— Мадам…

— …И умер во время эпидемии чумы 1348–1349 годов.

— Простите, Мадам, — пробормотал режиссер, нервно теребя свои редеющие волосы. — Тысяча извинений, но мы… Видите ли, у нас возникла еще одна проблема…

Мадам Зайн была высокой, элегантной и весьма красивой женщиной сорока с небольшим лет. Свое происхождение она вела сразу от нескольких благородных семейств, от которых ей достались изысканный аристократический акцент, матово-белая кожа, миндалевидные глаза нефритового оттенка и густые блестящие волосы, которые, несмотря на их значительную длину, она стягивала на затылке в аккуратный, тугой пучок, ставший со временем ее фирменным знаком — совсем как черная повязка адмирала Нельсона.

Сейчас Мадам с видимым усилием заставила себя прерваться и с неудовольствием посмотрела сначала на режиссера с его съемочной бригадой, затем на гордых владельцев только что отстроенного дома, почтительно внимавших ей из коридора. Мадам Зайн еще ничего не сказала, но ее раздражение было очевидным. Впрочем, неудовольствие — это еще мягко сказано. Плотно сжатые губы и слегка расширившиеся зрачки выдавали с трудом сдерживаемый гнев. Мадам разозлилась не на шутку, и было отчего. Заказ, над которым она работала уже несколько дней, оказался очень непростым, и несколько необъяснимых сбоев спровоцировали не одну вспышку раздражения Мадам. Впрочем, съемочная группа давно усвоила железное правило: пока включены камеры — или пока они выглядят включенными — их начальница постарается справиться с гневом и будет притворяться спокойной и любезной. Но как только запись закончится — тогда держись!..

— И что случилось на этот раз? — осведомилась Мадам Зайн холодно.

— Микрофоны, мэм… — почтительно доложил режиссер. — Оба микрофона неожиданно вырубились.

— И вы полагаете, что это произошло не случайно?

— Боюсь, что нет, Мадам.

— Опять этот мальчишка?… — Мадам покачала головой и повернулась к единственной работающей камере. — Выключите! — приказала она. Когда красный огонек погас, Мадам задумчиво пробормотала, ни к кому в особенности не обращаясь: — Вряд ли это он… Скорее всего, бабуля опять мутит воду.

— Понятия не имею, Мадам, — честно сказал режиссер.

Мадам Зайн с легким упреком поглядела на хозяев — молодую супружескую пару, — хотя они, скорее всего, были ни при чем. Впрочем, заниматься поиском виновных Мадам не собиралась. Она давно знала, что даже в такой деликатной области, как мир духов, большинство проблем можно быстро и эффективно устранить с помощью современных технических средств и методик.

— Увеличьте мощность сигнала и проверьте экранирование, — сказала Мадам режиссеру. — Неужели вы до сих пор не научились правильно экранировать микрофоны?

Режиссер и двое жеребцов-техников были профессионалами; они уже увеличили чувствительность и установили защиту там, где это было необходимо. Увы, Мадам Зайн была не слишком хорошо знакома с современной электроникой, поэтому любые рациональные объяснения вызывали у нее только еще более сильное раздражение. Вместе с тем было ясно, что непонятный сбой, произошедший несмотря на все их мастерство и профессиональную сноровку, указывал на что-то достаточно серьезное, например — на ошибку в проекте. Разумеется, даже ошибку в проекте можно было обнаружить и устранить, но… Ни режиссеру, ни другим членам команды не хотелось вкалывать сверхурочно. А если при этом они превысят бюджет, тогда сверхурочная работа могла оказаться еще и бесплатной.