Журнал «Если», 2005 № 03 - Страница 36
А вон там вы видите столовую, где они подкрепляют свои силы после изнурительного бодрствования во славу рейха. Закончив медитацию, обергруппенфюреры расходятся по своим комнатам и вновь медитируют — уже наедине с собой, чтобы глубже пропитаться историей Копья Судьбы.
Ниже, под столовой, имеется каменный свод. Это святая святых ордена СС. В центре располагается каменный столб, ступени ведут вниз и приводят нас к углублению в камне, окруженному двенадцатью пьедесталами. Когда кто-то из высшего совета ордена умирает, остальные приходят сюда и наблюдают, как в каменной чаше сгорает герб умершего, прах которого затем помещается в урну, а ее торжественно водружают на одну из колонн.
Человечек позволил присутствующим проникнуться торжественностью минуты, потом, сменив патетический тон на бытовой, предложил:
— А теперь мы пройдем в столовый зал, где, в соответствии с рыцарскими обычаями, для молодых членов СС, только вступивших на рыцарскую дорогу, накрыты столы, за которыми вы сможете поднять кубок за павших и воздать славу живым.
За столом звучали здравицы вождям. Фюрер молодежи Аксман произнес зажигательную речь. Пустой рукав его пиджака и орденские планки выразительно напоминали о героическом прошлом этого великого человека. Потом зачитали приветствие рейхсфюрера СС, которое было встречено бурными аплодисментами и громкими криками «Хайль!».
Ганс ун-Леббель бурных здравиц вождям не одобрял: вождей, безусловно, надо почитать, но не сгибаться же перед ними в низком поклоне. Как его учили в бюргере, преклоняться следовало перед вечным рейхом и великим фюрером.
Все остальное было преходяще.
Но, положа руку на сердце, следовало признать — стол был великолепным, особенно дичь и настоящая дикая кабанятина, которой, по преданиям, питались древние германцы.
На следующий день перед ними выступил доктор Геббельс. Ветеран нацистского движения, министр пропаганды в суровое и трудное время, а ныне пенсионер государственного значения, доктор Йозеф Геббельс не производил впечатления борца. Невысокий, тщедушный, хромающий на одну ногу, он поднялся на трибуну, подслеповато вглядываясь в зал. На лацкане черного пиджака тускло поблескивал золотой значок почетного члена НДСАП. Однако голос у него оказался неожиданно звучным. И излагать свои мысли доктор Геббельс умел хорошо.
— Камрады! — провозгласил доктор Геббельс. — К вам обращаюсь я в этот радостный для вас день. Вы соль мира, вы его боль, вы будущие воины тех легионов, которые не однажды заставили содрогнуться весь мир.
Победным шагом прошли подразделения СС по покоренным столицам Европы. Ваффен СС видели Ленинград и Варшава, Москва и Лондон, Париж и Афины. Бойцы сдвоенных рун блестяще показали себя в Малой Азии и в Африке, в северных районах России, в горах Тянь-Шаня. Ни огонь, ни вода не могли остановить храбрых воинов, с честью поддерживавших традиции древних рыцарских орденов.
Вам предстоит заменить наших ветеранов, встать над пропастью плечом к плечу, чтобы защитить рейх и его население. Хочется верить, что вы будете достойными наследниками своих доблестных предшественников, что вы впишите в историю войск СС не одну славную страницу.
К вам, солдаты великой Германии, обращаюсь я в этот торжественный день! С надеждой я всматриваюсь в ваши лица и вижу перед собой надежду и опору нашей великой страны.
И вот что я хотел бы вам сказать, мои юные друзья и соратники.
Фюрер смотрит на вас. Фюрер на вас надеется.
Можете мне поверить — самым заветным желанием моего друга и моего бога Адольфа всегда было желание видеть Германию счастливой и гордиться воинами, которые берегут ее мир и покой!
Под неистовые рукоплескания Геббельс сошел с трибуны, принял из рук референта серую фетровую шляпу, постоял с растерянной и растроганной улыбкой, слыша, как нарастает торжествующий рев выпускников бюргеров, потом приветственно помахал шляпой, надел ее, и, прихрамывая, прошелся вдоль стройной шеренги почетного караула, с любопытством вглядываясь в лица солдат. Вблизи было видно, какое у него морщинистое лицо.
А потом они шли. Боже, как они шли! Шеренга за шеренгой, впечатывая шаг в брусчатую мостовую, они проходили мимо трибун, где под строгим колыханием тяжелых знамен стояли вожди и ветераны рейха.
Звучали барабаны.
Юные барабанщики в коротких штанах и коричневых рубашках не щадили своих малых сил. Под барабанный бой колонны проходили мимо трибун и терялись в тенистых дубовых и буковых аллеях, окружающих стадион.
Ганс еще подумал, что сегодня у фрау Рифеншталь, руководившей съемками, будет очень много работы.
Фюреру будет на что посмотреть.
Они и в самом деле шли, как грядущие герои.
Фюрер умер седьмого мая.
Его похороны были назначены на десятое. Достаточное время, чтобы правительственная комиссия подготовилась как следует.
Тяжесть первого удара уже сгладилась. Боль стала глуше, ощущение потерянности медленно уступало место надеждам. Германия погрузилась в траур. Германия готовилась достойно проводить в последний путь своего вождя.
Вблизи города Бранау, там, где река Инн делает изгиб, за два дня вырос мемориальный комплекс, в центре которого желтела глиной свежая могила. Над ней на тонком гранитном постаменте высился чугунный орел, раскинувший крылья и обхвативший цепкими лапами земной шар, выполненный из огромных самоцветов, специально подобранных по прочности и способности сохранять цвет в течение столетия. Уже заготовлена была надгробная плита из черного габбро, на которой золотом сияли строки великого Гёте:
Курсантов привезли за день до похорон. Ганс ун-Леббель никогда еще не видел такого столпотворения. Казалось, что в небольшом австрийском городке собралась вся Германия. Гостиницы всех не вмещали и не могли вместить. Приехавшие жили в школах и интернатах, институтских и спортивных залах, они размещались в огромных армейских палатках, заботливо подвезенных расторопными хозяйственниками из ведомства Лея. На каждом перекрестке чадили полевые кухни, только на этот раз они готовили не для солдат, а для любого, кто пожелал бы попробовать сытной еды немецкого солдата.
Германия готовилась проводить своего вождя в последний путь.
Из Голландии прилетело несколько самолетов, груженных знаменитыми черными тюльпанами, из Италии дирижабли доставили миллионы роз и гвоздик, горная дивизия СС «Эдельвейс», оправдывая свое название, заготовила несколько десятков венков из вечнозеленой туи, в которую белыми звездочками были вплетены эдельвейсы, собранные горными стрелками.
Ганс ун-Леббель видел, как на городской площади у ратуши насупленный и озабоченный Бенито Муссолини разговаривает с высшим генералитетом рейха — он узнал Гелена, Шерера, Бранхорста, резко постаревшего Кейтеля и двух обергруппенфюреров СС — Кальтенбруннера и Скорценни, которые выделялись среди присутствующих высоким ростом.
День похорон запомнился ун-Леббелю невероятной суетой.
Церемонию назначили на двадцать часов. За два часа до этого к мемориальному холму потекли с разных сторон многочисленные людские змеи, которые казались бесконечными. Места расположения были определены заранее, но и при этом дело не обошлось без накладок. Ходили слухи, что где-то кого-то затоптали насмерть, кого-то задавило неосторожно развернувшимся автобусом, но сам Ганс этих трагедий не видел. А вот сдерживать напирающую толпу им вместе с эсэсовцами дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» пришлось, и надо сказать, что сдержать ее оказалось нелегко.
Техники из Министерства пропаганды заранее установили радиорупоры с учетом рельефа местности, поэтому выступления ораторов могли услышать все собравшиеся.
С короткой, но очень красивой речью выступил Бальдур фон Ши-рах, за ним следом, энергично рубя перед собой рукой, сказал слово дуче, проникновенно прокричал хриплым сорванным голосом свою речь представитель Японии. Потом выступили ветераны национал-социалистического движения — камрады Герман Геринг, Йозеф Геббельс, Генрих Гиммлер, Рудольф Гесс, дали слово престарелому маршалу Петэну, представлявшему Францию, и Мосли, который олицетворял Британские острова.