Журнал «Если», 2004 № 08 - Страница 8
Саша помнил сводку наизусть. Не было в ней никакой экзотики, кроме разве что зависавшей в воздухе деревяшки. Прочитав это впервые, он усмехнулся. Известно, что такое соседи. Спьяну им и ведьма на помеле привидится. А уж старческие воспоминания… записанные полвека спустя…
Но деревяшка все-таки летала. Своими глазами видел. Моисей Абрамович, испытывая к Саше необъяснимое доверие, не раз демонстрировал ему свои, как он выражался, «кунштюки». А на вопрос: «Абрамыч, а как же это оно не падает?» — отвечал длинно и витиевато. Сашиных знаний, полученных на радиофаке Пензенского университета, явно не хватало. Даже учитывая то обстоятельство, что в армию его загребли в 2007 году, после второго курса. Да и тех куцых знаний (ну троечник он, троечник по жизни!) здесь показывать не стоило. По «легенде», его образование ограничивается семью классами, что по местным меркам весьма неплохо.
Интересно, до каких высот поднялись бы деревяшки Фельдмана, не случись 11 июня 1936 года? А если он и в самом деле антигравитацию открыл? Ту самую, которая прочно обосновалась в фантастических романах, но упорно избегала физических лабораторий? Глядишь, вся история повернулась бы иначе. Не было бы Великой Отечественной, СССР схарчил бы всю Европу, и в перестроечных очередях давились бы за водкой докеры Ливерпуля…
«Александр, вы должны первым делом усвоить, что рассчитать последствия реальной коррекции невозможно в принципе, — говорил завлаб, стремительно лысеющий Константин Павлович. — Это только у фантастов супернавороченный компьютер выдает прогноз на сто лет. А на деле — бесконечное множество переплетающихся линий, у каждой имеется своя вероятность, которую мы оцениваем «на глазок». Впрочем, все это представляет сугубо теоретический интерес. Машина времени принципиально невозможна. Поэтому давайте не грузить себя гамлетовскими вопросами, у нас есть свое дело».
Идти домой было незачем. И провожать Фельдманов тоже не стоило. Чем меньше шуму, тем лучше. Моисей Абрамович ему поверил, и это главное. Жену убедит, здесь никаких сомнений. С братом Иосифом тоже проблем не будет. Саша еще полгода назад, спустя считанные недели после транспонирования, съездил в Донецк (ох, с каким трудом переучивался, как кололось во рту название «Сталино»), присмотрелся к младшему Фельдману. Человек тихий, одинокий и вроде бы порядочный. Провизор в аптеке. Из «краткой сводки» выходило, что жизнь его не зацепит ни тюрьмой, ни войной, доживет он до восьмидесяти трех лет. Тесно, конечно, но уж как-нибудь перекантуются. Саше еще бабушка рассказывала, как жили они после войны — семеро в десятиметровой комнате… Ну а месяца через два нужно будет самому туда перебраться, поближе к подопечному. Донецк не Питер, конечно, но и там чекисты резвятся. Куда устроиться — не проблема, варианты, как всегда, сами подвернутся, лишь выбирай. Таковы условия игры.
А ведь как кисло все начиналось…
Сперва Люся… рыжие волосы и россыпи веснушек, точно грибы-лисички. Лисенок-дитенок… и как же сухо шелестели ее слова: «Извини… ничего у нас не получится… мне страшно представить, что вот и через десять, и через двадцать лет я каждое утро буду видеть твою помятую физиономию… а стирать носки ты и сам сможешь… Только не обижайся, ладно?»
И как не было трех лет. И снова пустая квартира, затхлый воздух, сколько ни проветривай. Как при бабе Тане было, так и осталось… И воскресные визиты к родителям… эта молчаливая жалость…
Потом лопнула «Вега», то ли конкуренции не выдержала, то ли «крыша» оказалась дырявой… А ведь пророчили блистательное будущее: альфа-диски только-только вошли в моду, торговать ими и торговать. Гендир Семенихин, по кличке Кощей, даже квартальной премии не выплатил: «Не с чего, ребята, вам хорошо, пойдете куда хотите, а мне тут еще с долгами разбираться».
Куда хотите… Кому он такой нужен, «менеджер широкого профиля»? Нет бы после армии обратно в институт, а так — ни профессии настоящей, ни связей. Даже в охрану не взяли, мало ли что два года срочной, десантура, горячие точки… Дошло до того, что на стройку разнорабочим нанимался. Хорошо, в последний момент позвонил Вадик: «Знаешь, старик, есть такая лаборатория, что-то там на стыке психологии и компьютерных прибамбасов. Платят средне, в общем, терпимо».
Оказалось, вполне прилично. Уж всяко лучше, чем на стройке. Зарплата вполне на уровне, то есть в «Веге» было побольше, но где та «Вега»? И люди приятные. Контракт на три года. Конечно, страшновато было соглашаться на роль «подопытной зверушки», но ведь ни препаратов колоть не будут, ни электродами в мозг долбиться. Работа интеллектуальная, как внушал Константин Павлович.
«Машина времени, конечно, невозможна, — хромированная оправа его очков посверкивала сотнями крошечных искорок. — А вот ее виртуальная имитация… С помощью техники гипноза человек представляет себя, допустим, на бастионах Севастополя в дни Крымской войны. Или в Провансе XII века: трубадуры там всякие, рыцари, катары с альбигойцами… Заметьте, начальный импульс дает человеку только вводную, а все остальное достраивает его воображение… ну, может, в особых случаях подаются корректирующие сигналы. Все это записывается на кристалл. И тут начинается самое главное. Мы изучаем архетипы человеческого сознания… некие с детства усвоенные представления. Когда человек творчески конструирует картины прошлого, эти архетипы всплывают на поверхность, оказываются доступны фиксации. Это крайне интересная тема — на стыке психологии, культурологии, нейротехники…»
Попутно оказалось, что не всякий человек годится, что Саша превосходно прошел тесты, что в перспективе у него блестящая научная карьера. И нынешний титул «техник-испытатель» — только начало. Зарплата будет расти, едва лаборатория выдаст зримые результаты.
…Сумерки плавно перетекали в ночь, которую, впрочем, и ночью-то не назовешь. Уж больно белая. Романтическая, само собой, наполненная запахом сирени. Дома, в реальности, ноябрь, мокрый снег. А тут благодать… И ведь все чаще забываешь о лаборатории, о кожаном, похожем на зубоврачебное, кресле, о шлеме на голове… Хотя какой там шлем? Скорее, обруч. Корона императора иллюзий, как шутит Фарид… И мигают цифры на огромном дисплее, и все пишется, пишется на терабайтные кристаллы… Но такие мысли надо давить, они, как постоянно зудит Константин Павлович, ведут к какому-то рассогласованию матриц, создают помехи в записи. Вспоминать о реальности надо редко, в особых случаях. А все остальное время — вот она, реальность ленинградской ночи. Реальность огромной коммуналки на Кирочной, рябого алкоголика Максимыча из комнатки напротив, Манечки, которой столь опрометчиво был обещан котенок.
Впрочем, сирень сиренью, а спать хочется. Пора домой — если эту огромную, переполненную клопами, запахами и разнообразными Шариковыми коммуналку можно считать домом. Олд рашен экзотик! Ладно он, знающий, что все понарошку, но ведь предки и впрямь жили в этом кошмаре. Жили и не жужжали, не знали даже слов таких - «тонизирующий душ», «домашний кинотеатр», «климатизатор»…
В Фельдмане Саша не ошибся. Утром на кухне тетка Авдотья, разжигая примус, доверительно сообщила ему, что съехали Фельдманы.
Вроде как телеграмму получили, дядька в Гомеле у них помер, наследство… «Они ж, как деньгами запахнет, так сразу прыг-скок — такое уж все ихнее племя». Управдом уже ругался: а выписаться через милицию? А домовая книга? Как теперь прикажете селить на эту освободившуюся плошадь? И освободившуюся ли? А ну как хрюкнется Абрамычево наследство, и назад прискачет?
Гомель — это правильно, это он молодец. Камешек в кусты… Впрочем, на самом-то деле молодец Саша: это же все в его голове крутится. Нет никаких Фельдманов… то есть когда-то были, сто лет назад, а сейчас только их тени, образы.
Не то чтобы он сильно огорчался по этому поводу. Ну да, игра воображения, индуцированная гипнотехникой, всякими там волновыми резонансами с корой… честно говоря, он не особо вникал в объяснения Константина Павловича. Как это у них получается — Бог его знает. Да и все равно ноу-хау. «Воспринимайте это как своего рода игру… ну вроде виртуальных симуляторов… Путешествие, так сказать, в сталинскую Россию». Игра игрой, но больно бывает по-настоящему, и кушать хочется, и все остальное. Конечно, есть в критических обстоятельствах палочка-выручалочка, заветная кодовая фраза: раз — и обнаружишь себя в лаборатории. Живого, здорового, в своем собственном теле и в своем уме.