Журнал «Если», 2004 № 08 - Страница 7
— Ты! — прохрипел он. — Самолет разбился! Она погибла! Ты ответишь за свой дешевый спектакль, гнида. Прямо сейчас!
Рука Лазарева скользнула в карман пиджака, но вытащить оружие Север не дал. Прыгнул вперед и намертво сковал руку туго натянутой тканью. Лазарев отчаянно брыкался.
— Этого не может быть, — твердо и внятно сказал Север. — Придите в себя. Она не могла улететь тем рейсом. Без билета и паспорта это невозможно.
Лазарев сник. Не то чтобы он поверил Северу. Просто выдохся.
— Ты врешь, — прошептал он. — Все равно ты уже покойник.
— Я не вру, — отвечал Север, с усилием извлекая его руку из кармана. — И я тебе сейчас докажу. Чего бы мне это не стоило.
Он испытал сильнейший приступ тоски. Мир, который давал ему убежище последние пять лет, мир, к которому Север так привык, придется покидать. Теперь это было неизбежно. Канал стабильности еще действовал. Но перетаскивая по нему Лазарева, Север создаст мощное возмущение среды, и Пурвиц это непременно заметит. Его ищейки немедленно устремятся в погоню, Северу вновь предстоит бежать, а затем, если ему все же удастся скрыться от погони, снова начинать с нуля в незнакомом мире, чужом времени.
Он крепко обхватил Лазарева, шагнул вместе с ним и тут же поспешно отпрыгнул в сторону, потому что того начало неудержимо тошнить. Север стоял, с отвращением наблюдая, как Лазарев содрогается в рвотных конвульсиях.
— Что это было? — простонал Лазарев спустя несколько минут, отирая платком рот. — Где мы?
— Около твоего дома, — ответил Север. — Разве ты не узнаешь? Сегодня двадцатое июня, десять минут назад твоя жена отъехала отсюда на машине с твоим шофером. Если ты поторопишься и поймаешь машину…
Дальше Лазарев слушать не стал. Он с воплем прыгнул на мостовую, отчаянно размахивая руками.
— В Домодедово! Двести баксов! — рявкнул он в приоткрывшееся окно. — Скорее!
Он сел рядом с шофером, Север устроился на заднем сиденье. Лазарев вертелся, крутил во все стороны головой, словно пытаясь различить приметы рокового дня, в котором оказался вновь, а потом сообразил спросить шофера, какое сегодня число.
— Двадцатое, — покосился тот на пассажира. — Что, братан, крупно загулял?
— Я сейчас лечу в самолете, — вдруг вспомнил Лазарев.
Шофер расценил эту реплику по-своему.
— Пока еще нет, — хохотнул он. — Вот доедем в аэропорт, тогда и полетишь.
Лазарев повернулся к Северу.
— Я сейчас лечу в самолете?
— Уже нет, — ответил тот. — Вероятно, ты исчез, чем сильно удивил своих спутников.
— Бред, — пробормотал Лазарев.
Он замолчал и за оставшиеся сорок минут езды не произнес больше ни слова, что Севера вполне устраивало. Лазарев ему бесконечно надоел.
Такси остановилось у секции вылета. Сунув шоферу купюры, Лазарев прыжками помчался к дверям.
— Что, у него совсем чердак от водки потек? — сочувственно спросил шофер.
Регистрация рейса на Сочи еще не началась. Когда Север вошел, Лазарев метался по залу, заглядывая в лица пассажиров. Приглядывая за ним краем глаза, Север набрал на своем мобильнике номер службы спасения.
— Самолет рейса сорок четыре шестьдесят один неисправен. Возможно, это теракт. Остановите регистрацию, — быстро проговорил он и отключился.
Семь бед — один ответ. Катастрофа теперь не состоится. Только что произведенное им изменение определит его координаты с точностью до метра. До начала облавы на него остается лишь несколько минут.
В этот момент Север Увидел Елизавету. Она стояла на тротуаре и вовсе не торопилась на регистрацию, кажется, до сих пор не догадываясь о пропаже документов. Впечатление было такое, что она кого-то ждала.
— Лиза! — заорал над его ухом Лазарев, но сквозь толстое стекло та его не слышала.
Лазарев поискал глазами ближайший выход, бросился влево и вдруг резко затормозил.
Из подъехавшего джипа вылез молодой, модно небритый атлет. Елизавета прыгнула к нему на шею.
— Лиза! — потерянно ахнул Лазарев.
Атлет бросил чемодан Елизаветы на заднее сиденье и помог ей взобраться в кабину.
— Стой! — взревел Лазарев, устремляясь к двери. — Лиза, стой!
Север видел, как его недавний клиент с огромной скоростью несется за джипом. Чем закончилась эта погоня, Северу узнать было не дано. Он почувствовал, как внезапно изменилась обстановка. Со всех сторон огромного зала аэропорта к нему начали приближаться люди. Одежды некоторых выглядели довольно странно, лица других показались Северу знакомыми. Охота началась. Беглец обреченно вздохнул и сделал Шаг. Первый из многих, что ему предстояли.
Виталий Каплан
Линия отрыва
— Дядь Саш, а ты мне принес котенка? — в очередной раз поинтересовалась Манечка.
— Привет, монстр, — Саша потрепал ее по черным волосам, задев синий бантик. — Папа дома?
На монстра девочка не обиделась. Незнакомые слова ее не пугали — не кикимора же, не лахудра… Она юркнула в приоткрывшуюся дверь, что-то пропищала, и вскоре на пороге комнаты появился Моисей Абрамович — сутулый, в еле заметных веснушках, похожий на высохший батон хлеба.
— Чего тебе, Саш? — чувствовалось, что сегодня он уже успел слегка разогреться. Исключительно для аппетита.
— Разговор есть, Абрамыч, — Саше не хотелось рассусоливать, да и некогда было. — Серьезный разговор.
— Заходи, — сосед сделал гостеприимный жест. Пить в одиночку Моисей Абрамович еще не привык и нуждался в собеседнике.
— Нет, Абрамыч, не здесь, — Саша мотнул головой. — Пройдемся до скверика.
Возражений не последовало. Сосед накинул потрепанный пиджак и послушно затрусил по коридору. И почему так получается? Почему все они слушаются? Было бы так дома. Например, чтобы Люся…
На улице уже расползалась первая, зыбкая волна сумерек. Только что побрызгал дождик, но облака разошлись, и слегка щербатая луна отражалась в многочисленных лужах. Саша вдруг подумал, что отражения эти кажутся едва ли не убедительнее высокого оригинала.
— Ну, так чего тебе? — взгляд черных, слегка навыкате глаз соседа был гораздо трезвее голоса.
— Слушай, Абрамыч. Разводить турусы не буду. Уезжать вам надо из Ленинграда, всей семьей. Срочно. Сегодня. У тебя же вроде родня в Сталино? Брат младший, тетки-дядьки? Короче, билеты я вам уже взял. Вот, держи. В ноль пятнадцать…
— А… А с какой стати, Саша? — едва дыша, спросил Моисей Абрамович.
— А вот с такой, — жестко сказал Саша. — Есть у меня необъяснимая уверенность, что ночью за тобой придут.
Умница Моисей Абрамович не стал изображать недоумение образцового советского человека.
— А в Сталино… там не придут?
— Маловероятно. Хотя и не исключено. Но здесь — наверняка. А там, может, и пронесет.
Моисей Абрамович поверил. Это было удивительно, невозможно — но он поверил. Все они верили. Хотя, по логике вещей, следовало бы заподозрить в «доброжелателе» банального стукача-провокатора. Тем более, что Моисей Абрамович — дядька жизнью битый, тертый.
— Дочке скажи, там котенок будет. Да, записки свои не забудь… не бросать же… сам понимаешь. И не пей там, слышишь? Твоя голова нужна не только твоей шее. А еще и человечеству…
* * *
Из файла «Краткая сводка первого уровня».
Фельдман Моисей Абрамович — родился в местечке Уголье Смоленской губернии 14.04.1899. В 1922 г. окончил физико-математическое отделение Петроградского университета, в 1925 г. защитил кандидатскую диссертацию. Работал в Ленинградском Политехническом институте под руководством академика А.Ф.Иоффе. Область научных интересов — электродинамика, физика твердого тела. Женился в 1930 г. на Розе Марковне Блицштейн, 1905 г.р. В 1931 г. родилась их дочь Мария. В 1935 г. уволен из Политехнического института (после убийства Кирова по всем ленинградским учреждениям прокатилась волна «чисток», и выяснилось, что Фельдман скрыл в анкете свое социальное происхождение: его отец был служителем культа, раввином). После увольнения уже не мог устроиться по специальности, находил временные подработки. Однако в домашних условиях продолжал свои теоретические исследования и даже проводил некоторые эксперименты, используя подручные материалы. Согласно воспоминаниям соседей по коммунальной квартире, деревянная платформа с ладонь величиной в ходе этих опытов зависала в воздухе на несколько минут… В июне 1936 г. арестован органами НКВД по стандартному обвинению в антисоветской пропаганде, по 58-й статье, пункт 10, осужден на 10 лет лагерей. Умер в Магаданской области в 1938 г. Согласно справке лагерного врача, причина смерти — «внезапная остановка сердца». Похоронен в общей могиле, место расположения неизвестно. Семья Фельдмана выслана из Ленинграда в августе 1936 г., сведений о дальнейшей судьбе его жены и дочери нет…