Журнал «Если», 2003 № 07 - Страница 11

— Ладно, глупости отбросили. — Мне вдруг стало интересно. — А что не глупости?

В чем он безусловно был прав: на эти темы в обычной жизни не поговоришь. И не с кем, и незачем. А тут… есть все же какое-то извращенное удовольствие — сдирать корочки с застарелых болячек.

— Что нам нужно? — негромко ответил он. — Чтобы Ин-Ра не стало, но с Сетью ничего не случилось. Чтобы технология работала, чтобы экономика работала. То есть вернуться в 2028-й год, но чтобы никакой больше Великой Реализации. Отчего Реализация случилась? Программы слишком умными стали, а тут еще наши вкусные эмоции. И пошло-поехало. С эмоциями ничего не поделаешь. Значит, оглупить алгоритмы.

— Как это? — на миг мне показалось, что передо мной — шизофреник. Очень уж ярко блеснули его глаза.

— Вот смотри, — Олег если и разволновался, то мгновенно взял себя в руки. — Для существования разума нужен внешний носитель, так? Для нас с тобой — тело, мозг, серое вещество… Они — алгоритмы, то есть сложноорганизованная информация. Но информация не существует сама по себе, в каком-то там платоновском мире идей. Она привязана к вполне реальным программам, то есть исполняемым двоичным кодам. Когда бегают туда-сюда электроны, когда запущена программа, тогда и можно говорить об информационных структурах. То есть эти экзешники для них — все равно что для нас тело. Значит, если программы изменятся, станут проще, примитивнее, то и господа Алгоритмы передохнут. Сознанию станет в них слишком тесно.

— Предлагаешь по всем компам файлы затирать?

— Нельзя, — спокойно объяснил Олег. — Сразу же заметят. Одновременного по всей планете этого не сделать, а иначе и бессмысленно. А вот тихо, незаметно… чтобы программа по сути своей упростилась, но, с точки зрения юзера, работала все так же… То есть надо не затирать, а переписывать. При сохранении интерфейса — менять ядро. На более примитивное, без таких тонких связей и взаимодействий. И постепенно заменять прежние версии новыми.

— Тю! — присвистнул я. — Да это же работа на десятки лет.

— А мы никуда и не торопимся. Организация действует с 32-го года.

Организация? Ну вот, Ерохин, ты делаешь карьеру. Тебя, похоже, приглашают в подполье. Хотя всей-то жизни тебе осталось несколько часов — если, конечно, верить Олегу. Верить ли ему, однажды уже обманувшему?

— Да, «Вакцина», — кивнул Олег. — Не дергайся, никто нас сейчас не слышит. Мы ведь за эти годы многому научились. С Ин-Ра вполне можно играть на его поле, то есть в Сети. Он же сам, бедняжка, не способен писать программы, он пользуется человеческим софтом. А если софт пишут наши люди… Короче, по всей Сети у нас есть закладки, тайные ходы, натасканные вирусы.

«Вакцина»… Название я слышал, но очень давно. Еще в институтские годы. Дескать, была такая наглая банда хакеров, поставившая целью парализовать работу Сети… но доблестный наш Антивирусный Контроль… Плохо работаете, следователь Гришко. Или, наоборот, хорошо — если вы из этих.

Но я-то им зачем?

И, будто подслушав мои мысли, Олег ответил:

— Теперь насчет вас. Откровенно скажу, вы из тех, кого мне меньше всего хотелось бы втягивать в наши дела. — Он зачем-то перешел на «вы», и голос его стал заметно суше. Будто переключили некий регистр. — Не того типа человек. Вы слишком привыкли жить, как живете. Вам многое, конечно, не нравится, но сбрасываете пар… как все. Интеллигенция… Молчите… Я сам был таким, давно. А пришлось меняться. Кто-то же должен вытаскивать человечество из этой вонючей теплой ямы… Ладно, на лирику у нас времени не хватит. Слишком долго блокировать здешнюю защиту я не могу. В общем, так. Вы слышали когда-нибудь про оцифровку личности?

Я замялся. Кое-что слышал — как теорию. Но не об этом же спрашивал Олег.

— Эта технология существует уже пятнадцать лет, но пока нам удается держать ее в секрете. Наша разработка, вакцинная. Так вот, всю вашу личность, то есть всю память, все, что хранится у вас в мозгу, можно перенести на внешний носитель. Принцип, близкий к томографии.

— И? — недоуменно спросил я. — Ну, записали это на диск. Вы хотите сказать, что эта болванка и будет моей личностью? Вместит в себя мою бессмертную душу?

— Насчет души — обратитесь к специалистам в рясах, — поморщился Олег. — А по сути вы правы. Набор данных — это просто набор данных. Если выложить его в Сеть, то мертвым файлом он и останется. Но вот если определенным образом воздействовать на организм… то в момент клинической смерти…

Мне стало зябко. Очень уж легко он это произнес.

— Так вот, в момент клинической смерти поток эмонии достигает предельной мощности… и если его направить куда надо, он не растворится в инфо-поле, а сольется с вашей информационной матрицей. Это похоже на то, как ожили Алгоритмы. Так вот, в Сети появится новая личность. Ваша личность, Андрей. В качестве физического тела — та самая оцифровка. Уж память-то человеческая — самая сложная информационная структура, какая только возможна. Куда до нее всяким поделкам вроде «Хозяина Нижнего Мира»… А к тому же не надо ее подпитывать чьими-то эмоциями. Того заряда, что изливается в момент смерти, хватает навсегда. Поверьте, я это знаю не теоретически.

Так вот, значит, как? Парень в сером комбинезоне, запросто гуляющий по лабиринтам Игры. Творящий немыслимые, непредусмотренные разработчиками чудеса…

— Да, я уже пятнадцать лет здесь, — сказал Олег. — С самого начала. £ конце концов, первый опыт надо ставить на себе… Ничего, не так уж тут и страшно… А потом и другие появились. Еще восемнадцать человек. Вам предлагается стать двадцатым.

— Но зачем я вам?

Тупость, вызванная уколом, проходила, и теперь я варился в едкой смеси страха, тоски и раздражения.

— А ты представь, — он вернулся к изначальному «ты», — сколько может сделать полезного сетевая личность. Изучение Алгоритмов изнутри. Понимаешь? Вместо многолетнего и опасного хака можно сразу выловить структуру и блокировать их защиты… Один разведчик в ставке врага ценнее сотни дивизий. Если, конечно, он хороший разведчик. Но куда ты денешься? Научишься. Эх, если бы каждого можно было оцифровать! — глаза его азартно блеснули. — Мы бы таких дел натворили, Андрюша! Да никакого Ин-Ра уже не было бы, прибили бы дракона тапочком… К сожалению, очень мало кто годится для оцифровки. Лишь немногие по биофизике проходят. А остальных мы пока сканировать не научились, сразу возникают наводки, посторонние поля…

Я постарался взять себя в руки. Очень все это мне не нравилось. Но разве у меня был выбор?

— И как же вы поняли, что я гожусь?

Олег улыбнулся безмятежной детской улыбкой, во все свои тридцать два оцифрованных зуба.

— Помнишь, как ты к стоматологам ходил в прошлом году?

Я напряг мозги. Да, действительно, случилась такая неприятность, пришлось съездить в клинику на Савеловской. Пять минут в кресле, мягкий шлем на голове, тихая, убаюкивающая музыка. Списали с моей кредитки изрядно, так ведь стоматолог — профессия редкая, эксклюзивная. У населения давно уже здоровые зубы.

— Что, тогда и оцифровали? — ухмыльнулся я.

— Да что ты! Просто сняли энцефалограмму… ну и еще кое-что. У нас много точек — и в больницах, и в косметических салонах, и в парикмахерских… Девяносто девять и девять десятых — пустышка. Но иногда попадаются такие самородки, как мы с тобой. А дальше человека надо изучить, понять, подходит ли он нам по интеллекту, по взглядам, по этическим параметрам… Оцифруешь еще кого-нибудь, а он по всей Сети начнет вопить про «Вакцину». Нет, тут с разбором надо. Поставить ряд экспериментов…

У меня перехватило дыхание.

— То есть… Все это не случайно? И логи эти нелепые, и приговор… И Полигон…

— Ну конечно! — Олег лучился весельем. — Конечно! Это очень хорошая проверка, Андрюша. Ты почти по всем статьям годишься. Еще бы и взгляды тебе подрихтовать… А так — умный, порядочный, практичный. На рожон только иногда лезешь, но это можно и как дурость записать, и как смелость. Анатолий, кстати, очень тобой восхищался. Такой задохлик, говорил, и на меня попер…