Журнал «Если», 2003 № 07 - Страница 10

То ли я давно уже отклонился от нормы, то ли сказывалось остаточное действие укола, но мне сейчас было все равно. Я сидел на холодном полу, прислушивался к ноющему организму — боль возвращалась осторожными шажками. Словно таракан, переждавший угрозу в щелочке под плинтусом. Мне бы назад в больницу, долечиваться…

Я даже не сразу понял, что случилось. Кажется, в камере стало светлее? Да, именно так — противоположная стена теперь мягко переливалась розоватым сиянием. Пробегали по ней темные полоски, вспыхивали ослепительно-белые искорки, то и дело появлялись и исчезали короткие черные загогулины. Очень похоже было на древнее, сто-с-чем-то-летней давности кино, когда рвется пленка. Была в сороковые мода на старину. Специально портили современные фильмы, чтобы накинуть полтора века.

Вскоре, однако, стена успокоилась, застыла ровным немигающим светом, и я понял, что никакая это не стена, а экран. Неужели гуманизм «внуков Касперского» простирается на то, чтобы развлекать узников?

Но сейчас же выяснилось, что внуки строгого дедушки тут ни при чем. Розовый туман расступился, и передо мной возникло лицо. Очень знакомое лицо, широкое, с пышными черными усами.

— Ну, здравствуй, Андрей, — улыбнулся он с экрана.

— Здравствуй, Олег, — отозвался я, прислушиваясь к себе. Ни страха, ни злости, ни радости. Долго ли еще будет действовать эта заморозка?

— Значит, так. Слушай внимательно, разговор серьезный, а времени мало. У меня две новости, плохая и хорошая. Начнем, как водится, с плохой. Вот, ознакомься.

Поверх лица возникло окошечко с текстом. Буквы четкие, крупные… увесистые буквы.

Рассмотрев дело 34/2-6, Специальный Совет при Центральном сервере Антивирусного Контроля постановил: вину Ерохина А. М. согласно материалам дела считать доказанной; в силу особой опасности Ерохина Андрея Михайловича, личный номер 770335876419, обвиняющегося в террористической деятельности по отношению к объектам Информационного Разума, в качестве меры социальной защиты осуществить эвтаназию с последующей утилизацией биомассы. Семье осужденного выплатить пособие в размере трех минимальных зарплат. Приговор привести в исполнение в течение суток с момента регистрации в базе данных ЦСАК.

— Вот так, Андрюша, — окошко с текстом схлопнулось, открыв печальные глаза Олега. — Вот тебе их антивирусная гуманность. Господа Алгоритмы не садисты — они всего лишь рациональны. Жалости не ведают. Ты навредил им, значит, доверия тебе больше нет и жить тебе незачем.

Я задохнулся от обиды — вязкой и соленой, как в раннем детстве, когда не покупали обещанное мороженое.

— Я навредил? — слова выходили из моих губ какими-то придушенными. — Может, все иначе было? Может, это кое-кто меня гнусно подставил, обманул, прикрылся мною? А, Олег?

— Заметь, я не извиняюсь, — он слегка прикусил губу. — И думаю, тебе недолго осталось считать меня мерзавцем и подлой тварью. Потому что я перехожу ко второй части нашей программы. И поскольку нас никто сейчас не слышит, можно говорить откровенно. Говорить о том, что большинство предпочло забыть. В упор глядеть — и не замечать. А ведь все просто, Андрюша. Жило-было на планете Земля человечество. И хорошо жило, и плохо. Воевало, писало стихи, пресмыкалось перед подонками и совершало подвиги, крало и пело. А потом допелось — породило чудовище нового типа. Информационный Разум… какие жалкие слова. Это и есть Чужие, которых десятки и сотни лет обещали нам фантасты. Не из глубин космоса, не из параллельного мира, даже не из адских бездн. Из пустоты, из ничего, из сумасбродства нашего коллективного. Вот уже тридцать лет как нас оккупировали, и мы — рабы.

— Знаю-знаю, — поморщился я. — Читал листовки. Все их читали. Так ты из этих? Несгибаемых борцов?

Олег словно и не заметил моей фразы.

— Как же мы не любим правды! Как поспешили поверить в сказочку о взаимовыгодном симбиозе! Ну да, конечно, красиво было сформулировано: мы их эмоциями кормим, они через Сеть всей нашей экономикой управляют. Мол, мы сами не сможем, у нас человеческий фактор, который все только портит… короче, все, на что мы способны — это валенком в пульт… Нет больше человечества, Андрюша. Труп есть разлагающийся. Если весь смысл сводится теперь к обслуживанию Игр… зачем мечтать, верить, ломать голову над загадками мироздания и открывать новые истины? Зачем, если и так тепло и сытно? Да, больше на Земле никто не голодает. Да, прекратились войны, вместо ракет — штрафы и санкции. А толку? Гроб уютный, обитый бархатом — но гроб. Мы теперь только обслуживающий персонал. Тебе не стыдно, сценарист Ерохин? Что я, твоих сценариев не видел? Способный ведь мужик, романы мог писать настоящие, а на что разменял талант? Чтобы из геймера побольше эмоций выдоить? И ладно бы наивно верил, что возвышаешь его душу своими стрелялками… Сам знаешь, кому эмоции пойдут. Не искусство это у тебя, а доильный аппарат на фотонной тяге.

Стыдно не было, это он зря. Было пусто. Как на свежеотформатированном диске. Можно было бы возразить ему по каждому пункту, но спорить казалось не менее пошлым, чем соглашаться.

— А теперь прикинь, сколько это ваше сладкое рабство продлится… Тебя не смущает, что за последние тридцать лет не сделано ни одного серьезного открытия? Ни одного принципиально нового изобретения… Ни одной гениальной книги…

— О гениальности судят постфактум, — вставил я. — Иногда очень даже пост…

— Да, только сперва спорят и поливают грязью. Кто сейчас спорит? Кто грызется? Да есть ли хоть одна сфера, где был бы даже не прорыв — а пускай лишь намек на прорыв?

— Ну, ведь есть и отшельники, — заметил я. — И никто им не мешает жить, как им нравится. Без компов, без электричества…

— А, — скривился он, точно больной зуб потревожил, — это несерьезно. Ну, ушли в леса и пещеры. Натуральное хозяйство, конная тяга… Одичают через полтора поколения. Или приползут на брюхе, оголодав. Не думаешь ведь ты, что их Бог сохранит? Если уж он нас не сохранил… Нет, Андрюша, бежать — не выход. И смиряться не выход. Я же тебе про что толкую — прикинь перспективы лет на пятьдесят вперед. Мы потеряли самостоятельность, мы ничего уже не можем сами развивать. Мы можем только кормить Ин-Ра своими эмоциями и получать взамен кусок хлеба. Но чем дальше, тем хуже будет и с эмоциями. Тупеет человечество, черствеет. Значит, спустя какое-то время Игры окажутся на голодном пайке.

— Да почему же? Психология-то человеческая одинакова, что сейчас, что при Иоанне Грозном, что при мамонтах.

— Элементарно. Чтобы мы испытывали в Игре эмоции, Игра должна цеплять за те струнки, что есть у нас в реальности. Когда в прошлом веке опасно было ночью по улицам ходить, тогда и в «Doom» наши деды играли с огоньком… с азартом. Выплескивали туда затаенные страхи, обиды. Было к чему привязаться. Цепляло. Вот скажи, когда тебя крысопауки грызли, очень ты переживал? Пойми, чем скучнее и безопаснее жизнь, чем стандартнее, тем слабее наши чувства. Их бы можно еще было облагородить великой культурой, да где она…

Я молчал.

— Так что пара поколений — зачахнет рукотворный божок наш, Ин-Ра, — продолжал Олег. — О нем-то жалеть нечего, но вот мы… ведь косяком пойдут сбои в технологиях… катастрофы… атомные станции опять же… И ведь руками уже ничего не поправить, все процессы замкнуты на Сеть. Скоро никто уже и не сумеет поправить. Как уйдут старики, которые еще до Реализации учились, так все, труба. Ин-Ра помрет, а мы одичаем.

— Плакать хочется, — с чувством сказал я. — Но ты, конечно, знаешь путь? Знаешь, как надо?

Олег выдержал долгую паузу.

— Будь у нас больше времени, я предложил бы тебе подумать самостоятельно. Ведь не так уж это и сложно. Сперва отбросим глупости. Типа всеобщего восстания. Во-первых, никому это не нужно, а во-вторых, подавить его ничего не стоит. Ведь в нематериальных лапках Ин-Ра вся технология. Представь: повсюду отключилось электричество, водопровод, тепло… транспорт встал… финансовая система парализована… Глупость вторая: тайно создавать параллельные технологические структуры, не подключенные к Сети. Чтобы, значит, отказаться от подачек Ин-Ра и с понедельника зажить новой жизнью. Не выйдет это в тайне сохранить. К тому же прикинь, какие деньги здесь нужны…