Журнал «Если», 2002 № 10 - Страница 47

Завораживающее зрелище! Очень увлекает… если, конечно, происходит с кем-то посторонним.

— Гхы… — Пашка издал жалкий горловой звук. — Вы, эт самое, ну, пили чай?

— Чай! — закричала в истерике старушка и вышла из транса. Прямо-таки выбежала, пробудив в Пашке инстинкт преследователя.

— Остановитесь! — крикнул он, лихо запрыгнул на сцену и, миновав ее наискось, врубился плечом в маленькую дверь. Поздно! Заперто. Постучал кулаком. — Откройте!

— Уйди-ите! — плаксиво донеслось с той стороны. — Христа ради, уйдите! Не пила я никакого чая!

— Откройте! — в растерянности повторил Пашка — и только приглушенные всхлипывания в ответ. Он обернулся к нам и медленно побрел к краю сцены. Неужели вчера на мосту у меня была такая же физиономия?

— Ну, теперь поверил? — спросил я.

— Ч-чему?

— Тому, что каждому воздастся по грехам его. Причем скорее, чем мы думали.

— Ерунда. Нормальная реакция на какой-нибудь аллерген. Вернее, не нормальная а… эт самое, аллергическая.

— Реакция-то нормальная, но почему цвета разные? Вчера — фиолетовый, сегодня — синий.

— А он был с-синий? А мне показалось, эт самое…

— Разве менты не дальтоники? — вздохнула Маришка.

Пашка поморщился и от этого привычного действия немного пришел в себя.

— Чушь! — Он полез во внутренний карман за пакетиком-склейкой, где надежно, как в сейфе, хранился наш «вещдок». Сбившись в кучку, мы склонились над закладкой.

Синий цвет — ЛОЖЬ, ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВО.

Я перевел на Пашку полный снисхождения взгляд. Ну что, съел?

Пашка молчал, не поднимая глаз. Беззвучно шевелил губами. Пережевывал.

Интересно, подумалось вдруг, а как поживает наш новый знакомый? Санитар душ.

Возможно, он лучше нашего ориентируется в ситуации и может пролить хоть какой-нибудь свет на события последних суток. Кроме того, любопытно, как в этом свете изменится его негативное отношение к тоталитарным сектам. Усугубится или?..

Только вот где этого писателя искать? Я ведь даже имени его не запомнил.

— Мариш, — позвал я.

— Аю?

— Ты помнишь вчерашнего рукописца? Как его звали?

Маришка занималась тем же, чем всегда, когда не дремала в уютной позе с закрытыми глазами — любовалась собственным отражением. С другой стороны, на что еще здесь смотреть? Не на меня же!

— Не помню. Он не представился. А зачем тебе? — Тюбик губной помады она держала на манер микрофона. Издержки профессии.

— Да вот, думаю, что бы такого умного почитать, чтобы побороть послеобеденную бессонницу. А помнишь, он нам рукопись какую-то показывал?

— Скукопись.

— Что?

— Рукопись — то, что написано от руки. А это — скукопись, от скуки, от дурной головы и интеллектуального снобизма.

— Так категорично? — удивился я и проявил миролюбие. — А вдруг мы познакомились с живым классиком?

— Хороший классик, — Маришка свинтила язычок помады и плотоядно улыбнулась своему отражению, — живым не бывает!

— Ладно, — я не стал спорить. — А название ее ты не заметила?

— Заметила. Обреченный на что-то.

— На что?

— Не помню. Может, на смерть? Или на жизнь? А может, на бессмертие?

— Ага, — сказал я. — Спасибочки.

Точно! «Обреченный на…», остальное закрывала рука писателя. Слабая, конечно, к тому же какая-то двусмысленная, но зацепка. Известно, что всех непризнанных писателей, всех этих условно «молодых авторов» неудержимо тянет в Сеть, как… каких-нибудь анчоусов! Тут-то мы и будем его ловить, дождемся только бесплатного ночного коннекта. А пока…

Облако Маришкиных духов окутало меня, губы коснулись щеки: «До завтра!», послышался деловитый перестук каблучков в прихожей. Воздушная, улыбающаяся, целеустремленная — сразу видно, человек спешит на любимую работу.

На фоне загрузочного окна «Windows» возникла бледная тусклая физиономия — моя собственная. Поглазела на меня несколько секунд и недовольно скривилась. Сразу видно, человек уже никуда не спешит. Обреченный на…

Я подкрутил яркость монитора и вернулся к работе. Неотложных заказов хватило ровно на два часа. Теперь никаких дел до самой полуночи. А пока можно и вправду побороться с бессонницей. Тем более, что она сегодня, похоже… а-у-а (я зевнул)… не в лучшей форме.

Во сне приходила утренняя уборщица, вся синяя. Стояла в изголовье, просила снять грех с души. Обещала за это бесплатно вымыть оба окна и покрасить подоконники. Я спросил с иронией, в какой цвет. В правильный, ответила, цвет, она уж и синьки навела полведра. Я-то здесь при чем? — возмутился тогда я и, не просыпаясь, продиктовал ей Пашкин телефон. С ним разбирайтесь, он с родителями живет, у них подоконники шире. Но старушка не уходила, все умоляла, потом начала всхлипывать, противно так, пронзительно, пока всхлипывания не превратились в настойчивый зуммер будильника.

Только не спрашивайте, скольких бездарно потраченных часов и испорченных нервов мне стоило отыскать в Сети этого «обреченного на…»! Зато я в очередной раз убедился, что интернет как источник информации исчерпал себя и превратился в свалку данных, разрастающуюся со скоростью Вселенной. Поиск в ней напоминает процесс намывания золота вручную. Найти можно все, что угодно, но не вдруг. Сперва извольте перелопатить и просеять мелким ситечком горы неугодного, бесполезного и никаким боком не интересующего вас материала.

Но в конце концов справедливость восторжествовала. Методом исключения мне удалось выяснить, что наш вислоусый писатель обречен именно на «память», а не на «месть», «убийство», «бой» и еще десяток вариантов, которые мне услужливо попыталась подсунуть поисковая система. Одновременно определилось имя автора: Игнат Валерьев. Это сочетание архаичного имени с редкой фамилией настолько обрадовало меня, что я, не задумываясь, тут же набрал Пашкин номер.

Кстати, два часа ночи — идеальное время для звонков на сотовый. Тарифы самые низкие.

— Па-аш!

— Са-аш! — Он ответил возмущенно, но быстро — значит, еще не ложился. Какая-то музыка в трубке — значит, не на работе, можно и побеспокоить. Но на всякий случай лучше предварительно слегка обескуражить.

— Отвечаю на невысказанный вопрос. Сорок одна минута второго. Теперь твоя очередь. Информация в обмен на информацию. Мне нужно срочно найти одного человека. — Я быстро надиктовал скудные данные: москвич, примерно тридцати лет, имя, фамилия…

Некоторое время Пашка громко и неразборчиво пыхтел в трубку. Затем спросил:

— Прямо сейчас?

— Желательно, — нагло заявил я. — В крайнем случае утром. А пока скажи, администратор ЦДЭ так и не объявился?

— Телефоны молчат. Вернее, один все твердит про зону уверенного приема, а по другому милый девичий голосок отвечает: «Нет, еще не приходил».

— А секретарша не в курсе, куда ее начальник мог так внезапно запропаститься?

— Секунду! — В трубке зашуршало. В обещанную секунду Пашка, конечно, не уложился, но все равно отозвался довольно скоро. — Нет, она не знает.

— Однако, — удивился я, — быстро же ты с ней связался!

Моя ирония осталась незамеченной.

— Говорит, что у шефа есть дача где-то в районе Бабовска, но в любом случае он бы сначала предупредил…

Разве что покидал столицу быстро и в сильной панике, подумал я про себя.

Администратор дома культуры — должность наверняка не только ответственная, но и денежная. Там небольшой перерасход фондов, здесь незарегистрированная аренда помещения… А ведь ему приходилось общаться с добрым самаритянином! Что там по новому цветовому кодексу уготовано мздоимцам и стяжателям? Кажется, превращение в апельсин? Глянул в зеркало оранжевым взглядом, ударился в панику, затем — в бега. Спрятался на подмосковной даче, как иные посиневшие уборщицы прячутся в тесных клетушках позади сцены.

— Ну, у тебя все? — отвлек от размышлений Пашка. В голосе нетерпение, как будто телефонная трубка жжет ему пальцы.

— Почти, — пообещал я. — Ты не знаешь, какого цвета был первородный грех?