Журнал "Если" 1999, номер 11 - Страница 61

ДРОУВ? ТЫ ГДЕ? Голос прозвучал неподалеку. (Дроув? Легендарный герой Великой Стужи? Он где-то рядом, я достиг его поколения!) ТЫ СПИШЬ? На меня упала тень. ДРОУВ?! ВСТАВАЙ, ЛЕЖЕБОКА, Я ПРИНЕСЛА ПОЛДНИК! (Она обращается ко мне? Я в памяти легендарного Дроува? Не может быть… Я быстро перебрал его воспоминания: тот самый Дроув, собственной персоной!)

Я ПРОСТО ОТДЫХАЮ, сказал я, открыв глаза. Надо мной склонилась девушка, темные волосы упали на ее лицо. Она наклонилась еще ниже, поцеловала меня, и я увидел ее близко-близко… (Чара?! Нет, не она… Но то же лицо сердечком, те же карие глаза, сияющие теплом и любовью. И у нее Чарин кристалл – ее талисман, ее очарование!)

Я вывалился из транса в полном замешательстве. Чара наблюдала за мной и мягко улыбнулась, увидев мое ошарашенное лицо.

– Теперь ты тоже знаешь, любовь моя. А я всегда знала, что и в тебе, и во мне есть что-то особенное!

Я все еще не мог оправиться от потрясения.

– Никак не могу поверить. Все эти бесчисленные поколения… и ни одного дефектного гена! Ни у тебя, ни у меня.

– Такова наша семейная традиция.

– О нашей мужской линии тоже так говорили. Но боюсь, я не воспринимал этого серьезно… А знаешь что? Мы ведь можем прожить детство Дроува и Кареглазки. Мы можем увидеть их первую встречу.

– Мы можем заняться любовью вместе с ними, – мечтательно проговорила Чара. – Наверное, это инцест или что-нибудь в этом роде, но кому какое дело?

Эта идея заинтересовала меня, и я подвинулся к ней еще ближе, но…

– Это случайно не багги мистера Мак-Нейла? Послушай!

– Ракс! – воскликнула она. – Надо же, как подгадал. Мы выкатились из постели и быстро оделись.

– Знаешь, на Кареглазке был твой кристалл.

– Он передается от матери к дочери как талисман. По-твоему, она красивее, чем я? – В голосе Чары послышалась нотка беспокойства.

– Она очень похожа на тебя. У меня было довольно странное чувство, сперва я подумал, что это ты.

– И Дроув очень похож на тебя. Но он не такой симпатичный.

– И Кареглазка совсем не такая хорошенькая, как ты, – с честным видом солгал я.

Когда Чара меня поцеловала, в комнату вошел мистер Мак-Нейл.

– Ну-ну, – проворчал он ухмыляясь. – Вы отыскали что-то интересное или все это время валяли дурака?

– Чара и я… Мы прямые потомки Дроува и Кареглазки.

– Даже так? – задумчиво откликнулся мистер Мак-Нейл. – Тогда вы должны знать, как ваш народ пережил Великую Стужу.

– Мы пока еще не знаем. Но это должно быть в нашей памяти. – Я взглянул на Чару. – Ты ушла глубже меня. Тебе не попалось что-нибудь?..

– Нет, я ничего не обнаружила, и это странно. Казалось бы, такое великое воспоминание… – Она внезапно побледнела. – И знаешь что, Харди…

До меня дошло в тот же миг.

– Они слишком молоды! Я был в памяти Дроува после Великой Стужи, как раз в это время наши предки отстраивали Паллахакси. Обоим было лет по двадцать, и получается, что эта пара никак не могла пережить сорокалетнюю стужу. Должно быть, это другие Дроув и Кареглазка?

– О Ракс! Нет, они те самые, Харди. Я навестила детство Кареглазки, и она жила в доме под Золотым Грумметом, как утверждают легенды. Кроме того… Ее воспоминания начинаются именно здесь, в этом доме.

– Ты хочешь сказать, что Кареглазка не унаследовала воспоминаний матери?

– Да, это так. И я совершенно уверена, что Дроув тоже не унаследовал воспоминаний отца.

– И это значит, что вы не можете продвинуться глубже? – спросил мистер Мак-Нейл.

– Именно так. Похоже, это было первое поколение, которое передало свою память потомкам.

– Мы зашли в тупик. – Мистер Мак-Нейл тяжело опустился на груду мехов. – Выходит, Великая Стужа закончилась до их рождения.

– Легенды утверждают обратное, – возразил я. – И более того… Согласно преданиям, стилки получили дар памяти во время Великой Стужи. Но это как раз и согласуется с тем, что у Дроува и Кареглазки нет родительской памяти, не так ли? Они должны были родиться до, а не после стужи.

– Теоретически есть одна возможность, но я буквально притягиваю ее за уши, – сказал мистер Мак-Нейл. – Допустим, ваш народ был эвакуирован с планеты на все время стужи… А потом космический корабль разогнался до скорости света. В таком случае, согласно закону относительности, люди не постареют и вернутся назад молодыми.

Мистер Мак-Нейл уже объяснял мне эту научную концепцию, однако ему не удалось меня убедить. На мой взгляд, она полностью противоречит здравому смыслу, но я не стал с ним спорить и спросил:

– И кто же, по-вашему, нас эвакуировал?

– Я уже говорил, что в этом секторе галактики только две расы космических путешественников. У землян есть такая техническая возможность, но… Насколько мне известно, мы прибыли сюда намного позже Великой Стужи. С другой стороны, можно предположить, что к вам прилетала более ранняя экспедиция, но все сведения о ней утеряны. Такое случается в наших архивах. Это весьма маловероятно, но все-таки вполне возможно. – Он помолчал. – Что же до кикихуахуа… Они ни при каких обстоятельствах не могут приблизиться к скорости света. Их космические летуны около тысячи километров в поперечнике и движутся благодаря энергии солнечного ветра.

Многое из этого я уже слышал от мистера Мак-Нейла, но для Чары все было в новинку.

– Значит, у кикихуахуа должно смениться множество поколений, прежде чем они долетят куда-нибудь?

– На самом деле нет. Космический летун питает их чем-то вроде снотворной жидкости, и кикихуахуа впадают в анабиоз на все время путешествия.

Мистер Мак-Нейл замолк, а Чара задумчиво повторила:

– Анабиоз. Жаль, что у нас нет под рукой космического летуна.

– А может быть, и есть, – внезапно сказал я.

Я рассказал, что произошло со мной в пещере-кормилице.

– И мне показалось, что прошел всего лишь день или два. Но это был почти целый сезон, а я ничего такого даже не почувствовал.

– Ну вот вам и ответ, – заключил мистер Мак-Нейл. – Кикихуахуа вывели пещеру-кормилицу на базе генов космического летуна, как я уже говорил. Во время обычной стужи в ней укрываются лорины, но в бедственном случае, я думаю, они принимают всех.

– Да, если только люди по глупости не пытаются выжить собственными силами… На станции Девон у меня была вспышка памяти, и теперь я уверен, что это воспоминание Дроува. Дроув находился на консервном заводе, и часть людей была внутри изгороди, а другие стояли снаружи. Шел сильный снег, у изгороди горели костры, и люди снаружи очень хотели войти внутрь. Но те, что были внутри, не хотели их впускать. Они сказали, что там нет места.

– А что случилось потом?

– Не знаю. Но в этом воспоминании много ненависти и очень много страха.

– Ты должен найти эту сцену в памяти Дроува, – решительно заявила Чара. – И я поищу ее в памяти Кареглазки, это выведет нас на Великую Стужу. Если они спали в пещере-кормилице, для них прошел всего лишь день, или два, или три. Но мы с тобой искали сорокалетнюю стужу, и эти дни мы просто проскочили.

Мистер Мак-Нейл улегся на свои спальные меха и сказал, что подежурит у печки, пока мы с Чарой будем заниматься преждевидением.

И к следующему полудню все стало предельно ясно.

Мы по очереди рассказывали мистеру Мак-Нейлу эту трагическую историю. Внутри изгороди, окружающей консервный завод, находились бюрократы и члены их семейств, по большей части из центральных областей материка. А снаружи остались жители Паллахакси и соседних деревень, а также беженцы из других городов. Родители Дроува из Алики были внутри, а родня Кареглазки – снаружи.

– Дроува и Кареглазку разлучили, – рассказала Чара. – Они держались за руки через прутья изгороди.

– Консервный завод был разделен на уровни, – продолжил я. – Регент и его приближенные заняли самый нижний, пятый подземный этаж. На каждом следующем помещались менее важные особы, а вооруженная охрана расположилась на уровне земли. Люди Дроува находились всего этажом ниже. Мы тогда не поняли сразу, что эти уровни могут быть наглухо отрезаны друг от друга, а самые большие запасы пищи и топлива находились в самом низу.