Журнал «Если», 1998 № 11-12 - Страница 2

Я, кажется, опять отвлекся? Извините.

Червяк в метле не очень-то меня встревожил, но вопрос о том, что же это такое, ворочаясь где-то в закоулках сознания, не давал мне покоя всю неделю. Я мог не спешить с ответом, но по натуре я скептический рационалист и не люблю необъяснимых вещей. Поэтому я хотел, чтобы мне объяснили, что это за штука — странный червяк, живущий в метле, — и желательно простыми и понятными словами.

Друзей на факультете биологии в университете у меня не было, зато имелся знакомый — заведующий кафедрой Джон Бракнер, и он вполне мог помочь. Загвоздка же состояла в том, что я не представлял, к какому из сосудов биологической мудрости мне следовало припасть.

— Тебе, наверное, нужен энтомолог, Фред, — сказал доктор Бракнер. — Думаю, профессор Сондергард как раз тот, кого ты ищешь.

— Сондергард? Никогда его не встречал.

— А он тип эксцентричный и общества не любит. У него странная область исследований. Сондергард специализируется в обнаружении и классификации новых видов всяких ползучих гадов. На его счету уже несколько открытий.

— Ясно. Похоже, док Сондергард — как раз то, что мне надо.

Бракнер дал мне его телефон и адрес. Я набрал номер и услышал в трубке голос с легким акцентом.

— Профессор Сондергард?

Услышав подтверждение, я представился и, не теряя зря времени, спросил про странного обитателя метлы.

— У вас есть образец?

— Э-э… нет. Он куда-то уполз. Вы мне не скажете, что это такое?

— Молодой человек, вы не хотите этого знать.

И он положил трубку.

Твердо решив добиться своего, я немедленно перезвонил.

— Послушайте, профессор Сондергард. Мы с вами работаем в одном и том же университете. И если вы хоть немного представляете, что такое профессиональная вежливость…

— Ни слова больше, — устало отозвался Сондергард. — Извините, что бросил трубку. Но вы бы меня простили, если бы знали.

— Что знал?

— То, о чем вам не следовало спрашивать.

— Я просто поинтересовался вашим профессиональным мнением о необычном виде… насекомого, как я полагаю.

— Черви — не насекомые. Они относятся к совершенно другому классу.

— Разумеется. Но можете вы сказать, что за существо поселилось у меня в метле?

— Это был метлочервь.

— Понятно.

— Мой ответ вам помог?

— А они редкие?

— Чрезвычайно. В некотором смысле они почти не существуют… за исключением определенных обстоятельств.

— Каких же?

— А таких, что их кто-то видит.

— Вот как? А не скажете ли вы, почему?..

— Молодой человек… извините, как вас зовут?

— Доктор Фредерик Мэллори, факультет философии и символической логики.

— Ага, значит, вы сможете оценить философское значение того, что я сейчас скажу. Вот уже много лет я занимаюсь исследованиями в области криптозоологии. Это наука о странных и неизвестных формах жизни.

— А я думал, она исследует жизнь на других планетах или что-то вроде того.

— Это ксенобиология. Доктор Мэллори, известно ли вам общее число различных форм жизни на нашей планете — то есть количество индивидуальных видов?

— Я слышал различные цифры.

— Все это лишь предположения. Ответ состоит в том, что этого никто не знает. Не проходит и месяца, чтобы какой-нибудь энтомолог не открыл новый вид насекомых.

— Да, но насекомые…

Я говорю о биологической экзотике, которая обосновалась у нас прямо под носом, но которую никто не замечает. Возьмем, к примеру, вашего метлочервя. Он родственник обыкновенного выползка, но живет не в земле. Он устраивает себе жилище среди стеблей в густых зарослях камыша и других прибрежных растений. А иногда заползает на людскую территорию и здесь находит себе уютное прибежище.

— Очень интересно. Значит, они действительно существуют?

— Вне всякого сомнения. Но это очень редкий вид. Поэтому я и спросил, есть ли у вас образец. Мне очень хочется получить экземпляр.

— Буду начеку. То бишь, стану держать метлу наготове.

— Спасибо. Но случаи, когда они попадаются на глаза, чрезвычайно редки. Вы второй, кто сообщил о таком наблюдении лично мне.

— А откуда вы узнали, что метлочерви существуют на самом деле?

— Коллега из Венгрии утверждает, что у нее есть экземпляр. Однако мне не довелось его видеть.

— А что вы там говорили насчет того, что они существуют лишь тогда, когда их видят?

— Это тонкий философский вопрос. Знаете ли, криптозоология как наука, изучающая неизвестные формы жизни, официально не признана. У нас нет ни профессиональных журналов, ни международных конференций. В определенных кругах биологов нас просто не принимают в расчет. «Материал для бульварных газетенок». Вроде ихтиозавра, живущего в шотландском озере.

— Но если у вас есть образцы…

— Их очень и очень мало. Действительно, я установил существование нескольких новых видов и для подтверждения имею их образцы. Но они весьма невзрачны и не представляют особого интереса. Видите ли, доктор Мэллори, у нас под ногами ползают сотни, если не тысячи, совершенно неизвестных видов жизни — как насекомых, так и других. Некоторые из них просто поразительны.

— Вы так и не объяснили философскую часть проблемы.

— После нашего отчаяния и неверия в то, что нас когда-нибудь признают… после холмов отвергнутых статей на тему возможного существования того или иного экзотического вида, где честно признавалось, что данные основаны на случайных наблюдениях и слухах, некоторые из нас выдвинули теорию о том, что причина наших неудач в ином. Возможно, не каждый способен наблюдать эти существа. Лишь некоторые наделены даром особого восприятия. И то, что подобные живые существа практически совершенно неизвестны, может объясняться тем, что подавляющее большинство людей просто-напросто не способно их увидеть.

— Теперь я понял, как это связано с ихтиозавром или НЛО. Знакомая аргументация.

— Ах, если бы наша задача была такой же тривиальной, как проблема НЛО! Да ведь НЛО видели миллионы людей. Зато практически никто не наблюдал и документально не зафиксировал истинную экзотику. Некоторые из этих живых существ воистину поразительны. Если я их вам опишу, вы в половине случаев мне попросту не поверите. А некоторые из этих существ весьма опасны…

— Опасны? Например?

— Носовертка.

— Носовертка?

— Да. Скажите, не случалось ли с вами такого: идете вы себе, скажем, погожим летним днем, и вдруг что-то залетает вам в нос?

— Да, — рассмеялся я.

— И что вы в таком случае делаете?

— Ну, извините, засовываю в нос палец и пытаюсь выковырять мошку. Или сморкаюсь.

— А вам когда-нибудь удавалось ее убить или поймать?

Я усмехнулся.

— Нет, пожалуй, не удавалось. Но такое редко случается. Да насекомое, конечно, само улетает.

— А почему вы в этом настолько уверены? Откуда вам знать — вдруг оно заползло в носоглотку, а оттуда еще выше — в носовую пазуху?

— Никаких последствий я не испытывал.

— А бывают у вас приступы мигрени?

— Конечно, но это не значит…

— Проникновение носовертки может стать фатальным. Это существо — кстати, чрезвычайно маленькое — способно преодолеть мозговой барьер, пробраться в полость черепа и сильно повредить мозг. На это могут уйти годы, но результат всегда один — смерть.

— Чушь!

— О, вы так полагаете? В таком случае я считаю, что разговор можно закончить.

Он положил трубку, и на сей раз я не стал перезванивать.

Настоящий псих, решил я.

Так я полагал до пятницы, когда шел через университетский городок и заметил грузную фигуру бредущего мне навстречу Джона Бракнера.

— Фред! Ну как, звонил Сондергарду?

— Да.

— И он тебе помог?

— Очень. Он сказал мне, что у меня поселился метлочервь.

Джон хихикнул.

И тут я согнулся пополам, зажав руками нос и отчаянно пытаясь достать нечто щекочущее и жужжащее, залетевшее в левую ноздрю.

Мгновенно сориентировавшись, я выхватил из кармана комок мятых бумажных салфеток (так уж совпало, что утром меня одолел приступ чихания из-за аллергии на домашнюю пыль и некоторые виды пыльцы), прижал его к носу и сильно высморкался. Очень сильно. Наверное, такой звук издает охваченный любовным томлением гусь.