Журнал «Если», 1997 № 09 - Страница 1

«Если», 1997 № 09

Рэй Брэдбери

КАПЕЛЬКА НЕТЕРПИМОСТИ

Вечер не отличался от любого другого. Но именно в этот майский вечер, за неделю до своего двадцать девятого дня рождения, Джонатан Хьюз встретил судьбу, прибывшую издали — из другого времени, из другой эпохи, из другой жизни.

Узнал он судьбу, конечно, не сразу, хоть она и села на тот же поезд на том же Пенсильванском вокзале и расположилась напротив Хьюза в облике пожилого человека, почти старика. Ехать было неблизко, через весь Лонг-Айленд; Хьюз стал всматриваться в газету в руках попутчика и в конце концов сказал:

— Простите, сэр, но ваш экземпляр «Нью-Йорк тайме» выглядит иначе, чем мой. Шрифт у вас на первой странице какой-то странный. Это что, более поздний выпуск?

— Нет! — Пожилой запнулся, судорожно сглотнул, потом все же выговорил: — То есть да, эта газета вышла намного позже…

Хьюз окинул взглядом вагон.

— Еще раз извините, но у всех остальных газеты одинаковые. Может быть, ваш экземпляр пробный, как бы эскиз на будущее?

— Эскиз на будущее? — повторил пожилой, едва шевеля губами. Одежда повисла на нем мешком, будто он в одно мгновение съежился и потерял половину тела. — В самом деле, — прошептал он. — Эскиз на будущее. Господи, ну и шутка…

Только тут Джонатан Хьюз обратил внимание на дату под заголовком газеты:

2 мая 1999 года.

— Послушайте… — начал было он, но глаза уже обежали первую страницу и в левом верхнем ее углу обнаружили небольшую заметку без снимков:

УБИТА ЖЕНЩИНА

ПОЛИЦИЯ ПОДОЗРЕВАЕТ МУЖА

Обнаружено тело м-с Алисы Хьюз, убитой из огнестрельного оружия…

Поезд прогрохотал по мосту. За окном встала стена деревьев, вытянула зеленые ветви, затрепетала под порывами ветра и исчезла, словно срубленная под корень. Поезд вкатился на станцию спокойно, буднично, словно в мире ничего не случилось. В наступившей тишине глаза сами собой вернулись к тексту:

Джонатан Хьюз, дипломированный аудитор, проживающий в Плэндоме на Плэндом-авеню, 112…

— Боже! — крикнул он. — Прочь от меня, прочь!..

Но почему-то вскочил сам и отбежал на несколько шагов, прежде чем старик хотя бы шевельнулся. Толчок поезда бросил Хьюза на пустое сиденье, и он дикими глазами уставился на мелькающую за окнами реку зелени.

Мысли были не менее дикими. Кому понадобилось так зло шутить? Кто пытается причинить ему боль? И зачем? Поиздеваться над недавней женитьбой, над безоблачным счастьем с красавицей-женой? Проклятие! Его охватила невольная дрожь, и оставалось бесцельно повторять: проклятие! проклятие!..

Поезд вылетел на кривую, и Хьюза рывком подняло на ноги. Охмелев от тряски, раздумий и просто от ярости, он бросился к попутчику, который теперь приниженно сгорбился над своей газетой и уткнулся в текст. Одним взмахом Хьюз отстранил газету и вцепился в костлявое плечо. Не ожидавший нападения старик поднял голову, из глаз его бежали слезы. Оба они застыли, вагон громыхал. Хьюз ощутил, как душа поднимается к горлу и покидает тело.

— Кто вы?!

Почудилось, что это закричал не он, а кто-то другой.

Поезд швыряло из стороны в сторону, — мерещилось, что состав вот-вот соскочит с рельсов.

Попутчик содрогнулся, как ужаленный в самое сердце, машинально сунул в руку Хьюзу карточку и побрел шатаясь к тамбуру и в соседний вагон. Джонатан Хьюз разжал кулак, перевернул карточку и прочел несколько слов, которые заставили его тяжело рухнуть на сиденье и заново вчитаться в невозможные слова:

ДЖОНАТАН ХЬЮЗ,

дипломированный аудитор

679-4990, Плэндом

— Не-е-ет!!! — опять крикнул не он, а кто-то другой.

А молодой Хьюз подумал:

«Он — это я? Помилуй Бог, выходит, старик — это я?..»

Нет, это все-таки заговор, вернее, цепочка заговоров. Кто-то затеял нелепую шутку с убийством, и кто-то придумал, как довести ее до сведения Хьюза. Поезд, рыча, несся вперед, и пять сотен пассажиров качались, как шайка пьяных конторщиков, прячась за книжками и газетами, а старик перебегал из вагона в вагон, казалось, его преследуют демоны. К моменту, когда Джонатан Хьюз окончательно потерял рассудок, и кровь его вскипела от бешенства, старик добрался уже до дальнего конца поезда.

Они встретились вновь в последнем вагоне, почти пустом. Джонатан Хьюз подошел к старику вплотную, а тот упорно не поднимал глаз. И ревел в три ручья, так что разговор был попросту невозможен. «Кого, — подумал Хьюз, — кого он оплакивает? Ну прекрати, пожалуйста, прекрати…»

Как по безмолвной команде, старик выпрямился, утер глаза, высморкался и начал таким тихим, неустойчивым голосом, что Хьюз волей-неволей сделал еще шаг вперед и даже сел, вникая в шепот:

— Мы родились…

— Мы?!

— Мы, — повторил старик, вглядываясь в густеющие сумерки, летящие за окном, как дым пожара, — да, да, мы оба родились в тысяча девятьсот пятидесятом году в городе Куинси на Миссисипи…

«Верно», — подумал Хьюз.

— И жили в доме сорок девять по Вашингтон-стрит, и занимались в центральной городской школе до второго класса, куда перешли вместе с Изабель Перри…

«Опять верно, — подумал Хьюз, — ее звали Изабель».

— Мы… — бормотал старик.

— Наши… — шептал старик. — Нас… Нам…

И так далее, в том же духе.

— Инструктором в столярной мастерской был мистер Бисби. Учительницей истории — мисс Монке. В десять лет на катке мы сломали правую ногу. В одиннадцать чуть не утонули — отец еле-еле сумел нас спасти. В двенадцать влюбились в Импи Джонсон…

«Седьмой класс, — подумал Хьюз, — милая девочка, но, увы, она умерла. Милосердный Боже», — воскликнул он про себя, стремительно старея.

Случилось и еще кое-что. Минута, две, три — старик говорил и говорил. И постепенно молодел, щеки загорелись, глаза заблестели, в то время как молодой Хьюз под грузом давних воспоминаний сникал и бледнел. Один говорил, другой слушал — и где-то посередине монолога они почти сравнялись возрастом, стали близнецами. И был миг, когда молодой Хьюз понял с абсолютной, полоумной точностью, что если посмеет глянуть в оконное стекло, которое ночь превратила в зеркало, то увидит близнецов.

Он не посмел. А старик завершил свое повествование, полностью выпрямившись и даже приподняв подбородок, — наверное, перекопать давние откровения и выговориться иначе не получилось бы.

— Таково прошлое, — произнес старик.

«Мне бы ударить его, — подумал Хьюз. — Обвинить. Наорать. Почему ж я не делаю ни того, ни другого, ни третьего?»

Потому что… Старик ощутил невысказанный вопрос и объявил:

— Ты уже понял — я именно тот, за кого себя выдаю. Потому что я знаю все-все, что касается нас обоих. Теперь о будущем…

— О моем?

— О нашем, — ответил старик.

Джонатан Хьюз кивнул, не сводя глаз с газеты, зажатой в стиснутом кулаке. Старик сложил ее и спрятал.

— Твой бизнес мало-помалу начнет приходить в упадок. По каким причинам, никто так и не поймет. У тебя родится ребенок, но вскоре умрет. Ты заведешь любовницу, но не сумеешь ее удержать. А жена год за годом, день за днем будет раздражать тебя все сильнее и сильнее. И в конце концов — поверь мне, зачем мне лгать? — ты постепенно придешь… как бы выразиться поточнее… к тому, что само ее присутствие станет для тебя невыносимым. Однако вижу, что ты расстроился. Я лучше помолчу…

Они продолжили путь в тишине, и попутчик вновь стал старым, а Джонатан Хьюз не помолодел. И все-таки молодой кивнул, когда соотношение возрастов показалось ему подходящим, — кивнул, предлагая другому продолжать. И тот сказал:

— Тебе это кажется невероятным, ты же всего год как женат. Вы прожили прекрасный год, лучший из всех. Трудно поверить, что одна капля чернил может замутить целый кувшин чистой свежей воды. Но вот может, и это произошло. И в конце концов изменило не только нашу жену, нашу красавицу, сбывшуюся мечту, но и весь окружающий мир…