Журнал «Если», 1997 № 08 - Страница 52
— Нет, об одной Вселенной со множественностью измерений. Очень поэтичное явление. Скажем, мы, галеты, покорили пространство, но вот путешествие между измерениями нам пока не дается. — Чахлый погрузился в воспоминания. — Насколько я помню, мы болтались где-то вблизи скопления, именуемого вами NGC-286, когда кто-то учуял непонятный сдвиг в пространстве-времени. Вот уже несколько миллионов лет мы идем по следу. Нашу задачу серьезно затрудняло то обстоятельство, что сдвиг не всегда дает о себе знать и постоянно находится в движении.
— Измир? — спросил Кервин.
— Измир, — подтвердил Чахлый. — Когда мы наконец определили его местоположение, то приготовились к длительному изучению. Мы не имели представления о потенциале, с которым работаем, и не хотели предпринимать поспешных решений.
— Разумно, — кивнул Кипяток со знанием дела.
— Оказалось, что речь идет о вторжении из седьмого измерения, трещине в ткани пространстве-времени, позволившей крохотной доле исчезнувшего вещества вернуться в родную Вселенную. То, что у нее развилось элементарное сознание, вовсе не удивительно, если помнить, какое количество энергии было задействовано.
По этой причине мы и проявляем в его отношении такую аккуратность. Если он вдруг примет свои нормальные размеры, то реакция, которая произойдет в конкретном измерении, выразится в выделении чрезмерного количества энергии. Ее будет достаточно, чтобы покончить с целой галактикой.
— Вселенское цунами, — прошептал Кервин.
— Типа того. При подобной концентрации вещества, равного по массе нескольким миллионам звезд, трудно ожидать, что это произойдет без последствий для окрестных территорий.
Кервин оглянулся на Измира, выглядевшего не более зловещим, чем обычно, и на Миранду.
— Можем ли мы что-то предпринять? К этой галактике я уже худо-бедно привык. Может, вытолкнуть его обратно, в седьмое измерение?
— На двенадцать процентов вселенского вещества не воздействуют грубыми толчками, — напомнил Оденоу. — Да и толкнуть его нечем.
— Одного не пойму: чего ради он повсюду за нами таскается?
Чахлый пожал плечами. Кервин догадывался, что это, как и многое другое, галеты делали только ради них: самим им не требовалось пожимать плечами, к тому же у них вряд ли вообще имелись плечи.
— Не исключено, что он симпатизирует вам. Он находит вас привлекательными. Ему нравитесь вы, нравится ваш друг пруфиллианец Рейл, но больше всего нравится та, кого вы зовете Мирандой.
Названная дама перевернулась на другой бок и окинула взглядом людей и инопланетян.
— Вот что я вам скажу: слушала я вас, слушала и ничегошеньки не поняла. «Двенадцать процентов всей массы Вселенной» — скажите, пожалуйста! Да он легенький, как пушинка! Вообще ничего не весит, а вы… — Она провела кончиками пальцев по Измиру, который откликнулся цепочкой огоньков вдоль прочерченной ею дорожки.
— Нам не следовало бы здесь находиться и мучить вас такими разговорами, — утомленно проговорил Чахлый. — Мы держались в сторонке и снимали показания. Но изотаты повели себя, как слоны в посудной лавке. Мы не собирались вмешиваться, потому что надеялись, что явление «Измир» пройдет само собой и трещина в пространстве-времени затянется. Он мог бы и сам перебраться в иное измерение. Пускай там за него и переживают.
— Сколько всего существует измерений? — спросил Кервин.
— По нашим подсчетам — одиннадцать. Большинство представляется пустыми, хотя мы, возможно, просто не располагаем средствами прощупать, что там находится. Словом, события начали выходить из-под контроля, поэтому мы решили, что нам пора появиться, пока неуклюжие типы вроде изотатов не натворят настоящих бед.
— А теперь послушайте меня, — спокойно проговорил Кипяток. — Отдаю должное тому, как ловко вы выкрали нас из корабля зиканов и перенесли сюда. Но ответьте: откуда нам знать, что все эти разговоры насчет недостающей материи и множества измерений — не липа? Вы, скажем, просто неприметные карлики. У нас дома на вас никто не оглянулся бы.
— Большим и могучим ничего не стоит выглядеть большими и могучими, — объяснил Чахлый. — А вы попробуйте предстать маленькими и жалкими! Это уже целый фокус, требующий изобретательности.
— Значит, вы на самом деле большие и могучие. — Кервин бросил на брата предостерегающий взгляд, который тот по привычке игнорировал. — Если бы я осмелился врезать одному из вас по макушке, то на самом деле заехал бы здоровенному детине по физиономии?
— У вас бы это все равно не получилось. Повлиять на наш облик вы бессильны, — сказал Чахлый. — Ваша рука могла быть перехвачена еще до установления физического контакта. Можно также растворить вашу руку и вас заодно. Ничего сложного в этом нет. Гораздо сложнее имитировать поведение простого создания, изобразить переломы костей, кровотечение, синяки.
— Понятно. Вы бы даже извивались на земле от боли.
— Совершенно верно, — довольно ответил Чахлый. — Было бы интересно попробовать.
— Тогда почему мы должны верить, что все это — не лапша, которую вы вешаете нам на уши?
Чахлый призадумался, а потом ответил:
— Подойдите и попробуйте. Можно для экономии времени сразу растворить вам правую руку.
Кипяток шагнул было вперед, но вовремя спохватился.
— А я-то решил, что в кои-то веки встретил на улице ребят-мастеров пудрить мозги!
— Раз вам не хотелось вмешиваться, то зачем вы все-таки появились? Ведь не ради нас же! — сказал Кервин.
— Вы будете удивлены, но для нас разумная жизнь священна. Там, в межзвездном пространстве, очень одиноко, особенно когда перемещаешься между галактиками. Мы, галеты, любим компанию, а ведь нас осталось не так много. Поэтому мы всегда рады встрече с представителями другой разумной цивилизации. Из такой встречи могут вырасти дальнейшие отношения, хотя дружить на равных мы, конечно, не можем.
— Почему же? — Зеленая поросль на затылке у Рейла приобрела буроватый оттенок; Кервин забеспокоился, не вредно ли ему так долго находиться на солнце. — Мы как будто неплохо ладим.
— Поддержание гуманоидного обличья требует от нас большого напряжения. Мы идем на это, потому что ценим риск в условиях, когда рисковать приходится все меньше. С такими, какие мы есть на самом деле, вам было бы гораздо труднее поладить. — Чахлый указал на Измира. — А вот этот риск куда опаснее.
— Почему? — встревоженно спросил Кервин. — Думаете, он готовится еще сильнее пролезть в наше пространство?
— Не в том дело, — ответил Оденоу. — В этом случае мы бы просто удалились подальше. Было бы неприятно с эстетической точки зрения наблюдать, как несколько тысяч галактик вместе с миллиардами солнц и солнечных систем одновременно превращаются в дым, но на нас это бы не сказалось. Нет, опасность в другом: как бы кто-нибудь не сообразил, как взять Измира под свой контроль, используя его рудиментарное сознание.
— Вы имеете в виду сделать из него оружие?
— Вот-вот. Если бы так случилось, то даже нам негде было бы укрыться. Умея перемещать такие массивы вещества между нашим измерением и седьмым, вы становитесь всесильным. Более мощного оружия свет не видел и не увидит. Абсолютная власть! Зовите это, как хотите, хоть Измиром. Положение все равно остается нестабильным и очень сложным.
— Послушайте, — устало проговорил Кервин. — У меня экзамены на носу. Больше меня ничего не интересует: ни абсолютная власть, ни невиданное оружие, ни разные типы, скачущие между галактиками… — Он обреченно уселся и уронил голову на руки. — Кажется, моя способность что-либо воспринимать исчерпана до самого донышка.
Риц наклонился к Оденоу.
— Этого я и опасался. Масштаб событий превысил их возможности. Теперь они отключатся.
— Вы должны нам помочь, — сказал Чахлый Кервину.
Кервин поднял глаза и нахмурился.
— Мы — вам?
— Да. Как видите, Измир подчиняется вам четверым. На нас он не обращает внимания. Поверьте, мы уже пытались, но не добились ни малейшей реакции. Непонятно, почему ему нравится сотрудничать с низшими формами сознания, но это факт, с которым приходится считаться.