Журнал «Если», 1997 № 08 - Страница 21

— Отчасти проблема состоит в том, что мы, пруфиллианцы, очень обходительная раса. При этом нам не нравится, когда кто-то начинает корчить из себя властелина Вселенной. К тому же оомемианы лишены чувства юмора. А отсутствие юмора — как раз то, чего пруфиллианцы на дух не переносят. — Он улыбнулся, обнажив узкие короткие зубы.

— Теперь вам известна одна из причин, по которой я от души наслаждался своим пребыванием на вашей планете. У вас блестящее чувство юмора — за исключением случаев, когда вы даете волю своим преступным наклонностям. — Он глянул в зеркальце заднего вида. — Они считают себя большими умниками. Погодите, мы с вами еще встретимся!

— Почему они за вами гонятся? — спросил Кервин водителя, свернувшего на полузаросшую просеку. Судя по ударам, которые принимало теперь на себя днище машины, бывший приятель Миранды мог больше не рассчитывать получить свою собственность назад в приличном состоянии.

— Тут много разных мелких поводов…

Кервин не мог угадать, чем вызвана неопределенность ответа: нежеланием Рейла удовлетворить его любопытство или сосредоточенностью на вождении; не исключалось также, что ответ Рейла был чистой правдой.

— Такого, как я, вы бы назвали агентом-одиночкой.

— Кем-кем?

— Агентом, разведчиком, шпиком — как хотите. Кстати, вот еще одна ваша земная особенность, которую я нахожу очень привлекательной, — лингвистическое разнообразие. Конечно, из него проистекает множество неудобств… Кто бы мог подумать, чтобы одна раса создала столько слов, в которых так мало смысла? Строила сложные предложения, противоречащие сами себе и при этом сохраняющие какое-то значение? Когда вы присоединитесь к галактическому сообществу, из ваших рядов выйдут отменные дипломаты.

— Галактическое сообщество? — Кервину стало трудно дышать. — Вы хотите сказать, что вы и оомемианы — это еще не все?

— Конечно, нет! Разумная жизнь — такое же распространенное явление, как пыль под ногами. Существуют сотни, даже тысячи разумных рас. Точного числа я не знаю, это задача целого департамента. Бывает, ребята из отдела развития и интеграции пропустят или проглядят народец-другой. Тогда те берутся уничтожать сами себя. Прискорбная потеря! А все бюрократия!

Рейл опять покачал головой.

— Казалось бы, современные компьютеры все учитывают, но на самом деле они иногда только усложняют жизнь. Хотя, конечно, если вы поставили целью держать в поле зрения всю галактику, без них не обойтись. Только вы оснастили машину искусственным интеллектом — глядишь, она уже норовит залезть с вами в ванну. Будь моя воля… Но моего совета никто не спрашивает. Никто не желает выслушать скромного агента.

— Это еще не объяснение, почему за вами гонятся оомемианы.

Рейл слабо улыбнулся.

— Все это — сплошное недоразумение.

— Как же называют это недоразумение они? — поднажал Кервин.

Зеленая поросль на голове качнулась на юг.

— Тоже не очень громко: похищением.

— Похищение? — Кервин отшатнулся. — Не знаю, какова шкала тяжести преступлений там, откуда вы явились, но у нас на Земле похищение человека — это не «недоразумение».

— Успокойтесь, друг мой: так это именуют одни оомемианы, на самом же деле это голословное обвинение. Поэтому они и отправили за мной следом этих громил: ведь они знают, что у них нет шансов доказать свою правоту в любом суде. Они предпочли бы избежать огласки, которая неизбежна при открытом процессе. В любом суде, кроме оомемианского, обвинение немедленно развалилось бы.

Кервин обдумывал услышанное, поглядывая в зеркало заднего обзора. Изредка он замечал свечение, которое могло быть светом фар преследующей их машины. Рейл не шутил, когда признавал за оомемианами маниакальную настырность.

— Раз за вами нет вины, мы поможем вам, чем сумеем. Мне не нравится, когда накидываются на простого путника, откуда бы он ни явился.

— Значит, вы вроде бы никого не похищали? — спросила Миранда, которая привела в порядок волосы и теперь надевала туфли.

— Даже не думал! — Рейл широко улыбнулся. — Наоборот, я кое-что — заметьте, даже не кое-кого — выпустил на свободу.

Кервин помрачнел.

— Погодите-ка! Получается, вы все-таки кого-то похитили?

— Я сказал: «освободил». Какое же множество значений в вашем языке!

— Кого же — вернее, что — вы освободили?

— Измира Астараха.

— Нет, я просто обязан сколотить группу! Не пропадать же таким названиям! Уж не прячется ли этот Измир поблизости в кустах?

— Я говорю «он», а не «оно», для простоты. Нет, он здесь, с нами. Сопровождал нас все это время.

Кервин осмотрел салон.

— Получается, что вы похитили невидимку.

— Ничего подобного. Покажись-ка, Измир.

Сказав так, он поддел правой ногой лежавший поблизости шар для боулинга. Шар прокатился по полу и ударился о стенку моторного отсека. Впервые за весь вечер на физиономиях Кипятка и Кервина появилось одинаковое отупелое выражение. Первым, как ни странно, пришел в себя Кервин.

— Давайте-ка разберемся. Эти оомемианы выследили вас, настигли через неведомо сколько световых лет и теперь пытаются всех нас уничтожить только из-за того, что вы похитили какой-то шар для игры в кегли?

— А вот это, конечно, абсурд. — Рейл не выглядел особенно огорченным. Кервин подумал, что он, вероятно, просто привык к допросам. Еще раз толкнув ногой шар, Рейл произнес: — Довольно, Измир. Игре конец.

— Блитеракт, — отчетливо проговорил шар.

Кервин вылупил глаза на шар. Он был совершенно убежден, что последняя реплика принадлежала именно шару, а не Рейлу, если только последний не являлся межзвездным чревовещателем. Опасливо наклонившись, он дотронулся до поблескивающей сферической поверхности.

Шар выкрикнул какое-то непонятное сердитое слово. Кервин испуганно отдернул руку. Поверхность шара покрылась рябью, из которой выскользнуло тощее черное щупальце, обхватившее Кервина за правое запястье бережно и одновременно сильно, как хобот слоненка.

— Оставь его в покое. — К этому Рейл прибавил что-то на совершенно неслыханном языке, больше всего напоминавшем эфирные помехи.

Щупальце послушно разомкнулось. Кервин сжал запястье другой рукой. Несмотря на кратковременность контакта, он ощущал пощипывание. Тем временем шар на глазах у троих людей беззвучно поднялся в воздух и опустился на пластмассовый поддон для стаканов, закрывавший моторное отделение. В следующую секунду шар стало распирать изнутри. Он беспрерывно менял очертания и при этом подпрыгивал к потолку. Внутри были заметны крохотные взрывы, сопровождаемые значительным выбросом энергии.

Поверхность шара приобрела не только странную текучесть, но и хамелеоновскую способность менять окраску, которая постоянно колебалась между угольно-черной и темно-синей. Взрывы внутри тоже были разноцветные: белоснежные, красные, голубые, оранжевые; вскоре они участились, превратившись в волны, распространяющиеся по вертикали, как будто внутри шара выросла многослойная палочка-леденец. На самом шаре вдруг прорезался здоровенный синий глаз, за ним — две короткие четырехпалые ручонки, которыми шар оттолкнулся от поддона и поплыл в воздухе. Его нижняя полусфера при этом морщилась, как юбочка, колеблемая ветерком. Глаз неотрывно смотрел на Миранду.

Той потребовалось несколько минут, чтобы ощутить необходимость в словесном отпоре.

— Остынь-ка! Сначала Боуэн, потом этот шутник, — она указала на Кипятка, — теперь еще ты. Между прочим, я даже не знаю, что ты за птица.

— Ффриззен хобьюл менавик.

У Кервина возникло сразу две гипотезы: то ли он услышал смесь из разных языков, то ли один непонятный.

— Гляди-ка, он тоже считает тебя красоткой, — сказал ей Кипяток. — Это должно тебе льстить.

Она безразлично махнула рукой.

Кипяток тем временем обратился к Измиру со словами:

— Недурно. А побагроветь можешь?

Синий глаз воззрился на него, сместившись по желеобразной сферической поверхности. В следующую секунду Астарах сделался ярмарочно-красным, как автомобиль экспериментальной модели на автосалоне.