Журнал «Если», 1997 № 01 - Страница 66
Однако извержение вышло не столь бурным, как в фантастике английской…
Когда речь заходит о лице американской «Новой волны», принято называть шестерку имен. Это Сэмюэл Дилэни, безвременно ушедший Роджер Желязны, Томас Диш, Роберт Силверберг, Норман Спинрад и Харлан Эллисон.[10] Спровоцированные англичанами, все они бурно стартовали в середине 60-х, собрав «на круг» рекордное число высших премий (особенно преуспели в том Дилэни, Желязны и Эллисон), и спустя десятилетие прочно утвердились в первых рядах новой американской фантастики.
Я даже не буду перечислять их самые значительные произведения, которые хоть и с опозданием, но все же пришли к отечественному читателю. Достаточно имен — кто их сейчас не знает!
А затем… Затем пути вышеуказанных звезд американской фантастики кардинально разошлись.
Из всей шестерки, пожалуй, только Дилэни продолжал писать «по-старому». Что в нашем контексте означает: продолжал писать вызывающе экспериментальную — на грани скандала — модернистскую прозу, густо замешенную на подсознании, мифологических и культурных ассоциациях. Кроме того, Дилэни неожиданно нашел себя в иной сфере — академической критики, быстро став одним из ведущих специалистов в «фантастоведении». Не изменил своей манере и Эллисон, чей конек — короткие новеллы. Однако его нервная, экспрессивная проза, выражающая неудовлетворенность героев и автора окружающим миром, мало подходила заметно остепенившейся, покрывшейся жирком довольства и самоуспокоенности Америке 1980-х… А вот некогда подававшие большие надежды Диш и Спинрад в последние годы пишут меньше и то, что публикуют, увы, сенсации в мире фантастики давно не вызывает.
Что же касается двух звезд первой величины 60-х годов — Роджера Желязны и Роберта Силверберга, то их судьба как раз иллюстрирует вышеупомянутую «контрреволюцию».
Вчерашние властители дум и иконоборцы почли за благо заняться иным делом, куда более почитаемым в Америке: производством гарантированных бестселлеров. А жаль… В свое время Силверберг смог удивить буквально всех, когда быстро и без видимых проблем превратился из поточного ремесленника в одного из самых ярких «литературных» американских фантастов. А за Роджером Желязны так и вовсе закрепился титул ведущего стилиста и визионера в жанре. Однако романтическая молодость проходит, а, вкусив успеха материального, выраженного в тиражах, шумных рекламных кампаниях и производных от них авансовых «сумм прописью», уже трудно отказаться от ходьбы по проторенным дорожкам. Хуже писать оба не стали, их последние книги также стилистически выдержаны и богато «культурно орнаментированы»; но эти лоснящиеся — так и хочется сказать: упитанные! — томики с золочеными заглавиями одним своим видом напоминают, что никакой иной цели, кроме как развлечь, авторы перед собой не ставили.
Мне осталось хотя бы вкратце упомянуть еще троих американских писателей, чей блистательный старт пришелся также на бурные шестидесятые.
Это Филип Дик, Фрэнк Херберт и Урсула Ле Гуин. Однако разговор о всех троих, из коих в живых осталась лишь последняя, неизбежно выбьется из общей колеи обзора. Тут ничего не поделаешь: статья изначально посвящалась «Новой волне», а творчество великой тройки, революционное и новаторское — у каждого по-своему — в рамки движения никак не вписывалось.
Как, впрочем, и положено настоящей Литературе…
Я еще вернусь ко всем троим, когда подоспеет время. Херберта прославила, в основном, одна-единственная серия произведений, причем прославила исключительно по-американски: начиная с третьего романа серии все оставшиеся, которые писатель успел сочинить (четвертый, пятый и шестой) неизменно становились национальными бестселлерами. Хотя в истории научно-фантастической литературы — если искать в ней действительно Литературу! — останется лишь первый… Название «Дюна» сегодня знакомо даже тем, кто не испытывает к научной фантастике особой симпатии. При том, что Херберта, при всей революционности совершенного им в жанре, назвать бунтарем, ниспровергателем канонов нельзя. Наоборот, на поверхности — все те же прописанные до мелочей Истории Будущего, казалось бы, исчерпанные сюжетные золотые жилы — трудились-то корифеи: Олаф Стэплдон, Роберт Хайнлайн, Айзек Азимов, Пол Андерсон!
Однако эффект в данном случае произвело вовсе не новое качество, а скорее количество (которое, согласно закону диалектики… — ну и так далее). Невиданных до той поры размеров том Херберта под названием «Дюна» — как оказалось, первый, но не последний в гигантской эпопее, прерванной лишь преждевременной кончиной автора, — был насыщен таким количеством персонажей, сюжетных находок (в том числе и новомодных — чего стоит одна экологическая линия!) и деталей, что мир Дюны, в отличие от предшественников, ожил. Увы, далее Херберт оказался в значительной мере пленником собственной открытой жилы, и все покатилось по налаженному коммерческому конвейеру…
А вот разносторонне одаренный и всегда неожиданный Филип Дик так до конца жизни признанным «бестселлеристом» не стал. Хотя снискал иной успех — у поклонников интеллектуальной и психологической фантастики.
Я при всем желании не смогу в рамках этого обзора остановиться на его творчестве — прежде всего потому, что о Дике не скажешь кратко. Всю жизнь он писал по сути один бесконечный роман о запутанной и порой мучительной взаимосвязи человека и мира, только кажущегося реальным. Эту заведомо бесконечную эпопею Брайан Олдисс метко сравнил со знаменитым циклом столпа модернистской литературы XX века Марселя Пруста — «В поисках утраченного времени». А такой бескомпромиссный к творчеству коллег «судия», как Станислав Лем, назвал Дика единственно достойным американским фантастом.
А также Урсулу Ле Гуин, блиц-портретом которой завершается наше знакомство со «сливками» американской science fiction 60-х — 70-х годов.
Ле Гуин продолжает активно творить и сегодня, хотя и не столь бесспорно, как в предшествующие десятилетия. Вершины ее творчества — это, безусловно, произведения «хайнского» цикла, объединенные еще одной (но насколько отличной от всех предшественников!) историей галактического будущего человечества. Среди них выделяются два абсолютных шедевра мировой фантастики: «Левая рука Тьмы» (1969) и «Обездоленные» (1974). На мой взгляд, ничего значительнее на тему Контакта, понимаемого в самом широком смысле, в западной литературе создано не было. Что же касается ближайших аналогий в фантастике иной, «незападной», — первым делом в голову приходят, конечно, имена Лема и братьев Стругацких…
Главное научно-фантастическое открытие писательницы, имеющее, если задуматься, самое прямое отношение к нашей реальной жизни в XX столетии, — это своеобразная «этическая иерархия» Контакта, выраженная фразой: «Один человек — это весть, два — уже вторжение». Потому и нащупывают первые тропинки на пути к иным мирам, иным цивилизациям, психологиям поначалу не посольства, не делегации, тем паче не космические «канонерки», а индивидуумы. Разведчики-ученые, одинокие посланцы Лиги Миров, на долю которых выпадает задача первыми осознать, прочувствовать, пережить встречу с Иным, непривычным, чуждым. Только после одной или нескольких таких одиночных попыток придет час представительных посольских миссий. Что и говорить, процесс этот длинный и утомительный, но в результате достигается именно Контакт, союз равных, а не та или иная форма интервенции. Кроме того, формально входящий в «хайнский» цикл роман «Обездоленные» (название переводится и как «Нищие духом») это еще и одна из самых значительных — во всяком случае, самая живая утопия-антиутопия последнего времени! К сожалению, более поздние обращения писательницы к этому достойному жанру оказались не такими удачными. Что, вероятно, в значительной мере обусловлено и самим временем: трудно поразить читателя литературной утопией, когда реальные утопии посыпались как карточный домик!.. Однако я забегаю вперед, в относительно сытые 70-е и 80-е, коим будет посвящена отдельная статья. Возвращаясь к корифеям американской «Новой волны», можно лишь констатировать: в указанные десятилетия, увы, не они будут определять лицо этой литературы. Пока же, по мере того как условное наше летосчисление перешагнуло в новое десятилетие, намечавшийся в научной фантастике бунт тихо сошел на нет. Наступил относительный штиль — в ожидании следующих вспененных бурунов.