Журнал «Если», 1996 № 03 - Страница 64

— Спасибо, я пока просто погляжу.

— Нет проблем. Свистни, если потребуюсь.

Звуки ситар из колонок хорошо сочетались с висящими на стенах индийскими коврами и легкой плетеной мебелью, выставленной в центре отдела, но никак не подходили к глиняным пивным кружкам (сделано в Германии) или поделкам в стиле «Дикого Запада» (якобы создано руками индейцев навахо). «Не те у вас индейцы, ребята», — подумал Том.

Он задумчиво повертел в руках литровую пивную кружку и поставил обратно. Сойдет, но только если не отыщется что-нибудь получше. Свернув за угол, он миновал стопки дешевых тайваньских тарелок и вскоре очутился перед витриной с греческой керамикой: современные копии древних ваз.

Он и раньше видел подобные изделия, но большинство из них было сработано слишком грубо. В этих же ощущалась достоверность — четкие и совершенные контуры, элегантная простота росписи и рисунков. Том взял вазу, медленно повернул. Такой у сестры нет, и ваза будет хорошо смотреться в ее коллекции.

Том уже собрался направиться на поиски кассы, затерявшейся в лабиринте прилавков, когда из-за угла вышла девушка. Заметив Тома, она внезапно остановилась и повернулась к нему.

— Том! — воскликнула она, бросаясь в его объятия.

— Донна! — удивленно воскликнул он. У девушки было что обнять: ростом она не уступала Тому с его пятью футами и восемью дюймами, а фигура была просто восхитительна.

Она тряхнула головой, характерным движением отбрасывая с лица длинные прямые черные волосы, потом поцеловала его в губы. Когда Том отдышался, он взглянул в знакомые серые глаза всего в нескольких сантиметрах от его лица и спросил:

— Ты пришла что-нибудь купить?

— Да нет, просто потратить деньги, — улыбнулась она.

«Ответ как раз в ее стиле», — подумал Том.

— Тогда давай я заплачу за твои покупки, и, если хочешь, поедем ко мне.

Ее улыбка стала шире.

— А я думала, ты не догадаешься…

Взявшись за руки, они направились к выходу.

Донна насвистывала «Идем с тобою вместе». Теперь улыбался и Том.

Когда они подошли к стеклянной двери, он придержал ее, пропуская Донну вперед. Пока они шли к машине, он не сводил глаз со стройных ножек в темных узорчатых чулках, мелькающих под мини-юбкой.

Они сели в машину. Кондиционер он включать не стал — погода стояла прекрасная. Всю дорогу он напоминал себе, что за рулем следует быть внимательным. Когда Донна сидела, ее мини-юбка казалась еще короче.

Он обнимал Донну за талию, поднимаясь по лестнице, и, когда убрал руку, чтобы достать ключ, она так тесно прижалась к нему, что Том не смог засунуть руку в карман. Но все же с удовольствием попробовал. Ей это тоже пришлось по вкусу, и она прижалась еще теснее.

Наконец он распахнул дверь. Поток теплого воздуха из кондиционера взъерошил волосы. И сразу же вернулись воспоминания. Том застыл у двери.

Теперь он видел Донну другими глазами. Она не могла вынести семидесятых. В эти годы Том жил собственной, независимой жизнью; по крайней мере, пытался. И они из-за этого постоянно ссорились.

Он вспомнил стакан, разбившийся о стену — а не о его голову (ему просто повезло, потому что ей было все равно, куда швырять посуду). Ее ладонь дернулась к щеке: она вспомнила пощечину. Сдавленно всхлипнув, Донна повернулась и, спотыкаясь, стала спускаться по лестнице.

Он непроизвольно шагнул следом. Едва он очутился достаточно далеко от дверей, воспоминания о неприятностях начали слабеть. Она тоже остановилась и посмотрела на него снизу вверх.

— Плохи наши дела, — сказала она, покачав головой. — Неудивительно, что мы все время не уживались.

— Неудивительно, — глухо отозвался Том, ощущая горечь и боль неудачи; воспоминания нахлынули слишком внезапно. Он был одновременно возбужден, зол и подавлен. Спустившись, он встал рядом с Донной. Она не побежала, не набросилась на него, и это кое о чем говорило. Рядом с ней ему стало легче. В шестидесятые ему всегда было легче с ней, чем без нее.

Он глубоко вздохнул.

— Я сейчас пойду и выключу кондиционер.

— Ты уверен, что желаешь этого? Не хочу, чтобы ты ради меня менял что-то в квартире.

— Зато я хочу, — ответил он, надеясь, что не лжет самому себе.

Она сжала его руку.

— Ты просто прелесть. Постараюсь тебя за это осчастливить.

Ее обещание погнало его вверх сразу через две ступеньки. Несколько прыжков вдоль коридора — и вот он в квартире.

Он оказался прав. Внутрь в самом деле лучше заходить сразу, а не постепенно — словно ныряя в бассейн с холодной водой. Воспоминания, разумеется, нахлынули потоком, но не успели приобрести остроту. Он взялся за ручку хроностата, повернул ее решительным движением. Гул смолк. Привычного, почти не воспринимаемого шума не стало. Он прошел в спальню и распахнул окна, впуская прохладный воздух. В голове снова замелькала мешанина воспоминаний, но теперь они скорее уходили, чем возвращались.

Когда он вошел в комнату, со столика уже исчез маленький калькулятор. «Хороший признак», — подумал он и взглянул на стрелку хроностата. Ага, уже опустилась почти до семидесяти… Он несколько раз открыл и закрыл входную дверь, проветривая квартиру. В голове опять замелькало, но совсем ненадолго.

Он снова проверил стрелку. Шестьдесят восемь. Да, достаточно.

— Донна, — позвал он. — Уже можно.

— Иду, — отозвалась она. Теперь она бежала вверх через две ступеньки.

— Хочешь вина?

— Конечно. Любого, какое найдется.

Том открыл холодильник. В нем стояла полугаллонная бутылка «Спаньяды». Он наполнил два стакана, принес их в комнату.

— А мне нравится плакат, — заметила она, указывая на огромное черно-белое полотно, на котором пюмадными буквами было написано: «ПРОДОЛЖАЙТЕ НЕСТИ ЧУШЬ». Пока работал кондиционер, его не было, но раз плакат понравился Донне, Том не стал обращать внимания на исчезновение картины, которая в конце семидесятых висела на этом месте.

А потом, как и множество раз в прошлом, они направились в спальню. Позднее Том перетащил в спальню телевизор, включил его, покрутил колесико настройки, отыскал выпуск новостей и опять лег рядом с Донной.

Некоторое время он почти не прислушивался к сводке — наблюдать, как медленно тает румянец в ложбинке между грудей Донны, было гораздо интереснее. Краем уха он уловил, что в Миннесоте, наконец, потеплело до тридцатых.

— Все еще паршиво, но уже лучше, — пробормотал он. лишь бы подтвердить, что следит за передачей.

Донна кивнула — она смотрела программу внимательно.

— Помнишь, как прошлой зимой похолодало ниже нуля и правительство пыталось доставить продукты на собачьих упряжках? Люди голодали. В Соединенных Штатах — и голодали! До сих пор не могу поверить.

— Ужасно, — согласился Том.

Настала очередь прогноза погоды для их штата. Как обычно, диктор говорил с неестественной бодростью:

— В большинстве прилегающих к городу районов завтра ожидается начало семидесятых, — радостно сообщил он, тыча указкой в карту, — в долинах и пустыне потеплеет до середины или конца семидесятых. Прекрасной тебе погоды, Лос-Анджелес!

Донна медленно и глубоко вдохнула.

— Мне лучше уйти, — произнесла она, села на край кровати и начала одеваться.

— А я надеялся, что ты останешься. — Он хотел произнести эти слова с болью в голосе, но опасался, что вместо нее пробьется обида.

Очевидно, ему удалась нужная интонация, потому что Донна тихо ответила:

— Том, сейчас я тебя очень люблю. Но если я проведу эту ночь с тобой, и мы проснемся в начале семидесятых…

Нахмуренное лицо Тома показало, что он все понимает. Донна грустно кивнула и встала. Мысль о ее уходе причиняла Тому боль, потому что сейчас он по-настоящему ее любил.

— Послушай, — осторожно начал он, — допустим, я установлю кондиционер на шестьдесят восемь. Тогда ты останешься?

Вопрос захватил Донну врасплох.

— Ты действительно этого хочешь? — спросила она. В ее голосе чувствовалось сомнение.