Журнал «Если», 1996 № 02 - Страница 12

Наутро Глеб выглядел свежим и отдохнувшим, хотя мозг его напряженно работал всю ночь. Чуть свет он был уже в кабинете своего начальника.

— С прибытием, Симканич. — Полковник вышел из-за стола, чтобы пожать ему руку. — Как съездил, докладывай.

— Думаю, что зря, Вадим Михалыч. В районе никаких отклонений от нормы не наблюдается. Удалось завязать знакомство с корреспондентами двух центральных газет, но ничего сенсационного они не обнаружили.

— Так. — Полковник вперил в Глеба испытывающий взгляд. — Глеб, я хотел сообщить тебе одну неприятную новость. Обоих твоих знакомых уже нет в живых.

— Как нет…

— Два несчастных случая. Одна попала под поезд в метро, другой скончался от инфаркта.

Полковник внезапно изменил позу и, напряженно глядя ему в глаза, отчетливо произнес:

— Ты кого пытаешься обмануть? Здесь тебе не мальчики собрались. Выкладывай все, что ты знаешь о Системе, иначе они отправят тебя вслед за твоими друзьями.

Зачем «амебам» убирать свидетелей уже после чистки памяти? И не проще ли было разобраться с ними прямо в Ржевске, не отправляя их в Москву? Глеб решил сыграть на дурачка.

— Конечно, я все расскажу. Просто я думал, что вы мне все равно не поверите. Они пытались меня завербовать, Вадим Михалыч! Товарищ полковник, я нуждаюсь в вашей защите.

— Ах, в защите… — Полковник вытащил из кармана плоский, отчаянно мигающий красным светом анализатор. Тот, кто был в оболочке Глеба, узнал его сразу. Потому что этот, очень древний прибор реагировал только на таких, как он. Будь Глеб в комнате один, прибор дал бы лишь слабый красный сигнальчик. Учащенная зловещая пульсация свидетельствовала о присутствии в этой комнате огромного числа подобных «Глебу» особей. Это было невозможно, но это было.

— Что, узнаешь? Вижу, что узнаешь. Ну-ну, спокойнее. — Это было произнесено на языке Предтечей. Разум попытался высвободиться из теперь уже ненужного тела Симканича. Но не тут-то было — сотни невидимых нитей надежно приковали его к телу, а сам носитель вдруг отлетел к противоположной стене и скрючился там в самой неудобной позе.

— Зря ты полез сюда, дружок. — Голос доносился не из раскрытого рта полковника, который обмяк в кресле, а прямо из центра комнаты. — Пожил бы подольше. Немного.

— Кто вы такие? — С момента своего создания разум никогда не чувствовал себя таким слабым.

— Мы — то, что ты искал здесь.

— Оружие Предтеч? — яркая догадка осенила разум, но было уже непоправимо поздно.

— Совершенно верно.

— Но что вы делаете здесь?

— Готовим укрепленный плацдарм — ведь наш Сектор не единственный во Вселенной. Вот это, — тело полковника дернулось, как от удара током, — наш социальный эксперимент. Общество, построенное по такому типу, уничтожает само себя под свои же бурные овации, а заодно очищает ноосферу на огромных пространствах — нам останется построить здесь то, что мы хотим.

— Что?! — выкрик родился сам собой, когда невыносимая боль охватила каждый участок мозга, и он впервые за миллионы дет осознал муки смерти.

— Ты все равно не в состоянии понять, для этого нужна мощь сотен объединенных разумов. А теперь — прощай!

В комнате раздался пронзительный визг, полный боли и страха, затем наступила тишина.

Спустя некоторое время тело полковника за столом зашевелилось. Минуту-другую он ошарашенно глядел на полированную поверхность стола, затем усиленно стал растирать виски руками. В углу зашевелился Глеб.

— Симканич! Почему вошли не по уставу? — голос полковника на глазах обретал начальственную твердость. — Вы подготовили мне доклад по последним сводкам, как я вас вчера просил?

— Я к вам как раз по этому поводу, товарищ полковник! Тут у меня возникли некоторые вопросы…

Рабочий день в конторе, казалось, длился целую вечность — это бывало в конце недели, особенно летом, когда в окошко игриво заглядывало солнышко, — пускало в глаза солнечные зайчики, манило на пляж, рыбалку…

В субботу был дождь, на Клязьму не поехали, целый день занимались уборкой, смотрели телевизор, потом ходили к теще — в общем, все как обычно. За мелким исключением: в голове Глеба дала первое деление последняя живая клеточка не убитого Мозга.

Два десятка туристов вышли из омнибуса и, возбужденно переговариваясь, стали спускаться вниз. Рэднал вез Кробир изучал их из-под длинного козырька кепочки, сравнивая с предыдущей группой, которую он провел по Котлован-Парку. Такиё же, решил гид: старик, транжиривший деньги напоследок; молодежь, ищущая приключений в чересчур уж цивилизованном мире; еще несколько типов неопределенного вида — то ли художники, то ли писатели, то ли ученые — да кто угодно!

Туристок Рэднал вез Кробир разглядывал с особым интересом. Как раз сейчас он вел переговоры с одним семейством на предмет покупки невесты, но сделка была не завершена: и с точки зрения закона, и с точки зрения морали он оставался свободным человеком. А в этой группе было на кого посмотреть — две изящные узкоголовые с восточных земель, державшиеся друг друга, и такая же, как Рэднал, и широкобровая — посветлее, чуть пониже и плотнее, с глубоко посаженными серыми глазами под тяжелыми надбровными дугами.

Одна из узкоголовых, завидев гида, ослепительно ему улыбнулась, и Рэднал улыбнулся в ответ, торопясь в белой шерстяной мантии навстречу группе.

— Привет, друзья! Все ли знают тартешский?.. Отлично!

Говорил он под щелканье камер. Рэднал привык к этому — почему-то туристы всегда хотели запечатлеть гида на пленке, словно именно он был здесь главной достопримечательностью.

— От имени Наследственной Тирании Тартеша и всех сотрудников Котлован-Парка, — начал он обычную приветственную речь, — с радостью говорю вам: «Добро пожаловать!» Если вы не понимаете нашей письменности и не можете прочесть табличку у меня на груди, то подскажу, что зовут меня Рэднал вез Кробир. Я работаю в Парке биологом и в течение двухлетнего срока исполняю обязанности гида.

— Срока? — переспросила улыбнувшаяся ему девушка. — Звучит, словно вас сослали на каторжные работы.

— Я не хотел, чтобы так прозвучало…

Он улыбнулся самой своей обезоруживающей улыбкой, и многие туристы заулыбались в ответ. Лишь у некоторых лица остались хмурыми — вероятно, они подозревали, что в шутке значительная доля истины. В сущности, так оно и было, но иностранцам лучше об этом не догадываться.

— Сейчас мы подойдем к осликам и потихоньку двинемся вниз, в глубины самого Котлована, — продолжил Рэднал. — Как вы знаете, мы стараемся не допускать в Парк атрибуты технологической цивилизации, чтобы сохранить Низину в первозданном виде. Тем не менее нет никаких оснований для беспокойства. Это очень покладистые и надежные животные. За многие годы мы не потеряли ни одного осла — и даже ни одного туриста.

На этот раз в прозвучавших смешках определенно чувствовалась нервозность. Вряд ли кому-то из путешественников доводилось сталкиваться с таким архаичным занятием, как верховая езда. Туго придется тем, кто задумался об этом только сейчас, а ведь правила были сформулированы весьма недвусмысленно. Хорошенькие узкоголовые девушки казались особенно удрученными. Покорные ослы тревожили их куда больше, чем дикие звери Котлована.

— Давайте отодвинем неприятный момент, — предложил Рэднал. — Идите сюда под деревья и поговорим половину день-десятины о том, что же делает Котлован-Парк уникальным.

Тургруппа гуськом последовала за гидом в тень; кое-кто облегченно вздохнул. Рэднал с трудом сохранил серьезное выражение лица. Тартешское солнце нельзя назвать прохладным, но если им тяжело уже здесь, то внизу, в Котловане, бедолаги просто изжарятся.

— Двадцать миллионов лет назад, — начал Рэднал, указав на первую карту, — Низины не существовало. Море отделяло южную часть Великого континента от остального массива суши. Потом на востоке поднялась горная гряда-перемычка.