Журнал «Если», 1996 № 01 - Страница 11

— Не тронь, это моя амулетка!

— Но я и ищу амулет, спасающий от безвременья.

— Это не оберег, это амулетка! Она никому не пригодится, кроме меня!

— Не злись, почтенный Вади, но ты сам вынудил меня на это. И не тревожься, я верну твое добро в целости, как только вернусь с Пустых холмов.

— Ты не вернешься.

— Не каркай. Лучше сними кольцо. Я боюсь сломать тебе палец.

— Эго колечко подарила мне одна знакомая. В нем нет никакой волшебной силы.

— Я не могу рисковать. Что у тебя в карманах?

— Медный грошик.

— Я вижу, ты богач. Ты получишь его обратно вместе со всеми твоими сокровищами. А это я оставляю тебе в заклад, чтобы ты не беспокоился о своих вещах, пока я буду искать меч.

Хаген опустил Вади на землю и стащил с пальца витой перстень с мелкоограненным адамантом. Вади мог бы носить этот заклад вместо браслета.

— До скорой встречи, почтеннейший! Пожелай мне удачи.

Хаген повернулся и размеренной походкой воина двинулся к холмам. На мгновение Вади почудилось, что безвременье уже осветлило его кудри немощной белизной, но, конечно, такого не могло быть. Граница лежала неподалеку, но еще не здесь.

Несколько минут Вади сидел неподвижно, стараясь ни о чем не думать. Потом выбрал камешек и кинул его в небеса, где по-прежнему кружил вишневый дракончик. Камешек поднялся совсем невысоко, но плавный ход дракона изменился, зверь дернулся в сторону, готовясь отпрянуть с возможного пути камня.

Зоркая тварь! Суметь с его высот углядеть такую крупинку… Не так просто будет сельским стрелкам подбить его. Еще не день и не два вишневый красавец станет радовать взоры глядящих в небо. А заодно, соревнуясь с ястребами, таскать со дворов кур и индюшат. И если лучникам не удастся прикончить малыша, то вскоре дракончик начнет хватать овец, а когда-нибудь почует свою силу и упадет на человека. К тому времени его будет уже не пронзить стрелой и не отвадить рогатиной. Тогда выручить людей сможет только герой. Но герой ушел к Пустым холмам и больше не вернется. В этом тоже своя правда, отличная от той, первой, которая не велела давать оберег.

Вади нагнулся, выбрал среди россыпи гальки еще один камешек — невзрачный и угловатый, но тоже подходящий, зажал его в кулаке и пошел следом за Хагеном.

В лицо пахнуло недвижным, застарелым холодом, но оберег налился теплом, запульсировал, прожигая пальцы, и Вади продолжал идти. Еще через минуту он нашел Хагена. Великан лежал лицом к холмам — даже почуяв беду, он не повернул обратно. Отполированный непрошедшими веками череп выкатился из шлема и лежал чуть поодаль, пристально разглядывая мир. Вади присел рядом, наклонившись к глазницам.

— Ведь я сделал все, что мог. Я честно предупреждал тебя…

Череп улыбался широкой, ничего не понимающей улыбкой.

Вади вздохнул и принялся за дело. Отыскал свою амулетку и кинжальчик — по-прежнему опасный, ибо даже безвременье не могло обезвредить кровь чешунстого аспида. Нашел кольцо, подаренное знакомой, и позеленевшую пряжку от ремня. Дольше всего не находился грошик, а Вади не хотел уходить без него. Ведь это была плата за последнее из добрых дел. Четыреста лет назад к границе подошел человек, и Вади удалось его остановить. Человек не был героем — он искал пропавшую козу. Вади предупредил путника об опасности и указал, куда ускакала обежавшая коза. В благодарность получил грошик — единственную ценность, что ему удалось скопить за четыре столетия. Наконец, отыскалась и монетка. Вади снял с руки перстень, надел его на хрусткие фаланги истлевших пальцев Хагена.

— Вот твой заклад. Возвращаю его тебе.

Больше делать тут было нечего, но Вади зачем-то начал подниматься дальше по склону.

В ложбине между двумя холмами тускло поблескивало асфальтовое озерцо. Если не врут легенды, то это останки смоляного чудовища. Тогда где-то в глубине, залитый липким гудроном, лежит меч Шолпан. И даже будь у Хагена оберег, всей его жизни не хватило бы, чтобы вычерпать и процедить смоляную густоту. А может быть, предания врут, и Пустые холмы действительно пусты. Но ведь это ничего не изменит: герои все равно будут искать тут свою гибель.

Больше в ложбине ничего не было: два холмика и лужа смолы между ними. Даже Вади мог бы облазать Пустые холмы за полчаса. И вряд ли страшное царство Синевалки в центре Закатных земель много больше чем проклятые Пустые холмы. Почему людей так тянет именно сюда? И зачем здесь сидит маленький Вади? Кого и от чего он хочет охранить? Или. вернее, что он хочет охранить и от кого?..

Вади неторопливо шел к дому, туда, где по-прежнему вершил круги драконыш. Горячий камень жег пальцы. Нестерпимо хотелось подбросить его в воздух, поймать, снова подбросить. И не для того, чтобы остудить натруженную руку, а чтобы дать немного покоя больной душе. Но Вади не смел разжать кулак и хоть на мгновение выпустить камень. Он не знал, успеет ли вновь сжать пальцы и захочет ли взлетевший оберег вернуться на подставленную ладонь.

Слава, насколько мне известно, издательский путь «Многорукого бога далайна» был традиционно тернист…

— А как без этого… Я отнес новорожденную рукопись в «Северо-Запад»: издательство с именем, за книгами его следят. Рукопись у меня с ходу взяли, прочитали, одобрили и даже задаток заплатили, а дальше — тишина. Прошел год, срок договора истек, а книга так и не вышла. Да и вообще у «Северо-Запада» начались проблемы. И в мае 94-го я отдал рукопись Людмиле Михайловне Мартьяновой, главному редактору нижегородского «Флокса», когда она приехала на «Интерпресскон». Мартьянова прочитала рукопись прямо на конвенции, сказала, что ей это нравится, и она это берет. Книга вышла в начале 1995-го.

— А уже год спустя вы стали лауреатом премии «Иитерпресскон». Причем были включены в номинационные списки по предложению Бориса Стругацкого. Лестная оценка…

— Весьма. Борис Натанович для меня — Учитель. И его мнение я ценю чрезвычайно. На сей раз, прочитав мой роман в рукописи, Стругацкий сделал мне немало комплиментов по поводу того, как написана эта книга, как обстоятельно продуман мир, однако всем его хорошим словам предшествовала одна-единственная фраза: лично он такие книги не любит, это не его чтение.

Еще в средние века существовало правило, что ученики не должны точно следовать по пути своего учителя. Что ж, не видать мне, стало быть, премии «Бронзовая улитка», которую я по-прежнему ставлю очень высоко.

— «Многорукий бог…» написан а несколько необычном для нашей фантастики жанре: своеобразная фэнтези с этнографическим уклоном. Кстати, ведь вы в нашем отечестве одним из первых начали писать фэнтези: многие помнят рассказ «Страж Перевала». А теперь вот роман. Это четкий выбор позиции?

— Нет. Выбор позиции иной — писать обязательно в самых разных жанрах. Ведь начинал я как автор коротких и сверхкоротких рассказов, причем во многом традиционных. Однако затем я заметил такую особенность: нашел удачную тему, написал одну вещь, две вещи и вдруг обнаружил, что становится очень легко писать. А потом сравниваешь собственные тексты и видишь, что повторяешь сам себя. Поэтому я постоянно экспериментирую. А что до фэнтези… Я не знаю английского языка и когда писал «Страж Перевала», то к тому времени не прочитал из современной западной фэнтези ни одной вещи. Они еще не были изданы на русском языке. И я все придумал сам. Получилось, как мне кажется, неплохо. Точно так же я стал автором первого русского произведения в жанре «хоррор» — это был маленький рассказик «Дом у дороги», который в 84-м году при содействии Евгения Лукина напечатали в одной волгоградской газете. Что касается романа «Многорукий бог далайна», то я не считаю, что это фэнтези. Здесь нет магов, нигде реально не фигурируют боги. Одно дело — в легендах, в сказках, включенных в текст романа, а совсем другое — в его реальной ткани; здесь мы не видим ничего сверхъестественного. С другой стороны, научной фантастикой роман назвать еще менее возможно.