Журнал «Если», 1995 № 10 - Страница 8

— А кто эти люди, которые не хотят больше жить? Кто составляет «группу риска» в наших условиях?

— Во-первых, те, кем я занимаюсь, — подростки. Первый пик «суицидальной активности» приходится на подростковый возраст. И здесь даже о группе риска говорить бессмысленно. Был у нас в 30-е годы замечательный психиатр по фамилии Хорошко, который совершенно точно заметил, что подросток имеет такие свойства характера, которые по факту существования предрасполагают к самоубийству.

Повышенная эмоциональность, максимализм во всем, неуверенность в себе, ранимость, неспособность хладнокровно оценить последствия своих поступков — это свойственно переломному периоду. Откровенно говоря, мне кажется страшным не только сам рост числа самоубийств в России за последние десять лет на треть, но в первую очередь то, что число самоубийств подростков за это время увеличилось вдвое.

Кстати, школа с советской традицией, ориентированная на коллектив, а не на личность, сама по себе провоцирует ситуации, унижающие человека.

Когда я анализировала материалы своего амбулаторного приема — возраст, число попыток самоубийства (подростки их повторяют), то обнаружила такую вещь: около 70 процентов моих пациентов в качестве причины суицида назвали школьный конфликт! Но это зачастую лишь повод, причина же ситуации, как правило, спрятана в семье, в той «благополучной» высоконормативной советской семье, которая неспособна обеспечить настоящую психологическую защиту, поддержку своим младшим членам.

Самые вопиющие для меня случаи — когда попытка самоубийства не результат депрессии, а следствие неразумного поведения. Недавно у меня была на приеме девочка. Окончила элитарную школу при педагогическом вузе, но поступала на философский факультет МГУ и не прошла по конкурсу. Способная, немного заумная, художница, очень высокомерная… К тому же пробовала легкие наркотики — в школе, по ее словам, это принято: «Все знают, когда мы немного накурились, и нас не трогают». Семью я бы не назвала интеллигентной, скорее претенциозной; Странноватый отец и истеричная мать. Любимая тема скандалов была: «Ты не поступишь, ты замахнулась на то, что тебе не по плечу!» В один из таких моментов дочь крикнула матери: «Если ты не замолчишь, я выброшусь из окна!» Мать в ответ: «Выбрасывайся!» И она прыгнула с пятого этажа…

Упала на дерево и отделалась легким сотрясением мозга. Такие чудеса возможны только с подростками… Я спрашивала, что она чувствовала в тот момент. «Вдруг показалось, что меня выталкивают стены комнаты».

Мать исполнена чувством вины. Девочка ушла жить к тете.

Она мне говорила: «По сути я побывала по ту сторону… И знаю, что человека убить не грех. И себя убить не такой уж грех. Самый большой грех — родить человека, заставить его прийти в этот ужасающий мир».

Ну что с этим делать? Вся семья больна. Хотя формально эта девочка не душевнобольная. Класть ее не с чем…

— Есть еще возраст, в котором люди так легко уязвимы?

— Старческий, после 55–60 лет. Здесь на первом плане проблема одиночества, в том числе и внутри семьи. Разобщенность, отсутствие социальных связей… Помните ту чашечку в сказке Льва Толстого, которую вырезал мальчик? Отец его спрашивает: «Что ты делаешь?» — «Вырезаю чашечку, чтобы тебя за печкой кормить, как ты за печкой дедушку кормишь». Вот наше отношение к старикам.

Знаете, число самоубийств стариков растет во всем мире, но в том числе и потому, что увеличивается продолжительность жизни: доля самих стариков все больше в составе населения. Но в российской статистике есть одна очень тревожная особенность: пик завершенных суицидов приходится на людей трудоспособного возраста от 40 до 50.

— Это связано с состоянием общества?

— Конечно. Хотя никуда не уходят ситуации, типичные для Любого времени и страны: крах личных ожиданий, профессиональная несостоятельность, неверная трактовка событий и т. д. — к ним добавилось нечто новое. Уровень тревоги выше обычного и растет, что впрямую даже не связано с экономической нестабильностью. Хотя появились люди в малиновых пиджаках в «мерседесах», а на улицах мы видим нищих, копающихся в помойках, но мы видим и огромные очереди за любыми ценными бумагами, так что не вполне ясно, что на самом деле происходит.

Катастрофично сейчас время, на мой взгляд, — я все-таки патолог, практикующий много лет, — для тех, кто во всех развитых странах составляет «золотой фонд» общества, его каркас По американской классификации это человек с психологическим типом «А». Специалист с не очень широким кругозором, который хорошо действует в рамках заданного, ценит профессионализм, престиж, сориентирован на семью. Словом, классический советский ИТР. Он устойчив в заданных рамках, или, используя медицинскую терминологию, ригиден. И это означает, что такой человек не может легко и просто сделаться из старшего научного сотрудника высокооплачиваемым официантом…

— Наверное, любой из горожан знает инженеров и эмэнэсов, которые мучительно адаптировались в новой экономической ситуации: когда им переставали платить зарплату, закрывали «почтовые ящики», они метались, искали работу по специальности, в лучшем случае находили ее в фирмах, а если нет — шли торговать, крыть крыши, ставить железные двери или гаражи-«ракушки»…

— …во многом теряя себя. Но масса людей такого плана, особенно мужчин (женщины менее амбициозны) не способны адаптироваться в подобных условиях: они будут лежать на диване, страдать и ждать, пока что-то образуется. И по возрасту это отцы семейств! Свои страхи они переживают, трансформируя в немыслимую тревожность по отношению к детям. Чем это оборачивается? Конечно, ограничениями! А ребенок борется, и самоубийством в том числе.

— Своего рода порочный круг.

— Кстати, газеты, журналы и особенно телевидение, битком набитое душераздирающими историями, во многом создают эту патогенную среду. Такая «невзоровщина», что ли, нагнетание ужаса. Хотя добавились, конечно, и ситуации криминальные.

— Вы о страхе говорите?

— Нет, об угрозе. Недавно я лечила молодого человека, который попал в жуткую историю. Это парень, лет 19, который остался совершено один жить в квартире. Его выследили, пришли, держали в подвале, пытали, привели купленного нотариуса, заставили подписать дарственную на квартиру буквально под дулом пистолета… Он бросился в речку.

Плюс ко всему этому, напомню, у нас пьющая страна.

— У вас плохой прогноз на развитие ситуации?

— Прогнозов я не делаю, но думаю, на этом уровне рост количества самоубийств не остановится.

— Но выход какой-то есть?

— Понимаете, ведь эта система психологической помощи, о которое я рассказывала, изменилась, но она есть. Есть «телефоны доверия», где работают люди, получившие соответствующую профессиональную подготовку. Уже год действует, например, телефон доверия «Сестры» для женщин, ставших жертвами насилия. И появилась, во всяком случае в больших городах, масса служб подобных той, в которой я теперь работаю, — это психологическое агентство «Круг» исследовательского центра «Семья и детство» Российской академии образования. Можно к на» позвонить по телефону 231-49-28 изложить диспетчеру свою проблему и записаться на прием ко мне. либо к семейному психотерапевту. Это работа, тяжелая душевная работа, которую пациент совершает вместе с психологом или психиатром.

Хотя, увы, сейчас полно людей, готовых заплатить, чтобы за них решили их проблемы, в том числе и душевные. На этом процветают экстрасенсы, маги, колдуны, парапсихологи, коих развелось видимо-невидимо.

— С чем от вас уходит клиент?

— С большим пониманием проблемы, как правило. Иногда — с полным пониманием, с ее решением. Но работать удается только с теми, кто сознательно этого хочет.

«Душа обязана трудиться». Только так…