Журнал «Если», 1994 № 11-12 - Страница 29

Если продолжить поиски аналогий — с этого начинается статья, — можно легко обнаружить последователей того же Парацельса в новейшем времени. Вспомним сегодня двух отечественных ученых, которым, как некогда их коллеге Парацельсу, выпало оставить этот мир много раньше отмеренного природой срока. Соблазнительна мысль: не предчувствие ли раннего конца подвигает некоторых любопытствующих на поиски средств, этот конец отодвигающих? Как знать… Камень бессмертия, казалось бы, почти найденный, не помешал его изобретателю Парацельсу умереть всего лишь на 58-м году жизни. Об этом, слегка иронизируя по поводу всяческих панацей и их искателей, напомнил французский ученый А. Дастр. Добавив, что к тому же есть основания полагать: Парацельс умер не своей смертью.

Пожалуй, к искателям панацеи можно отнести и Александра Александровича Богданова, русского врача, математика, философа. Того самого, которого В. И. Ленин ругал за идеализм, посвятив этому изрядной толщины книгу — «Материализм и эмпириокритицизм». Бывший соратник Богданова весьма резко критиковал систему взглядов человека, с которым вместе создавал известную партию. Теперь можно сказать, что критика та немногого стоила: врач и математик Богданов был склонен к более основательным размышлениям и выводам, нежели его оппонент, называвший себя, как помните, всего лишь «журналистом». Впрочем, разговор не о разногласиях бывших соратников.

Уже после смерти того, кому суждено было стать первой советской мумией, Богданов, ушедший от большой политики довольно рано, создал первый в России институт гематологии и переливания крови. Сейчас процедура переливания крови стала рутинной, многие из нас хотя бы раз в жизни ее перенесли. Тогда, в начале 20-х, служба крови только создавалась, тем более первые шаги делала сама наука, кровь изучающая. Богданова отличал комплексный подход к организму человека. Переливание крови он рассматривал как универсальное средство повышения жизнеспособности. Ученый размышлял так: у ближайших к человеку животных нормальный срок жизни превосходит период роста в 5–6 раз. Допустим, что у человека рост заканчивается к 22–25 годам. Значит, жить человек должен 120–140 лет (как видим, примерно то же предполагали Мечников и Богомолец). Почему же люди умирают много раньше?

Работая над трудом своей жизни — Богданов назвал его «Тектология. Всеобщая организационная наука», ученый сделал попытку объединить, весь организационный опыт человечества. Он исходил из принципа единства строения и развития систем любых уровней организации. Во всякой системе возможен кризис. Как раз его переживали, с точки зрения Богданова, люди. Он видел, как многие из них умирали совсем молодыми в стране, где произошел гигантский социальный переворот. У Богданова даже появляется непривычный термин — совизношенность (советская изношенность), которую он видит повсеместно. Он пишет работу «Борьба за жизнеспособность», где дает обоснование методики обменных переливаний крови, исходя из принципа слабого звена каждой системы, каждого организма. Ученому кажется наиболее целесообразным обмен кровью (частью крови) между стариком и юношей. По мысли ученого, в старости организм производит недостаточно потребных для своей жизнедеятельности гормонов, что ускоряет старение. А организм юноши, не знавший ранее инфекций, с трудом противостоит случившейся болезни. Обмен кровью старика и юноши должен воздействовать на слабые звенья того и другого организма.

И все же, видимо, недаром бывший соратник называл Богданова идеалистом: предложенные им обменные переливания крови он возводит в принцип «физиологического коллективизма» — своеобразное воплощение популярной тогда идеи всеобщего Братства. В институте Богданова работала специальная лаборатория, где были начаты эксперименты по обменному переливанию крови. Первым волонтером, на котором ставился опыт, был автор идеи. Таких экспериментов — в разных модификациях — Богданов провел на себе 11. Результаты казались такими обнадеживающими… После следующего, 12-го переливания крови Богданов погиб. Причина смерти не совсем ясна, поскольку реципиент (молодой человек, которому соответственно была перелита кровь Богданова) избежал какой-либо отрицательной реакции. До последней минуты жизни ученый вел научные наблюдения, фиксируя изменения в своем организме. Это было вполне в духе первых героев и мучеников утопии.

Примерно в это же время интересные дела начинались в Москве у профессора Н. К. Кольцова, в его Институте экспериментальной биологии. Здесь делали смелые пересадки, закладывая основы будущей трансплантологии. Привлекала идея омоложения: по методике отечественного ученого Воронова пересаживались семенники (сначала животным, потом людям). Этой проблемой был весьма увлечен выпускник медицинского факультета Московского университета Алексей Андреевич Замков. Однако первые опыты кончились неудачей — ни иммунология, ни эндокринология еще не были готовы дать ответы на те вопросы, что вставали перед трансплантологами. Пересадка органов пока оставалась чем-то из области фантастики (есть основания полагать, что с опытами, проводимыми в кольцовском институте, был знаком М. А. Булгаков. Именно они натолкнули писателя на создание «Собачьего сердца»).

Замкова поразила одна вещь, когда, изучая биологические реакции, он вводил лабораторным мышкам два-три кубика мочи беременных женщин. Инъекция вызывала неожиданно бурные изменения в половом аппарате животных. Увеличивались яичники, семенники, размеры предстательной железы, количество семенных пузырьков. Что за чудеса? Но такая моча содержит гормоны, ферменты, соли, продукты обмена, а труды древних врачевателей, народные лечебники подтверждают: ее издавна используют при ожогах, порезах, ушибах, воспалениях. А что если попробовать препарат из мочи для лечения нарушений половой сферы? Как биостимулятор?

Замков разработал методику приготовления гравидана (гравида — беременность, лат.) и испробовал его действие на себе. Первые 15 кубиков препарата оказали действие самое благотворное: почувствовал подъем настроения, ясность мысли, исчезли одышка и сердцебиение. С присущей ему энергией врач взялся за новое дело — популярности его метода способствовали семейные связи (женой Замкова была известная художница и скульптор Вера Мухина). Кажется, он становился «модным» доктором, росла слава «чудотворца», который знает секрет жизни, возвращает молодость. На Лубянку пошли доносы о явлении «святого Алексея», едва ли не основателя какой-то секты. Внимание ведомства, быстро проявившего интерес к занятиям доктора, не могло пройти бесследно. Однако у него оставалась мощная поддержка: Максим Горький, его жена М. Ф. Андреева.

В начале 30-х годов был создан Государственный институт урогравиданотерапии, директором которого назначен Замков. Вскоре в журнале «Новый мир» появилась обширная статья, обобщающая опыт лечения многих заболеваний гравиданом, который автор назвал препаратом полигормонального действия. «Может спасти от преждевременной смерти, продлить жизнь в ее физиологических пределах, отодвинуть наступление старости, но бессмертия гравидан не дает», — писал Замков.

Вскоре последовал шквал критики в специальной и общей печати. Появились уничтожающие фельетоны о «панацее»; литературные доносы кто-то услужливо клал в почтовые ящики пациентов Замкова. Близилось время первого процесса над «врача-ми-отравителями». Тогда по счастливой случайности Замков обнаружил серную кислоту в одной из емкостей с раствором, приготовленным для создания препарата. Тот, кто наливал ее, знал: концентрация смертельна для человека.

Институт был закрыт, директор отправлен в ссылку. За короткое время он, крестьянский сын, подрабатывающий в студенческие годы грузчиком, перенес два инфаркта. Из ссылки писал правительству, что гравидан может спасти тысячи раненых — в стране шла война. Ответа не было.

Смерть настигла его тоже много раньше положенного срока, и о судьбе его детища хлопотала жена. Дошла до Сталина, Ворошилова, слывшего тогда покровителем всех наук. Было, видимо, не до гравидана.