Журнал «Если», 1994 № 11-12 - Страница 19

Другими словами, «маски» депрессий чрезвычайно многообразны. Эти расстройства возникают спонтанно, нередко имеют суточные колебания интенсивности («утром не мог встать с постели из-за болей, а к вечеру все проходило») и лишены органической основы, что определяется при многократных обследованиях у разных специалистов.

Больных изматывают слабость, вялость, апатия («стал как неживой», «все во мне опустилось», «сил нет»). Всегда присутствует и характерная для депрессий заторможенность мышления и движений, однако в отличие от «классических» форм здесь она носит больше субъективный характер: «трудно соображать», «трудно даются обобщения», «трудно разговаривать», «снизилась память», «утром делал ошибки, которые замечал к вечеру», «два часа утром буквально лежала на рабочем столе» и проч. Иногда возникают мысли о никчемности существования: «такие боли, что жить не хочется!»

Испытывая страдания, больные все же стараются их превозмочь, сохранить специальные контакты, удержать профессиональный уровень. Со временем они становятся мнительными, ипохондричными, постоянно посещают врачей, не доверяя им, требуют дополнительных обследований, читают медицинскую литературу, находят у себя различные заболевания, занимаются самолечением, придерживаются особой диеты, становятся приверженцами восточных оккультных школ и т. д. К этому можно добавить инертность, сомнение в своих способностях, пониженную самооценку. Если больной говорит, что он утратил интерес к общественной жизни и искусству, испытывает отчуждение от членов своей семьи (это его очень огорчает), что он пессимист и считает свою болезнь неизлечимой — все основания ставить диагноз скрытой депрессии.

Что же наш журналист?

Через шесть недель лечения антидепрессантами он отправился в командировку… самолетом.

Но с психикой связан не только ряд этих мнимо соматических болезней, но и целый класс настоящих — так называемых психосоматических. Их пусковым механизмом является стресс. Термин «стресс» ввел австрийский физиолог Ганс Селье, он же раскрыл биологическое значение стресса как «адаптационного синдрома».

Избежать стрессовых реакций невозможно; это было бы так же неправильно, как отказываться от еды, физических движений или от любви. Крестьянин, напряженно работающий во время уборки урожая, администратор, принимающий трудное решение, спортсмен, стремящийся к победе, мать у постели тяжело заболевшего ребенка — все испытывают стресс. Переживая это состояние, человек защищается от различных вредных воздействий, справляется с ними. Однако стресс может сам вызвать заболевание. За возможность защитить себя от непосредственной угрозы организм платит возникновением психосоматических заболеваний.

Механизм стресса может быть включен и ударом хлыста, и страстным поцелуем: в том и другом случае организм продуцирует одинаковые гормоны. Вот почему термин «стресс» считается родовым понятием двух подвидов: дистресс — «плохой» и эвстресс— «хороший». Если нельзя избежать стресса вообще, не возможно ли предотвратить дистресс?

Мы нередко оцениваем ситуацию и действуем так, словно нам грозит безусловная опасность, хотя чаще всего этой опасности нет. Многие несчастья и трагедии связаны с неспособностью человека правильно определить ситуацию и тем самым вызвать дистресс или эвстресс. Иногда губителен для человека полный покой, вынужденное бездействие. Отсутствие побуждений — трагедия, состояние, ведущее к разрушению организма. Люди, которые считают себя несчастными, зачастую вовсе не нуждаются в деньгах, им требуется перестроить свое сознание, свою жизнь.

Польский психолог А. Кемпински рассматривает варианты отношения к труду. В Библии, например, труд дается как наказание за грех: «В поте тела твоего будешь добывать хлеб твой». А вот этнографы описывают, что жители Полинезийских островов во время работы пели песни о сотворении мира, включая труд в акт Создания. Работа, исполняемая вопреки желанию, с ощущением ее бессмысленности, всегда скучна и тяжела: организму приходится преодолевать стресс, обусловленный такой работой. Любимый труд доставляет радость, а если и приходит «здоровая» усталость, то отдых от нее приятен, ибо человек испытывает удовлетворение от проделанной работы.

Дворник, замечает Кемпински, подметая улицу, тоже чувствует себя творческим работником, так как преобразует часть своего окружения по собственному плану. Этот момент существен для любого творчества, независимо от того, с каким материалом работает творящий. Подметаемая улица — в одном ряду с мрамором скульптора, чистым листом бумаги перед писателем и т. д.

Для того, чтобы избежать срывов, неудач, унижения от поражений — дистрессов, надо знать свои силы, не прыгать выше головы. У каждого из нас есть свои пределы. Для некоторых они близки к максимуму возможного, для других— минимуму того, на что способен человек. Но надо стремиться к достижению своих вершин.

Личность немыслима без взаимоотношений с другими людьми. От дистресса защищает доброжелательное отношение к окружающим. Чем больше люди будут думать друг о друге, тем они будут здоровее.

«Человек, помоги себе сам!» Эти слова принадлежат Бетховену, человеку, сумевшему преодолеть свои страдания и подарившему непреходящую радость всем.

Как ни странно, до сего дня он так ни разу и не видел поместья старого Пруитта Эвергрина — ни разу за все годы, пока ведал юридическими делами пожилого седовласого джентльмена. Эта мысль вдруг поразила Саймона Грэхема, когда он уверенно вел свой «линкольн континенталь» по частной дороге, бежавшей в живописном обрамлении старых вязов. За добрые три десятка лет не единожды можно было вот так померить шинами эти длинные-длинные мили среди расцвеченных осенью ландшафтов Пенсильвании… Поразительно, насколько был лишен гостеприимства его давний знакомец, все мирские дела которого приходилось улаживать с тех самых пор, когда Грэхем — юный адвокат — только-только начал практику. Было это еще до второй мировой. Грэхем выполнял разные поручения клиента, обычно высказываемые им при личном свидании в конторе либо по телефону.

По иронии судьбы, мельком подумал он, это первый и последний визит: в прошлый четверг Пруитт Эвергрин скончался, хотя что-то говорил о вечном существовании. Эвер-грин… вечнозеленый, бессмертный. Умер от обычной сердечной недостаточности.

Конечно, Грэхему будет недоставать суховатого юмора и мягких благожелательных манер старика, однако он не ощущал особого сожаления. В конце концов, Пруитт прожил долгую беспечальную жизнь, и скорбь по его кончине представлялась неуместной. Сам Эвергрин, казалось, предвидел час своего земного предела: его последний визит в контору был вызван его желанием написать завещание.

Встреча была краткой и чисто деловой: поскольку Эвергрин не имел родственников в подлунном мире (будучи последним отпрыском семьи, обосновавшейся в здешних местах еще в 1630 году), почти все состояние отошло европейскому обществу «Энкайридион». Об этом обществе Грэхем не знал ничего, кроме того, что оно имеет определенное отношение к книжному делу… Кажется, само название — как он смутно помнил — какой-то старинный синоним для обозначения книги. Старый Пруитт состоял пожизненным членом «Энкайридиона». Завтра днем посланец неведомого общества должен прибыть в Филадельфию, в контору, и Грэхем как законный и полномочный представитель покойного, чтобы самолично убедиться, что все в полном порядке, решил посетить поместье.