Журнал «Если», 1994 № 07 - Страница 61

Но Дэймон не захочет уйти. Как его убедить? И решится ли Джош вообще заговорить с ним об этом? Логика… нужна логика. Аргументы. Какие?

Алисия Лукас-Константин. Женщина, столько раз помогавшая им обоим. Она не сможет улететь. И надзиратели, которые отдали Джошу выигранные им деньги. И низовик, охранявший Дэймона и Джоша издали. И люди, пережившие ад на кораблях и в «К»… И все станционеры — мужчины, женщины, дети…

Он плакал, пряча лицо в ладонях, а тем временем где-то в недрах его сознания спокойно и эффективно трудились рефлексы. Джош знал, как уничтожать станции наподобие Пелла. Знал, что это единственная причина, по которой он существует. Во все остальное он больше не верил.

Он вытер глаза, допил кофе, выпрямил спину и застыл в ожидании.

Выпала двойка. Эйрис огорченно пожал плечами, Джекоби записал новые ставки, а Азов приготовился бросить кости еще раз. В кают-компании на нижней палубе всегда присутствовали двое молодых стражников с абсолютно ничего не выражавшими лицами. Сейчас эти солдаты сидели на выдвижных койках и наблюдали за игрой. Эйрис и Джекоби, а изредка — и Азов проигрыш не отдавали, поскольку не имели наличных. Взаимный расчет откладывался до прибытия на какой-нибудь островок цивилизации (что, полагал Эйрис, так же зависит от воли рока, как выпадающие очки).

Единственной явной опасностью для пассажиров «Единства» была скука. День ото дня все больше времени Азов проводил в их обществе — сидел за столом мрачноватый, одетый во все черное. Устав запрещал ему играть в азартные игры и выпивать вместе с подчиненными. Вероятно, манекены как-то развлекались у себя в каютах, хотя Эйрис не мог этого вообразить. Их ничто не трогало, ничто не пробуждало интереса в тусклых ненавидящих глазах. Каждый день по восемь-девять часов Эйрис и Джекоби просиживали в кают-компании, и если у них не «гостил» Азов, то скука становилась невыносимой. Никакой работы, никакой пищи для ума. Четыре стены, «любезно» предоставленные им, два соглядатая и разговоры, разговоры…

Для Джекоби не существовало щекотливых тем, он не стеснялся рассказывать о любых случаях из своей жизни. Эйрис же упорно не давал Джекоби и Азову втянуть его в беседу о его родине — чувствовал подвох. Но он рассказывал — о своих впечатлениях в полете, о ситуации во Внеземелье, какой он ее видел, обо всем, что не было тайной. Они спорили на абстрактные темы, в которых все трое были весьма сведущи: право, экономика, политика. Эйрис позволял себе шутки, например о валюте, которой они будут выплачивать проигрыш, — Азов хохотал от души. Наверное, Эйрис лишился бы в этом полете рассудка, не имей он возможности время от времени поговорить с кем-нибудь и обменяться шутками. Он привык к Джекоби, как к родному — вернее, как привыкают к сокамернику, от которого некуда деться. Он спохватился: точно так же он привыкает и к Азову, уже находя его симпатичным и не лишенным чувства юмора. В этом тоже таилась опасность.

Следующую партию выиграл Джекоби. Азов спокойно записал ставки и повернулся к манекенам.

— Жюль, бутылку сюда, будь любезен.

Один из охранников встал и вышел из кают-компании.

— А я и не подозревал, что у них есть имена, — произнес Эйрис слегка невнятно, поскольку они уже прикончили одну бутылку. — Думал — номера… — Он умолк, испугавшись своей откровенности.

— Вы очень многого не знаете об Унии, — улыбнулся Азов, — но, может быть, еще узнаете.

Эйрис засмеялся — и тут словно ледяные пальцы сдавили его желудок. «Что?» — хотел спросить он, но слово застряло в горле. Раньше Азов не единожды говорил о территориальных притязаниях своего народа — но только на Пелл.

На лице Эйриса мелькнуло необычное для него выражение, то же самое через долю секунды произошло с лицом Азова. Они слишком много выпили, чтобы полностью владеть собой. А третий — Джекоби — оказался невольным свидетелем.

Эйрис снова рассмеялся, на сей раз натужно, затем откинулся на спинку кресла и посмотрел Азову в глаза.

— А что, там тоже играют в кости? — произнес он особым тоном, намекая, что не следует понимать его слова буквально.

Рот собеседника превратился в тонкую линию, глаз покосился на Эйриса из-под серебристой брови. Затем Азов улыбнулся, словно нашел шутку забавной.

«Я не вернусь домой, — тоскливо подумал Эйрис. — Уния нападет без объявления войны. Вот что это означает».

В темноте кишели мохнатые существа. Дэймон прислушался и вздрогнул, когда кто-то пошевелился рядом с ним, и еще раз — когда во мраке туннеля к нему прикоснулась чья-то рука. Стуча зубами от холода, он посветил фонарем.

— Я Синезуб, — прошептал знакомый голос. — Ты прийти смотреть она?

Дэймон долго молчал, обшаривая лучом фонаря лестницы, похожие на паучьи тенета. Луч доставал недалеко.

— Нет, — печально ответил он. — Нет, я хочу только пройти в белую секцию.

— Она просить ты прийти. Просить. Просить она снова, снова.

— Нет, — хриплым шепотом повторил он, с тоскою думая, что время на исходе и скоро у него не останется никакой надежды увидеть мать. — Нет, Синезуб. Я не могу, хоть и люблю ее. Ты же понимаешь: если я приду к ней, будет беда. Люди-ружья. Я не могу прийти, как бы ни хотел.

Теплая ладонь похлопала его по предплечью.

— Ты говорить хорошая вещь.

Дэймон удивился. Он знал, что низовики разумны, но не предполагал, что их логика столь близка человеческой. Он благодарно пожал руку хиза, пришедшего к нему в тяжелый час.

Опустившись на металлическую ступеньку, он ровно задышал через маску. Нечасто удавалось ему передохнуть в стороне от чужих глаз, отрешиться от мучительных мыслей о неизбежном. Сейчас он мог себе это позволить — рядом находилось существо, которое, при всем своем несходстве с человеком, подружилось с Дэймоном.

Хиза опустился перед ним на корточки и ободряюще похлопал по колену. Черные глаза Синезуба тускло сияли отраженным светом.

— Ты охраняешь меня, — сказал Дэймон. — Уже давно.

Синезуб утвердительно подпрыгнул.

— Хиза очень добрые, — продолжал Дэймон. — Очень.

Синезуб дернул головой и наморщил лоб.

— Ты она детеныш. — Хиза весьма туманно представляли себе структуру человеческой семьи. — Ты Лисия детеныш.

— Да, ты прав.

— Она ты мать.

— Верно.

— Милико детеныш она.

— Да.

— Я любить она.

Дэймон жалко улыбнулся.

— Для вас, низовиков, полутонов не существует, верно? Черное или белое. Ты хороший друг. Много ли знают хиза? Есть у вас еще друзья среди людей, или только Константины? Синезуб, мне кажется, все мои друзья погибли. Я не сумел их найти. Они или прячутся, или убиты.

— Делать мои глаза боль, Дэймон-человек. Может, хиза найти? Ты сказать они имя.

— Кого-нибудь из Ди. Или Ушантов. Или Мюллеров.

— Я спросить. Кто-то знать может. — Синезуб положил палец на свой плоский нос. — Найти они.

— Как?

Тонкая рука Синезуба погладила небритую щеку Дэймона.

— Ты лицо хиза. Ты запах человек.

Дэймон ухмыльнулся. Тоска на миг отступила.

— Хотел бы я стать похожим на хиза. Тогда бы я где угодно мог ходить. А сейчас меня чуть не поймали.

— Ты прийти здесь бояться, — сказал Синезуб.

— Ты слышишь запах страха?

— Я видеть ты глаза. Много боль. Пахнуть кровь, пахнуть бежать много.

Дэймон поднял к свету локоть — из-под прорехи на комбинезоне выглядывала кровоточащая ссадина.

— О дверь ударился.

Синезуб подался вперед.

— Я сделать нет боль.

Вспомнив, как хиза лечат свои раны, Дэймон отрицательно покачал головой.

— Ладно уж. Ну как, ты запомнил имена, что я назвал?

— Ди. Ушант. Мюллер.

— Найдешь их?

— Пытаться. Привести они?

— Приведи меня к ним. Ты знаешь, что люди-ружья перекрыли туннели в белую?

— Знать. Мы-низовики, мы ходить большие туннели снаружи. Кто глядеть на мы?