Журнал «Если», 1994 № 07 - Страница 18

В противоположность учению римско-католической церкви гуманисты Возрождения утверждали, что человек полностью принадлежит земному миру. Был провозглашен идеал «человечного человека». Культ телесных, плотских радостей пронизывает творчество известного Итальянского гуманиста Джованни Бокаччо. Писатель рисует мир интимных и сокровенно лирических переживаний. Любовь осмысливается как начало человечности и очищения. Откровенность, которая сопутствует описаниям лирических сцен, продиктована представлением о том, что любовь — естественное человеческое чувство.

Однако эти взгляды в панораме новой культуры претерпели изменения. Реформация — социальное и духовное движение XV в., осуществила пересмотр средневековых и возрожденческих представлений о любви. В соответствии с новой этикой, которая диктовалась протестантизмом, человек должен отказываться от наслаждений. Протестантская этика исповедовала супружескую верность, семейные добродетели. Викторианский кодекс требовал соблюдения предельного целомудрия, вплоть до ханжества. Столы и стулья покрывали длинными белыми скатертями до самого пола. Ножки, конечно, деревянные, но нельзя, чтобы они были голыми. Это рождает не вполне сдержанное отношение к чувственности.

Однако в следующую эпоху — барокко — усиливается культ плоти. Вновь возникает интерес к плотским порывам как законным побуждениям человека. Любовь предстает теперь в особом истолковании. С одной стороны, чувственность предполагает погибельную страсть, телесные наслаждения. С другой — рождается мир пленительных иллюзий, где любовь оказывается не простой, а изысканной, манерной, прихотливой.

В эпоху абсолютизма процветал культ женщины как источника счастья, наслаждения и любви. Здесь все прекрасно. Никогда женщины не были так соблазнительны. Никогда мужчины не казались столь элегантными. Ренессанс выше всего ценил в мужчине цветущую силу как важнейшую предпосылку творческой мощи. Иное в эпоху абсолютизма: он считает все крепкое и могучее достойным презрения. Сила оказывается эстетически безобразной. Эпоха абсолютизма подчеркивает рафинированность всего телесного.

АНТИПОДЫ

Казалось бы, такое признательное и трепетное восприятие любви должно было закрепиться в европейской культуре. Но вот грядет эпоха Просвещения — XVIII век. Многие идеалы барокко, равно как и этика протестантизма, пересматриваются. В частности, провозглашается, что душа не имеет пола. Это означает, что на деле неповторимость чувства отвергается. Делается ставка на нивелировку переживаний. Любовь все чаще трактуется как чистое безумие, недостойное человека.

В эпоху Просвещения главенствовал разум. По этим меркам и пытались выстроить все человеческие отношения. Однако мир человеческих страстей оказался принципиально нерегулируемым. Неслучайно именно в этом веке родилось слово «садизм» по имени известного маркиза де Сада, автора многих произведений, в которых он пытался рассказать о причудливых проявлениях страсти. Слово «садизм» вошло в обиход и стало синонимом половых извращений, сопряженных с жестокостью и острым наслаждением чужими страданиями.

Де Сада называли знатоком сладчайших наслаждений, провозвестником раскрепощенной плоти, мастером сексуальных видений, сокрушителем господствующих целомудренных нравов. Феномен де Сада оказался возможным именно потому, что он выявился в обстановке кризиса просветительской модели культуры, любое общество, демократическое или тоталитарное, навязывает людям те или иные эротические стандарты. Оно пытается вмешаться в ту сферу жизни, которая называется личной, интимной. Писатель и философ де Сад одним из первых в европейской культуре осознал эту закономерность.

По мысли де Сада, любовь и ненависть глубоко сплетены, неразъемны в человеческой психике. Оказывается, можно получать наслаждение не только от соучастности сексуального партнера, ной от жестокого обладания им. Причиняя страдания женщине, можно испытывать прилив блаженства. Но это еще не все. жертва не просто несчастная простушка, ждущая сочувствия. Она способна тоже получать удовольствие от тех терзаний, которые выпали на ее долю.

Однако и в постпросветительскую эпоху протестантская этика — антипод садизму — не исчезла. Немецкий поэт XIX в. Л.Эйхродт стал печатать в одном из мюнхенских изданий стихи, посвященные семье, дому, патриархальным традициям. Он помещал их под псевдонимом Готлиб Бидермейер. Нет, поэт никого не хотел мистифицировать, он и не помышлял о том, что его выдуманное имя станет обозначением новых ценностных ориентаций целой эпохи. Не думал он и о том, что благодаря ему сложится эталон женской красоты и нравственности. Как выглядела воспетая им девушка? Кроткая, благородная, женственная. Созданный поэтом образ благонравного человека в сознании средних слоев населения превратился в воплощение идеала. Более того, стиль «бидермейер» проявил себя в искусстве, литературе и архитектуре.

ЛИБИДО

В нашем столетии началось новое раскрепощение страстей. Сначала оно было связано с распространением фрейдизма, учения о главенствующей роли сексуальности в жизни человека. С конца XIX в. в обиход вошло еще одно слово — «либидо», которое переводится как желание, влечение, страсть. Немецкий ученый Альберт Молль, который ввел это олово в повседневную речь, полагал, что глубинное сексуальное переживание воздействует на всю психическую и нервную деятельность человека.

Для Фрейда понятие «либидо» стало одним из ключевых. Он отождествлял его с эротической психической энергией. Секс, по мнению австрийского ученого, лежит в основе всей человеческой жизни. Созданный Фрейдом психоанализ, став массовой психотерапевтической практикой, естественно, содействовал изменению сложившихся в обществе установок. О сексе стали говорить открыто, как о чем-то существенно значимом для человека…

После второй мировой войны западное общество стало постепенно превращаться в потребительское. Сказались результаты научно-технического прогресса. Накопленное богатство, естественно, меняло ценностные ориентации людей. Прежняя протестантская этика, предписывающая людям воздержание, самоограничение, утрачивала популярность. Недавний производитель оказывался одновременно и потребителем. Обнаружился невиданный- запрос на гедонистические установки. В этих условиях и разразилась так называемая сексуальная революция, которая отвергла пуританские взгляды на эрос.

Нынешняя сексуальная революция началась в Америке, потом перекинулась в Европу. Своего предельного пика она достигла в Швеции. Но вот парадокс. Когда Швеция превратилась в потребительский рай, она немедленно поразила мир самой высокой статистикой самоубийств. Многие, обретя «безграничное счастье», покончили с собой.

Ныне сексуальная революция практически во всех развитых странах резко идет на спад. Может быть, по эффекту маятника, грядет очередная целомудренная эпоха? Основания для такого прогноза есть. Революция полов, взбудоражив людей, обнаружила вдруг острую тоску по обыкновенной любви. С ухаживанием и пониманием. С застенчивостью и добровольными ограничениями. С преклонением и любовными ласками вместо демонстрации технических приемов.

А у нас? Конечно, мы переживаем прилив запоздалой моды на секс. Буревестники сексуальной революции реют едва ли не на каждом углу. Гласность, как подметил один из публицистов, сделала открытыми все зоны — от исправительно-трудовых до эрогенных. Можно, например, по сходной коммерческой цене купить древние китайские трактаты об «искусстве спальни» или индийскую «Кама-сутру». Причем издатели добросовестно освобождают трактаты от философских размышлений — их неотъемлемой части, — от поэзии и романтики.

Но, кажется, и мы уже устали от бесконечных демонстраций обнаженных тел. Кстати, у Фредерика Пола есть по этому поводу прекрасная фраза: «Откровенный секс вызывает оторопь».

Спросим же вслед за известным американским философом Эрихом Фроммом: «Много ли вы знаете по-настоящему любящих людей?»