Журнал «Если», 1994 № 05-06 - Страница 13

— Уж не думаете ли вы, господин Константин, что это было сплошное удовольствие?

— Что, тоже против вашей воли?

— Да, — хрипло ответил Толли.

Дэймон вдруг устыдился своих насмешек, основанных лишь на подозрениях, на недобрых слухах о Флоте. Устыдился роли, которую вынужден был играть не только он сам, но и весь Пелл. Война и военнопленные… Дэймон не желал иметь ко всему этому отношения.

— Итак, наше предложение вы отвергаете, — заключил он. — Что ж, это ваше право. Принуждать вас, подвергая опасности вашу жизнь, никто не собирается, и раз все обстоит так, как вы говорите, мы не настаиваем. Что же вам остается делать? Я полагаю, играть в «комара» с охраной. Но здесь очень тесно… Вам выдали плейер и кассеты? Вы их получили?

— Я бы хотел… — Он с трудом выдавил из себя: — Я хочу попросить об Урегулировании.

Джекоби потупился и отрицательно покачал головой. Дэймон не пошевелился на стуле.

— После Урегулирования я смогу выйти отсюда, — пояснил пленник, — а потом что-нибудь делать. Это моя просьба. Пленные имеют право на Урегулирование, верно?

— В вашей стране — да, — ответил Дэймон. — У нас — нет.

— Я вас очень прошу! Вы меня заперли как преступника. А если бы я кого-нибудь убил, вы бы тоже отказали? Или украл? Или…

— Думаю, вам необходимо пройти психиатрическое тестирование. Настаивать на таком…

— А разве в процессе Урегулирования его не проходят?

Дэймон посмотрел на Джекоби.

— У него прогрессирующая депрессия, — сказал старик. — Он уже несколько раз просил меня передать эту просьбу властям, а я отказывался.

— Нам не приходилось регулировать людей, не осужденных за какое-либо преступление.

— А держать их в кутузке приходилось? — осведомился пленный.

— В Унии это сделали бы и глазом не моргнув, — шепнул надзиратель. — Очень уж тесно в наших камерах, господин Константин.

— Не может нормальный человек просить об этом, — проворчал Дэймон.

— А я прошу! — упорствовал Толли. — Очень прошу! Я хочу выйти отсюда.

— А ведь это решает проблему, — заметил Джекоби.

— Я должен знать, почему он об этом просит, — настаивал Деймон.

— Я хочу на свободу!

Дэймона пробрал озноб. Толли всхлипнул и, едва не зарыдав, навалился грудью на стол.

Урегулированием не наказывали, во всяком случае изначально. Оно убивало двух зайцев одним выстрелом: устраняло излишнюю агрессивность и снимало с души бремя старых ошибок и заблуждений. Дело в последнем, заподозрил Дэймон, встретив взгляд запавших глаз Толли. Внезапно его захлестнула жалость к этому человеку… ничуть не безумному, совсем напротив, очень даже здравомыслящему. Станция в кризисе. В этом нагромождении событий личность теряется, ее попросту отшвыривает на обочину. Тюремные камеры необходимы для настоящих преступников — в «К» их более чем достаточно. Урегулирование — это еще не самое страшное. Куда хуже, например, сидеть взаперти, в камере площадью восемь на десять, без единого окна. Сидеть всю жизнь…

— Затребуйте у компа сопроводительные данные, — сказал Дэймон надзирателю, и тот отдал приказ по виду. Джекоби заметно нервничал, шурша бумагами и ни на кого не глядя. Дэймону же казалось, будто он видит дурной сон.

— Вот что я сделаю, — обратился он к Толли. — Дам вам распечатку с описанием процедуры. Изучите ее, и если до завтра не раздумаете, сообщите нам. Мне также понадобится ваше письменное заявление… и не забудьте в нем упомянуть, что это ваша личная идея и что вы не страдаете клаустрофобией или какой-нибудь другой…

— Я служил военопом, — язвительно перебил Толли. — На разведботе мой отсек был не самым просторным.

— …болезнью, подталкивающими вас к столь необычному выбору… У вас есть родственники или друзья, которые могли бы отговорить вас, если бы знали?

Глаза Толли стрельнули по сторонам.

— Ну так как? — спросил Дэймон, надеясь, что отыскал зацепку.

— Они мертвы.

— Если ваша просьба — реакция на это печальное…

— Они умерли давным-давно, — оборвал Толли.

Ангельский лик… Человеческая красота без изъяна. «Родильная лаборатория», — осенило Дэймона. Производство солдат в Унии всегда вызывало у него отвращение. Возможно, это предвзятость…

— Я не до конца прочитал ваше досье, — признался Дэймон. — Оно ходило по другим инстанциям. Там полагали, что смогут решить вашу проблему, но затем передумали и поручили ее мне. У вас была семья, господин Толли?

— Да! — тихо, но с вызовом ответил пленник, смутив Дэймона.

— Откуда вы родом?

— С Сытина. — Все тот же тихий, злой голос. — Обо всем этом я уже рассказывал. У меня были родители, господин Константин. Я рожден. Неужели это имеет отношение к делу?

— Извините. Прошу вас, не обижайтесь. Я хочу, чтобы вы поняли: это еще не конец. Вы можете передумать в самый последний момент. Надо только сказать: стоп, не желаю. Но если все-таки пойдете до конца, то после этого вы уже не будете прежним. Знания, навыки — все забудется. Вы когда-нибудь видели урегулированных?

— Они выздоравливают.

— Да, выздоравливают. Я буду наблюдать за вами, лейтенант Толли. По мере возможности. А вы, — обратился он к надзирателю, — позаботьтесь о том, чтобы его отказ, на какой бы стадии он ни прозвучал, немедленно довели до моего сведения. В любое время суток. Позаботьтесь о том, чтобы ваши подчиненные хорошо это запомнили. Надеюсь, такая привилегия не покажется лейтенанту оскорбительной. — Он повернулся к Джекоби. — Вы удовлетворены?

— Это его право. Не могу сказать, что я удовлетворен, но просьба была высказана в моем присутствии, и это снимает с вас ответственность. Может, так будет лучше.

Появилась компьютерная распечатка. Дэймон протянул ее Джекоби, адвокат поставил галочку там, где следовало подписаться, и отдал Толли. Тот прижал бумагу к груди, как сокровище.

— Господин Толли. — Дэймон встал и, преодолевая смущение, а вернее, повинуясь порыву, подал руку. Молодой военоп поднялся и пожал ее, и благодарность в его глазах, внезапно наполнившихся слезами, окончательно сбила Дэймона с толку.

— Скажите, нельзя ли предположить, — вымолвил он, — что вы обладаете информацией, которую необходимо стереть из памяти? Не в этом ли все дело? Предупреждаю: скорее всего. Урегулирование даст обратный эффект, а нам ваши сведения ни к чему. Вы понимаете? У нас нет милитаристских интересов.

«Нет, — подумал Дэймон. — Это здесь ни при чем. Толли — не старший офицер и не высокопоставленный администратор вроде меня, знающего компьютерные сигналы, коды доступа и тому подобное, что может заинтересовать противника. Ни здесь, ни на Расселе у этого парня не выведали никаких секретов. Ничего ценного».

— Нет, — ответил Толли. — Я ничего не знаю.

Дэймон помедлил — его не покидала мысль, что адвокат, как никто другой, должен протестовать, требовать отсрочки, короче говоря, спасать клиента. Но для Толли это означало бы заключение. Безнадежность. В тюрьму переведут преступников из «К», людей крайне опасных, возможно, знающих его в лицо. Пожалуй, Толли прав: Урегулирование спасет его, поможет выбраться отсюда, даст работу, свободу, жизнь… Разве найдется человек, способный поднять руку на того, кому промыли мозги? И сама процедура — гуманна. Все так считают.

— Господин Толли, у вас нет жалоб на Мэллори и экипаж «Норвегии»?

— Нет.

— Здесь присутствует ваш адвокат. Ваши слова записываются. Если захотите подать жалобу…

— Не захочу.

Уловка не удалась — отсрочки для расследования не будет. Дэймон кивнул и вышел из комнаты, ощущая тяжесть в душе. Ведь он, как ни крути, становился убийцей… ну, может быть, помогал самоубийце.

В «К» хватало и тех, и других.

Когда за задраенными воротами, в вестибюле, раздался треск, Крессич поморщился, стараясь не выдать страха. Горело, дым просачивался через вентиляционную систему. Это испугало его еще сильнее, и не только его, но и полсотни людей, оказавшихся вместе с ним в этой части коридора. В доках все еще палили друг, в друга полицейские и злоумышленники, но мятеж утихал. Рядом с Крессичем находились несколько бывших охранников с Рассела, горстка высокопоставленных станционеров и просто молодые и старые беженцы… они не пускали в коридор бандитов.