Журнал «Если», 1994 № 03 - Страница 54

Уоррен сделал шаг вперед и без дальнейших разговоров нанес удар. Кулак врезался Полларду в челюсть и сбил его с ног. Уоррен повернулся к остальным:

— Если кого-нибудь еще тянет поспорить, я готов открыть общую дискуссию — по тем же правилам.

Желающих вступать в полемику не нашлось. Уоррен не мог прочесть на лицах ничего, кроме усталого отвращения к капитану. Молчание нарушил Спенсер:

— Вы расстроены, Уоррен, и не отдаете себе отчета в своих поступках.

— Отдаю себе полный отчет, черт побери! — взревел Уоррен. — Отдаю себе отчет, что есть какой-то способ залезть в эту башню и выбраться назад без полной потери памяти. Только не тот, какой избрали вы. Так ничего не выйдет.

— Вы можете предложить что-нибудь другое? — поинтересовался Эллис.

— Нет, — ответил Уоррен. — Пока не могу.

— А чего вы хотите от нас? — продолжал Эллис. — Чтобы мы сели в кружок и предались отчаянию?

— Хочу, чтобы вы вели себя как взрослые люди, — отрезал Уоррен, — а не как орава мальчишек, заприметивших фруктовый сад и жаждущих забраться туда во что бы то ни стало. — Он оглядел подчиненных одного за другим. Никто не проронил ни слова. Тогда он добавил: — У меня на руках уже три хнычущих младенца. Я не намерен увеличивать их число.

И ушел по косогору прочь, на свой корабль.

Итак, их память обчистили, и скорее всего при посредстве яйца, притаившегося в башенке. И хотя никто не посмел высказать это открыто и вслух, всех донимала одна и та же мысль: как найти способ выудить похищенные знания обратно? И даже больше: а что если удастся заполучить из яйца и другие захваченные им знания?

Уоррен сидел за столом у себя в каюте, сжав голову руками и мучительно стараясь сосредоточиться.

Спенсер первым догадался, что они утратили знания, не ощущая утраты, — в том-то и коварство, что не ощущая. Они и сейчас, сию минуту, считают себя людьми науки и являются таковыми, кем же еще! Но они отнюдь не столь умелые, не столь знающие люди, как прежде. И не понимают этого. В том-то и чертовщина — они не ощущают своей ущербности.

Сейчас они презирают капитана за драку. Ну и наплевать! На все наплевать, лишь бы помочь им найти путь к спасению.

Забывчивость. Напасть, известная всей Галактике. И есть куча объяснений этой болезни, куча хитроумных теорий о том, отчего да почему разумные существа забывают то, что усвоили. Но может, все эти теории ложны? Может, забывчивость объясняется не какими-то капризами мозга и вообще не психическими причинами, а тысячами разбросанных по Галактике ловушек, помалу осушающих, обкрадывающих, обгрызающих коллективную память всех разумных созданий, живущих среди звезд?

На Земле люди забывают медленно, капля за каплей на протяжении долгих лет — и, быть может, потому, что ловушки, в зону действия которых входит наша родная планета, расположены очень далеко от нее. А здесь человек забывает иначе — полностью и мгновенно. Не потому ли, что здесь до ловушек рукой подать?

Уоррен попытался представить себе размах этой, условно говоря, операции «Мыслеловка» — и спасовал: самая идея такой операции была слишком грандиозной, да и слишком устрашающей, чтобы мозг согласился ее воспринять. Кто-то поставил себе задачей облететь захолустные планетки, ни на что не годные, не способные привлечь внимания, и заложил ловушки. Собрал ловушки группами, построил башенки, оберегающие их от непогоды и от случайностей, и пустил в действие, подключив к питательным бакам, захороненным глубоко под почвой. После чего улетел домой.

А годы спустя — тысячу, а то и десять тысяч лет спустя, — этот кто-то должен вернуться и выбрать из ловушек улов. Так охотник ставит капканы на зверей, так рыбак маскирует западни для омаров и закидывает сети на осетров.

Здесь собирают урожай, подумалось Уоррену, нескончаемый урожай знаний всех рас Галактики…

Но если так, что же за раса установила такие ловушки? Что за охотник бродит по звездным дорогам, собирая добычу?

Разум отказывался рисовать себе расу столь циничную.

Несомненно одно: кто бы они ни были, охотники возвращаются к своим ловушкам спустя много лет и собирают добытые знания. Иначе просто не может быть, иначе вообще незачем было хлопотать, устанавливая капканы. Но это значит также, что их работа посильна для кого-то другого, для Уоррена с экипажем…

Однако в том-то и штука, что в башенку не забраться. Так что фокус сводится к тому, чтобы проникнуть внутрь и тем не менее сохранить память, приблизиться к яйцу и все-таки не забыть, зачем ты здесь очутился.

Спенсер и все остальные попытались экранировать мозг, но попытка не удалась. Значит должен быть иной, принципиально иной способ.

Если мозг нельзя защитить экраном, тогда чем?

Система связи, утверждает Ланг. Вполне вероятно, что он прав и яйцо представляет собой некую систему связи. Что принято делать для защиты от систем связи? Если их нельзя экранировать, тогда что?

Разумеется, на этот вопрос есть ясный ответ: если от системы связи нет защиты, информацию шифруют. Но в подобном ответе нет решения, нет и намека на решение. Уоррен еще посидел, прислушиваясь, — ниоткуда не доносилось ни звука. Никто не забегал к нему, никому не приходило в голову заглянуть к капитану, просто чтобы скоротать время.

Люди обозлены, решил он. Каждый дуется и сидит в своем углу. А что до него самого, ему объявили молчаливый бойкот.

— Ну и черт с ними, — сказал он вслух.

Он сидел в одиночестве и старался что-то придумать, но мысли не слушались, толковых идей не возникало — лишь сумасшедшая карусель вопросов и ни одного ответа.

Наконец с трапа донеслись шаги, и он тут же понял, кто к нему пожаловал. Лопоухий надумал подняться из камбуза, чтобы утешить старого друга, и предварительно насосался до бровей.

Уоррену пришлось подождать, пока кок нетвердой поступью не одолеет трап, но в конце концов Лопоухий добрался до цели и застыл на пороге, растопыренными руками упершись в дверные косяки. Вероятно, капитанская каюта качалась у него перед глазами.

Лопоухий собрался с духом, стремглав пересек пустоту меж дверью и стулом, с усилием обогнул стул, вцепившись в спинку, как в якорь, уселся и поднял глаза на Уоррена с победной улыбкой.

— Вот я и добрался, — возвестил Лопоухий.

— Ты пьян, — огрызнулся Уоррен с отвращением.

— Конечно, пьян. Только тоскливо напиваться в одиночку. Вот… — кое-как найдя собственный карман, он выудил оттуда бутылку и осторожно водрузил на стол. — Держи. Давай раздавим ее вместе.

Уоррен уставился на бутылку, и вдруг где-то в подсознании возникла и зашевелилась шальная мыслишка.

— Да нет, чепуха. Не получится…

— Кончай трепаться и приступай к делу. Как покончишь с этой посудиной, я добуду из заначки другую.

— Лопоухий, — позвал Уоррен.

— Чего тебе еще? — подивился Лопоухий. — Никогда не видал человека, который бы…

— Сколько у тебя этого?

— Сколько — чего, Айра?

— Спиртного. Сколько ты еще припрятал?

— Много. Я всегда иду в рейс с изрядным рез… рез-зер…

— Резервом?

— Точно, — подтвердил Лопоухий. — Ты понял, что я хотел сказать. Я всегда прикидываю, сколько мне надо, а потом добавляю резерв на случай, если мы застрянем где-нибудь или что-то еще…

Уоррен потянулся к бутылке, открыл ее и отшвырнул пробку.

— Лопоухий, — попросил он, — топай за другой бутылкой.

Лопоухий недоверчиво заморгал.

— Прямо сейчас, Айра? Ты хочешь, чтобы я принес вторую прямо сейчас?

— Немедленно! — сказал Уоррен. — А по пути будь так добр заглянуть к Спенсеру и сообщить ему, что я хотел бы его видеть, и как можно скорее.

Лопоухий встал, покачнулся, уставился на Уоррена с откровенным восторгом и все-таки спросил:

— Что ты задумал, Айра?

— Напиться допьяна. Надраться так, чтобы это событие вошло в историю космического разведывательного флота.

— Нельзя этого делать, — запротестовал Спенсер.