Журнал «Если», 1993 № 11-12 - Страница 43

Это предсказание сбылось, и после дня пути в лучах закатного солнца показался Крит. Найдя укромный уголок бывшего пляжа под сенью скал, я спрятал машину и забылся сном до рассвета.

Берег Крита был скалист и безжизнен. Восходящее солнце окрасило пейзаж в зловещие тона — здесь можно было писать картину ада. По узкой петляющей дорожке я дошел до населенного пункта, обозначенного на карте как г. Ханиа. На самом деле это была самая настоящая деревня: бедные лачуги лепились к каменистой дороге, уходящей штопором вверх по скале. Приостановившись, чтобы перевести дух, я взглянул вниз, и к немалому удивлению отчетливо увидел в долине современный город — с высокими домами. Широкими улицами и суетливыми горожанами. Все было цело, вплоть до церковных шпилей.

Я вернулся к машине, завел мотор и уже через десять минут въезжал на городскую площадь.

Припарковав автомобиль, я двинулся пешком обследовать местность, минуя уличных торговцев, расположившихся на тротуаре, и обходя голубей, которые что-то клевали прямо под ногами прохожих. В городе царила атмосфера лихорадочной деятельности, какая бывает на пляже курортного города прямо перед штормом. Впечатление дополнял ветер, гнавший с севера необычный для здешних мест холод.

Пройдя полквартала, я остановился под неоновой вывеской бара. Взору входящих открывалось заведение тихое и строгое, как судейская скамья. Я сел на высокий табурет напротив бармена, наводившего глянец на стойку.

— Бренди, — заказал я.

Наклонившись, он достал из-под стойки квадратную бутылку и налил жидкость в стакан. Подняв стакан жестом «ваше здоровье», я сделал большой глоток. Словно холодный дым пробежал по моему пищеводу.

— Это «Метакса», друг, — сказал бармен. — Его не пьют большими глотками.

— Виноват. Выпейте со мной, — предложил я. Достав еще один бокал, бармен налил спиртное себе, мы чокнулись и стали медленно его потягивать.

— Только что приехали с юга? — спросил он. Я лишь покачал головой, а он не стал добиваться подробностей. Открылась дверь, с улицы влился сумеречный свет. Вошедший сел на табурет рядом со мной. Я увидел его в зеркале напротив — квадратное загорелое лицо, светлые волосы, шею, могучую, как бетонная свая. На душе потеплело: я узнал этого нью-йоркского грека.

— Бокал для мистера Кармоди, — заказал я. Знакомец моментально повернулся ко мне; его улыбка, словно луч прожектора, прорезала сумрак бара. Ладонь величиной с лопату охватила мою и затрясла так, будто хотела вырвать из сустава.

Мы громогласно принялись вспоминать случаи из былой жизни. Потом я многозначительно посмотрел на бармена, возившегося в дальнем конце стойки, и понизил голос:

— Я здесь не ради праздной прогулки, Кармоди. Веду небольшую частную разведку.

— Видимо, что-то серьезное, если ты уехал так далеко от веселых мест,

— ответил он.

— Да, довольно серьезное. У меня близкий человек пропал — то ли украли, то ли убили.

— Кого-нибудь подозреваешь?

— И да, и нет. Кажется, я уже понял, кто это, однако мотивы мне неизвестны.

— И ты надеешься выяснить это — на Крите? Достав золотую монету, я передал ее Кармоди. Нахмурившись, он внимательно рассмотрел ее с обеих сторон. Бармен снова приблизился к нам.

— Ник не помешает, — сказал Кармоди так тихо, что даже я расслышал эти слова с трудом. Разглядывая птицу на монете, Кармоди спросил:

— Ты думаешь, монета отсюда?

— Так говорят.

— А какое отношение она имеет к твоему близкому человеку?

— Вероятно, никакого. Но только она может навести на след.

— Где ты достал монету?

— Если у тебя есть несколько минут, я расскажу. Он Прикончил свою выпивку залпом и встал.

— Когда речь идет о тебе, дружище, я всегда свободен. Давай присядем к столику.

Кармоди занял столик в тихом углу бара, откуда просматривались обе двери: он всегда предпочитал наблюдать, кто входит и кто выходит. Бармен снова принес нам выпивку. Пока мы потягивали бренди, я рассказал всю историю, начиная от Гринлифа, вплоть до последней сцены в Майами, когда Сэтис погиб в землетрясении.

— Не знаю, может, девушка спаслась, а может, ее схватили эти молодчики, — сказал я в заключение.

— В последнем случае я почти уверен, что ее убили, это их стиль.

— А тот моряк, — спросил Кармоди, — он назвал тебе свое имя или чин?

— Не назвал, но я полагаю, что он взобрался довольно высоко по служебной лестнице, был командиром корабля или что-то в этом роде.

— Есть в его истории вещи, в которые ты не веришь?

— Почти нет, если не считать сказки о том, что первобытный человек стрелял из современного оружия. Официальная версия была такова: адмирал Хейли погиб в космосе, а два корабля, которые упоминал моряк, провалились в тартарары во время одного из первых извержений вулкана. Вполне возможно, что это дезинформация — операцию явно хотели сохранить в тайне.

— А то, что моряк этот добрался до Америки в спасательной шлюпке, — может такое быть?

— А почему нет? Я же переплыл Атлантику на катере.

— Ты подстрелил двух «птичек» в Гринлифе, а как ты думаешь, остались ли еще подобные им?

— Не знаю. Больше я их не видел.

— Похоже, этот Сэтис действовал по наводке, уж очень быстро он нашел тебя.

— Вполне возможно.

— А девушка была приманкой? Я ответил не сразу.

— Могла быть. Хотя вряд ли сознавала это.

— Как ты думаешь, почему он честно сказал, что твоя монета из чистого золота, а потом поменял ее на эту?

— Видимо, это хорошая подделка. — Я звякнул монетой о стол. Кармоди взял ее, взвесил на ладони, потом повертел в пальцах и поцарапал ногтем.

— Тоже, между прочим, золотая, — заключил он и стал внимательно разглядывать птицу на одной стороне. — Такой птички я раньше не видел, но мне кажется, я ее знаю: это дикий гусь.

— Может быть, — сказал я, забирая монету. Бармен Ник подошел неслышно, как рысь, подстерегающая добычу.

— Как ты думаешь, Ник, — спросил Кармоди, — здесь есть человек, разбирающийся в старом золоте?

— Может, Хурос? Тот, что живет в сарае, в паре миль отсюда. Он, может, и разбирается.

— Да, пожалуй, ты прав. Поехали, Мэл. Нанесем визит старому джентльмену.

Дорога кончилась примерно за четверть мили от того места, к которому мы направлялись. Дальше шел крутой подъем по козьей тропе, она вела к хижине, прилепившейся к краю скалы под развесистой оливой, Хурос был дома, он лежал во дворе, на железной койке в тени беседки, образованной одной виноградной лозой. Это был небритый старик лет шестидесяти с маленькими черными глазами, круглой лысой головой и жирным брюшком, обозначившимся под грязной рубахой, волосы его свалялись, как старая пакля. Завидев нас, он приподнялся на локте и вытащил из-под кровати револьвер 44-го калибра, по величине напоминавший томагавк.

— Спрячь эту свиную ногу туда, откуда взял, — сказал Кармоди. — Мы пришли тебя проведать. Визит дружеский, но деловой.

— Не-у-же-ли? — звуки голоса донеслись из глотки старика, как из забитой мусором водосточной трубы.

— Знакомьтесь, это мистер Смит. Он хочет знать, где можно достать кое-какие сувениры. Например, старинные монеты.

— А что, у меня разве лавка древностей? — старик положил револьвер рядом с собой.

— Он любит большие монеты, ну, скажем, как пятидрахмовая, — пояснил Кармоди.

Хурос рассматривал меня так, словно я был рабом, а он покупателем-скептиком на невольничьем рынке. Потом спросил:

— А кто этот тип?

— Мистер Смит, я же сказал. Большой спец по продаже кур. Поэтому он и любит монеты с изображением птичек. Он думает, ты можешь намекнуть, где их достать.

— С птичками… На каких же монетах есть птички? Морочишь мне голоду.

— Покажите ему образчик, мистер Смит, — сказал Кармоди, подмигивая. Я передал монету Хуросу, он разглядывал ее на своей широкой ладони довольно долго.

— Ничего такого никогда не видел, — сказал он. — Возьмите. Вы пришли не по адресу и отнимаете у меня время.