Журнал «Если», 1993 № 11-12 - Страница 41

— Завтра?! Что же мне, сидеть и слушать, как она тикает?

— Ты храбрый малый, Боб. Нервы у тебя — канаты. — Я притворился печальным. — Честно говоря, иногда мне самому страшновато.

— Слушай, ты куда уходишь? Оставляешь меня с этой штуковиной наедине?

— Я ненадолго. Попробую купить парочку фунтов индийского чая. — Я открыл дверь и вышел. Вокруг меня рушился мир, пахло смертью, битым, кирпичом и гнилью. И среди этого хаоса, как бузина меж развалин, росла и пускала побеги жадность. Сильные мира сего погибли, а Бобы выжили, чтобы остаться в нем навсегда.

Я вышел на улицу, которая когда-то — может быть, лет двадцать назад — была весьма оживленной. Она и раньше не блистала магазинами для богатых. Лавки зазывали туристов среднего класса, предлагая товар массового спроса, низкопробный, но зато с наклейкой «Майами», что должно было произвести впечатление на провинциальную родню. Теперь даже эти дешевые, аляповатые сувениры из картона и пластика исчезли, и жалкий обман витрин сменился откровенной бедностью и обветшанием. Неубранный мусор, гонимый ветром по обочинам, собирался в кучи около скамеек, фонарных столбов, у порога гостиницы, где мы жили.

Выйдя из дома, я осмотрелся: опасности не наблюдалось. Подняв воротник грязной шинели, взятой напрокат у Риссии, я направился к более оживленной улице за углом.

Берег залива был в десяти кварталах. Я шел неторопливо, стараясь приметить среди прохожих мужчин в немодной одежде и с невыразительными лицами. Малочисленный транспорт не мешал моим наблюдениям.

Побережье погружалось в темноту, причалы были огорожены и заперты на замки. Я шагал на север, к той части набережной, которая некогда пользовалась особой популярностью. Теперь здесь гнили заборы, ржавели проволочные ограждения, медленно рушились маленькие пивные и бутербродные, выгорали вывески, предлагающие свежую рыбу и креветок. Повсюду рос высокий бурьян, бродили во множестве одичавшие, тощие, с безумно горящими глазами кошки. Казалось, на свете перевелись все мыши, и им ничего не осталось, как поедать друг друга.

Впереди показался бетонный ангар, на облупившихся стенах которого я смог разобрать надпись: «ПРОДАЖА КАТЕРОВ И ЛОДОК». Огромный замок висел на двери главного входа, но рядом на одной петле болталась маленькая служебная дверца. Я вошел внутрь: контора полностью разгромлена. Минуя перевернутые столы и опрокинутые сейфы, я вышел к причалу. В доке были пришвартованы три судна: два ярко раскрашенных, легких, и один большой, угрюмый, видавший виды катер. Вот это, пожалуй, то, что нужно. Взобравшись на борт, я обнаружил штук шесть тяжелых ящиков, с надписью, гласившей: «Продукты питания для летного состава». «Для целого батальона — на неделю», — прибавил я про себя. А это что за штука? Из-за ящиков я извлек нечто громоздкое, завернутое в брезент. Ага, оружие: один «Ветерби» 75-го калибра и зловещий автомат 25-го калибра с запасной обоймой. Такого я прежде не встречал, но приходилось слышать, что эта модель способна опорожнить свой тысячезарядный барабан в две секунды, причем его автоматная очередь — это стальной ураган, который может разрезать пополам даже носорога. «Н-да, кто-то серьезно готовился к тому, чтобы отвалить», — подумал я.

Дальнейшее обследование катера подтвердило эту мысль: здесь был компактный опреснитель морской воды, запас одежды, установка, меняющая микроклимат, бар с хорошим запасом выпивки и даже полка с книгами. Нет, мне явно везло. Осталось только проверить, смогу ли я задраить дверь.

Вода билась о борт и бурлила снаружи, пытаясь ворваться внутрь, пока я искал рычаг. Но вот уже он у меня в руках, и дверь послушно, хотя и со скрипом, поддалась. Закрыв ее, я проверил, в порядке ли якорные канаты — на случай, если придется отчаливать в спешке. Ну что ж, полная готовность! Пора возвращаться. Я вышел на улицу. Уже совсем стемнело.

Или это потемнело у меня в глазах? Тротуар под ногами пошел вниз, а через секунду встал на дыбы. Земля морщилась, словно пруд, подернутый рябью.

Я побежал, но на следующей же «волне» упал, потом встал и продолжил путь. В конце улицы показалась машина, она не катила, а дергалась какими-то невероятными зигзагами, отчаянно визжа. Попав в следующую «волну», она рванула в сторону, потом на дикой скорости понеслась вперед и, подпрыгнув, взорвалась буквально в двадцати шагах от дверного проема, в который успел заскочить я. За грохотом взрыва последовал обвал — градом сыпались кирпичи и камни. Выйдя из своего укрытия, я бросил взгляд на адский огонь, охвативший ближайшие дома, и помчался дальше.

Теперь на улице появились люди — они заполнили ее, как кипящая лава. Женщина с дикими глазами металась от одного подъезда к другому, смешались людские крики, стоны, что-то разбивалось с грохотом или падало с тяжелым стуком. Следующий толчок поверг людей навзничь, словно то была пулеметная очередь.

Вокруг непрерывным дождем падали осколки и обломки. Издалека приближалась целая группа людей — как в немом кино — ни голосов, ни топота ног не слышно из-за непрекращающегося грохота, в беззвучном крике застыли открытые рты. Неподалеку валялся опрокинутый автомобиль, у которого все еще горели фары. Из окон домов вырвалось красное пламя и валил черный дым.

Я растянулся на земле, а поднявшись, увидел, что фасады домов рушатся, выгнувшись как-то странно, словно человек животом вперед. Крыши соскальзывали вниз, увлекая за собой куски штукатурки; все это сыпалось на головы бегущим людям. А они, словно растревоженные муравьи, метались из стороны в сторону, падали, поднимались, потом исчезали в клубах пыли. Я видел, как фонарный столб оторвался от своего основания и, словно артист балета, сделав несколько па на одной ноге, грянул оземь со звуком, способным переломить хребет.

Впереди показались наши «меблирашки»: невзрачное серое зданьице теперь, в отсвете пожара, было зловеще багровым. Вбежав в зияющий, с оторванной дверью проем, по искалеченным ступеням я громадными скачками ринулся на свой этаж. Вестибюль представлял собой груду битого стекла и деревянных щепок. Из нее росла безжизненная рука хозяина гостиницы. Бедняга Боб! Так и не дождавшись расплаты за свое молчание, он сомкнул уста навсегда.

В свою конуру я ворвался с криком: «Риссия!»

Никакого ответа. Покореженная кровать, растерзанные оконные жалюзи, на полу — россыпь флаконов и баночек. Я звал, силясь перекрыть грохот землетрясения, я распахнул двери гардероба, даже отодвинул кровать от стены — ни следа моей Риссии…

Что ж, может, это и к лучшему, что она, ослушавшись, ушла из дома, избежала гибели под обломками. Лучше уж никаких следов, чем… Вероятно, она где-то на улице, и я скоро найду ее. Я снова пробрался вниз, на первый этаж… и увидел нацеленный на меня пистолет. Его держал в руке Седой, тот, что называл себя мистер Сэтис.

Он стоял в холле, в десяти шагах от меня, неподвижный, как могильная плита. Дуло его пистолета тоже замерло. Мне показалось, что он готов нажать на крючок, и как раз в этот момент подо мной закачался пол.

Сэтис тоже покачнулся и взмахнул рукой для равновесия; раздался выстрел, пуля звякнула о батарею, как колокольчик. Сэтис отступил назад, сбалансировав на широко расставленных ногах, и тщательно прицелился во вторую пуговицу моего пиджака.

В это время потолок покосился и вдруг упал, образовав между нами преграду. Еще толчок, еще удар… Когда я осторожно выглянул из-за импровизированной баррикады, Сэтис неподвижно лежал, придавленный балкой.

Небольшое это удовольствие — рыться в карманах покойника. Но именно это я проделал с тщательностью и без особой надежды на улов. На сей раз мне повезло, я обнаружил карту, сложенную в несколько раз. Это было красочное изображение всех океанов мира, изданное Институтом океанографии. Карта обозначала не только рельеф дна, но также и места, где покоятся затонувшие когда-то корабли. Одна пометка на карте привлекла мое внимание: это был остров Крит, обведенный неровным кружком. Помню, этот остров упомянул Заблун, тот самый коротышка, который так нагло подменил монету. Мысль была интересной, но не совсем своевременной: из потолка вывалился еще один изрядный кусок и грохнулся рядом со мной — я счел это личным выпадом. Исследования в океане могут подождать, подумал я, а пока что надо спасать свою шкуру. Отбросив карту, я выскочил на улицу. Скорее всего Риссию увели эти негодяи…