Журнал «Если», 1993 № 09 - Страница 1

Почти у самой вершины западного пика Килиманджаро лежит иссохший мерзлый труп леопарда.[1] Автору каждый раз приходится объяснять, что он там делает, потому что окоченевшие леопарды не очень-то разговорчивы.

МУЖЧИНА. Казалось, музыка возникает и исчезает по собственной воле. Во всяком случае, сколько ни верти рукоятку приемника около кровати, это никак на него не влияет. Полузнакомые и вовсе неизвестные мелодии, по-своему трогательные. Зазвонил телефон, и он снял трубку. Никого. Опять никого.

За последние полчаса это уже в четвертый раз. Пока он приводил себя в порядок, одевался и продумывал аргументы, четырежды раздавались пустые звонки. Он справился в регистратуре, но автоответчик никаких звонков не зафиксировал. Что, впрочем, ни о чем не говорило, поскольку этот поганец явно испорчен, как и все здесь.

И без того сильный ветер совсем взбесился, швыряя куски льда в стены дома — будто в бой поднялась когтистая армия крыс. Скулеж стальных жалюзи заставил его вздрогнуть. Бросив нечаянный взгляд в ближнее окно, он заметил смутный абрис лица. Только этого не хватало…

Конечно, это бред. Третий этаж ведь. Шутки света, падающего на гонимые ветром снежинки. Нервы.

Да. Он здорово нервничает с самого утра. С самого первого момента, как они прибыли сюда. А может, еще и до этого…

Он раскидал барахло Дороти и выудил из своих вещей небольшой сверток. Развернул красный плоский прямоугольничек величиной с ноготь большого пальца. Закатав рукав, пришлепнул эту полоску на сгиб локтя изнутри.

Кровь сразу же погнала транквилизатор по телу. Он несколько раз глубоко вздохнул, отодрал нашлепку и выбросил ее в гнездо для мусора. Опустив рукав, потянулся за пиджаком.

Музыка звучала громче, как бы соревнуясь с порывами ветра и звяканьем льдинок. В противоположном конце комнаты сам по себе заработал телеэкран.

Лицо. То же лицо. Лишь на мгновение. Теперь уже точно.

Экран подернулся рябью, пошел волнистыми линиями. Снег. Он чертыхнулся.

«Если затеваешь такую игру, следи за нервами, — подумал он. — Ладно, транквилизатор поможет. Поторопись, не то опоздаешь. Скоро это кончится».

Экран перескочил на показ какой-то порнухи. Женщина с дикой ухмылкой влезла на мужчину…

Картинка сменилась, и блеющий комментатор заговорил неизвестно о чем.

Он выдержит. Он всегда выдерживал. Он, Пол Плейдж, и раньше рисковал, но все кончалось благополучно. Правда, присутствие Дороти создает странное ощущение, что нечто подобное с ним уже было, и это сбивает с толку. Ладно. Пройдет.

Она ждет его в баре. Ничего, подождет. Пусть выпьет: легче будет уломать. Если, конечно, это не остервенит ее еще больше. Тоже бывает. Так или иначе, он должен убедить ее.

Тишина. Ветер стих. Прекратился скрежет. Умолкла музыка.

Ставни перекрыли весь пустой город.

Тишина под полностью затянутым облаками небом. Все недвижимо. Даже экран погас.

Неожиданная отдаленная вспышка в западной части города заставила его отшатнуться. Лазерный луч ударил в ледник, и его язык рухнул.

Через мгновение он услышал пустой и гулкий звук падающего льда. У подножия горы мощным прибоем вздыбилась снежная буря. Он улыбнулся. Эндрю Одцон всегда на своем посту, одолевая стихию, усмиряя природу, — бессмертный страж Плейпойнта. Хоть Олдон никогда не выходит из строя.

Снова наступила тишина. Пока снежная буря оседала у него на глазах, он почувствовал, что транквилизатор начал действовать. Как хорошо, что можно будет не думать о деньгах. За два года его здорово подкосило. Все, что он скопил, растаяло во время Великого кризиса, с тех пор нервы у него ни к черту. Правда, он стал гораздо терпимее, чем был тот наивный тощий малый сто лет назад, юный конкистадор, устремившийся за своей долей добычи и удовольствий. Тогда он свое получил. Но теперь ему придется повторить все заново, хотя сейчас будет проще — если не считать Дороти.

Он подумал о ней. Дороти моложе его лет на сто, ей всего-то двадцать с небольшим. Часто безрассудна, привыкла к хорошей жизни. Ее легко обидеть, а иной раз на нее накатывает такая грусть, что его даже прошибает. Но чаще он просто злится. Может, на иную любовь он уже и не способен. Может, ему хватает одного сознания, что он еще кому- то нужен. К тому же у нее навалом денег. Значит, надо попридержать характер. Но в любом случае брать ее с собой в этот поход нельзя. Здесь уже не до любви или денег. Здесь вопрос жизни или смерти.

Лазер снова вспыхнул, на этот раз на востоке. Он подождал, пока обрушится еще один водопад льда.

СТАТУЯ. Не очень изящная поза. Замороженная, она похожа на одну из угловатых фигур Родена. Она лежит в ледяной пещере, все тело давит на левый бок, правый локоть поднят над головой, ладонь прикрывает лицо, плечи уперлись в стену, левая нога совсем засыпана.

На ней серая парка, капюшон откинут, так что видны спутанные русые пряди. Она в синих брюках, а та нога, которую еще можно различить, обута в черный ботинок.

Она покрыта слоем льда, и в многократно преломленном свете пещеры, насколько можно разглядеть, не выглядит такой уж некрасивой, но и очень привлекательной ее тоже не назовешь. На вид ей лет двадцать.

Стены и пол пещеры исчерчены трещинами. Со свода сталактитами свисают бесчисленные сосульки, сверкающие, как драгоценные камни. Грот уходит в глубину под уклон, и статуя, расположенная в его верхней части, придает пещере вид древнего святилища.

В те минуты перед заходом солнца, когда облака на краткий миг расступаются, на статую ложится красноватый отблеск.

Все-таки за сто лет она немного — на несколько дюймов — переместилась благодаря общему движению ледника. Но игра света заставляет думать, что она преодолела большее расстояние.

От всей картины веет тоской: будто это не статуя живой богини, а несчастная женщина, которая попала в ловушку и, замерзнув, осталась здесь навсегда.

ЖЕНЩИНА. Она сидит у окна в баре. Серый заснеженный внутренний дворик, состоящий из острых углов; клумбы покрыты мертвыми цветами — застывшими, сплющенными и замороженными. Зима — время смерти и мороза, и ей до странности приятно лишнее напоминание об этом. Она рада, что ей предстоит испытать на себе жестокие укусы холода. Над двориком проносится слабый всплеск света, за ним следует далекий гром. Она делает глоток, прислушиваясь к негромкой музыке, заполняющей пространство.

Одна. Бармен и вся прочая здешняя обслуга — механические. Если б кто-нибудь, кроме Пола, внезапно вошел, она бы, наверное, закричала от испуга. Межсезонье; кроме них, в отеле — никого. Во всем Плейпойнте — никого. Если не считать Спящих.

А Пол… Он скоро придет, и они вместе отправятся в ресторан. Там можно вызвать голопризраков, чтобы они посидели за соседними столиками. Только ей не хочется. В такое время лучше быть с Полом одной, смакуя предстоящее приключение.

За кофе он изложит план, может, уже вечером они получат снаряжение для похода, который поможет Полу заработать приличную сумму, вернет ему чувство уверенности в себе. Опасно, конечно, но дело того стоит… Она допивает, встает и направляется к бару, чтобы взять еще.

Да, Пол… В общем-то, она ухватила падающую звезду, шальную голову, человека с романтическим прошлым, но сейчас — на самом краю пропасти. Он стал «раскачивать» ее, когда они впервые встретились года два назад, но это только придавало вкус их отношениям. Конечно, в то время ему нужна была женщина, чтобы опереться. Так что дело не только в ее деньгах. И она никогда не поверит тому, что говорили о нем покойные родители. Да нет, он заботится о ней. Он и сам на редкость уязвим и зависим от мнения окружающих.

Ей хотелось сделать его снова таким, каким он, вероятно, был когда-то, и, само собой, подобному мужчине она будет нужна не меньше. Пусть будет таким, каким себе кажется, — способным достать луну с неба. Может, он раньше такой и был.