ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №12 2007 г. - Страница 93

Евгений ХАРИТОНОВ

О скором появлении нового, неизданного романа Хайнлайна слухи стали бродить еще года два-три назад. Правда, ожидалось, что это будет «поздний Хайнлайн» – какой-нибудь из романов, который Грандмастер фантастики не успел завершить перед смертью. И только в 2006 году, когда «Переменная звезда» появилась на английском языке, к вящему удовольствию многих выяснилось, что подняты архивы писателя самого что ни на есть Золотого периода как в творчестве самого автора, так и в истории англо-американской фантастики. Примечательно, что на русском книга появилась в год 100-летнего юбилея фантаста.

Крупные писатели оставляют после себя шлейф неудовлетворенности – у читателей, издателей и, конечно, младшего поколения сочинителей. Слишком рано ушли. Слишком мало книг написали. Слишком много мыслей, идей недовысказали. Вот и появляются «новые» (дописанные, переписанные, продолженные) романы-повести-рассказы Толкина, Херберта, Уэллса… Даже удивительно, что подобная участь так долго обходила стороной Хайнлайна. Ведь никто не станет спорить, что это Абсолютная Величина в истории американской НФ, как ни относись к тем или иным философским и политическим закидонам автора. Хайнлайн – классик и, как всякий классик, еще при жизни получил право на странности, ошибки и заблуждения. Надо признать, однако, что даже в заблуждениях и творческих неудачах он оставался крупным писателем. И значение, и популярность его с годами не убавились. А длительное отсутствие «нового» Хайнлайна на книжном рынке легко объяснимо, если знать, сколь строгим и ревностным хранителем авторских прав и наследия писателя была его вдова Вирджиния.

Немного удивляет, что за «дописку» Хайнлайна взялся американский канадец Спайдер Робинсон, более известный произведениями юмористической (сериал о космическом салуне Кэллахана) и лирико-философской фантастики. Не особенно он вписывается в образ наследника Адмирала. Тут уже, скорее, более ожидаемой фигурой был бы, например, «дорсаец» Гордон Диксон.

Известно, что эту книгу Хайнлайн даже и не начал. Сохранились лишь какие-то черновые наброски и более или менее подробный план романа, датированные 1955 годом. Это период увлечения писателя литературой для юных читателей. Судя по сюжету и тематике «Переменной звезды» роман должен был войти в известный «подростковый цикл». Досадно, что сам Мастер бросил работу над книгой. Досадно, потому что это должно было стать возвращением фантаста к теме, которую он и ввел в западную НФ – «космические ковчеги».

Зачин романа незамысловат: 17-летний Джоэль Джонстон, осиротевший и изрядно нуждающийся в деньгах парень (при том, что он сын великого ученого, Нобелевского лауреата), выпускник школы и подающий надежды музыкант, вдруг узнает, что его возлюбленная – представительница самого богатого и влиятельного клана во всей Солнечной системе. Более того, глава клана уже одобрил его кандидатуру как потенциального мужа внучки (хорошая наследственность) и определил всю дальнейшую жизнь юноши.

А что же наш герой? Он совершает самый неразумный, с точки зрения обывателя, поступок – стремительно бежит от халявного обеспеченного будущего и записывается на борт отправляющегося в 20-летний (по корабельному времени) звездный полет очередного «ковчега». Вместо богатства и власти – 20 утомительных лет взаперти и карьера фермера в новой человеческой колонии.

В соответствии с хайнлайновской «концепцией воспитания»: человека, во-первых, нельзя лишать права выбора своего жизненного пути, а во-вторых, блага, свалившиеся с неба, призрачны и лживы. Юноша должен познать трудности жизни и завоевать счастье в суровых испытаниях. Проще говоря, стать мужчиной и человеком. Так и происходит в «Переменной звезде»: Джоэль в долгом нелегком пути обретает себя и в качестве бонуса – настоящую Большую Любовь.

Весь прочий сюжет – собственно, полет «ковчега» – выписан в духе «производственного романа». Робинсон ухватил не столько манеру Хайнлайна, сколько стиль ранней НФ. Пожалуй, даже излишне – текст изобилует многостраничными лекциями, например, о принципе релятивизма, устройстве двигателей космического корабля или физике звезд. Собственно, в этом есть какая-то ностальгическая прелесть. Однако Хайнлайн умудрялся познавательную информацию подавать более компактно и ненавязчиво – «начитывая» ее в диалогах. Хайнлайн вообще был мастер диалогов – емких, сочных, динамичных. Для Робинсона диалог представляет определенную трудность. Часто он прибегает к прямому высказыванию, порой изрядно перегруженному.

Надо, однако, отдать «соавтору» должное. Он честно пытался «попасть» в стиль Хайнлайна. Правда, получилось совмещение двух хайнлайнов: «компактного», «упругого» – раннего; многословного, «расплывшегося» – позднего. Причем в ритм Хайнлайна 1950-х Робинсон вошел ближе к концу книги. И так хорошо у него это получилось, что, кажется, он сам испугался и спешно скомкал концовку.

Внимательно читая книгу, легко заметить: Робинсон то и дело «сопротивляется» Хайнлайну. Практически во всем – ив стиле, и во взглядах на социальную функцию человека, и даже в пристрастиях. Как известно, едва ли не в каждом романе Хайнлайн популяризировал нудизм (напомним, что в молодости писатель был организатором первого в Штатах нудистского пляжа). Ну а Робинсон – страстный фанат и знаток джаза. Джаз «звучит» на всем протяжении книги, перманентно «соавтор» превращает роман в популярную энциклопедию джаза ХХ века.

Действие книги отнесено в XXII век. И вот тут Робинсон не по-хайнлайновски скуп в презентации грядущего мира. Мы ничего не узнаем о его социальном устройстве. Лишь походя проскальзывает информация, что с войнами покончено, была какая-то невнятная эпоха теократии (реверанс в сторону «основного» автора?) да, пожалуй, и все. Зато бесконечное число отсылок к веку двадцатому – словно бы ничего примечательного за последующие полтора столетия и не произошло. О неизбежных следах политкорректности, доходящей до абсурда, пожалуй, и не стоит говорить. Ну и, конечно, нашлось место традиционной американской параноидальности – стремлению обязательно найти внешнего врага… Впрочем, не станем раскрывать все карты.