Жрица моря - Страница 71

Они шли мимо нас, разделяясь по правую и левую руку, и шли через болота туда, где среди ночи и звезд подымал свою увенчанную туманами голову Белл Ноул. И Белл Ноул принимал их; они проходили сквозь тело горы внутрь гигантских пещер — туда, где отправлялся древний культ, а мы с Молли остались наедине с луной и морем, дабы совершить в молчании и тьме, вблизи от природы, более великое и значимое моление.

Луна спускалась все ниже; но вот море перерезало ее диск, и морской туман заклубился вокруг нее подобно золотистому нимбу. И тут мы почувствовали, как будто Нечто начало вещать во мраке, приближаясь к нам сквозь повисший над морем туман, двигаясь по мерцавшей на воде серебристой дорожке лунного света; и было Оно столь великим, что голова Его касалась звезд; и было Оно закутано в покрывало, и лик Его был укрыт от постороннего глаза; лишь видели мы серебристые Стопы Его на поверхности моря, и были Они подобны лунному свету на воде.

И явилась Она, Та, что принадлежит Морю, в место, где соединяется море с сушей, и ждали мы Ее появления. И остановилась Она на линии прибоя, где разбивается пена морская, и были ступни Ее в воде, а голова — увенчана звездами небесными. И не было видно Лика Ее, ибо скрыт он был навек покрывалом, но все же сердца наши наполнились великим, святым ужасом, который рождается, как говорят некоторые, при виде одних лишь богов.

Ужас вошел в меня через глаза, заставил сжаться мое сердце и схватил своей холодной рукой за горло. Тут мои руки начали гореть и покалывать от пульсировавшей в них силы, а изнутри моих глаз, казалось, полились потоки света. Меня всего охватила сильнейшая испарина от жара богов, которая, по словам Морган, всегда была предвестником их появления; дыхание мое стало прерывистым — но это не было следствием астмы — и весь я словно окаменел и дрожал, как будто у меня была лихорадка. Посмотрев на Молли, я увидел, что она приподнялась на цыпочки, пытаясь дотянуться до своей Богини, и фигура ее, как бы повисшая между небом и землей, напоминала застывшее танцевальное па — неподвижное, напряженное, но не требовавшее усилий для своего исполнения.

Затем Великая Изида медленно повернулась спиною и плотнее запахнулась в Свое Покрывало, и двинулась Она в путь по равнине моря, и шла Она к западу, и туман смыкался за Нею.

Повинуясь отливу, море отступило, обнажив то место, где ступала Ее нога, — и мы увидели на песке серебристые озерца воды, которые можно было принять за остатки отлива, — но мы-то знали, что это были отпечатки Ее ног. Она покинула нас так же молча, как и появилась, но место, где Она ступала, осталось святым и наполненным божественной силой. Что-то вновь наполнило наши души ужасом благоговения, и мы сочли это нашей реакцией на уход Богини.

Теперь мы знали, что Та, которая звалась Великой Изидой, снизошла на зов Своей жрицы и что огонь алтаря был зажжен в святилище, столь ревностно вычищенном и украшенном Молли, — то был пустой храм лишенного любви дома, в который я привел свою жену в горести, одиночестве и болезни и в который она вошла во имя великой любви, что ищет своего воплощения и совершается во благо возлюбленных Богиней верующих.

Возможно, в это же время мы использовали магическую силу — ведь в магии, говорила Морган, не существует иной силы, кроме силы жертвоприношения, — подобно тому, как это пытались проделать со мной морские боги, заполучившие бедного «жертвенного тельца» перед тем, как принять форт в качестве собственного храма. Точно так же Великая Изида потребовала от Молли, чтобы она жертвою легла на алтарь, — а затем, подобно жестокому племенному идолу, которому Авраам принес искупительную жертву по предложению Исаака, забрала жизнь Молли, вернув на землю ее телесную оболочку. Изида взяла Молли, позволившую Ей это.

Панический, горький страх пронизал меня, как только я понял, что вновь вынужден принести в жертву морю того, кто уже становился очень дорог мне. Я прямо заявил морю, что если оно возьмет к себе Молли, то я последую за ней. И казалось мне, что откуда-то из-за звезд до меня доносится легкий серебристый смех, и я знал, что Богиня была довольна и что смех этот был выражением Ее радости, ибо я предложил приемлемую жертву, без которой невозможно было совершить соитие, посвященное Великой Богине. Ведь в каждом союзе предлагает женщина, ибо она, спускаясь к вратам смерти, открывает их, впуская в этот мир новую жизнь; так разве не должен мужчина, руководствуясь здравым смыслом, поддержать ее в ее желании отдать? Ибо нет искупления без кровопролития, где бы это ни случилось — в детской кроватке ли, или на поле брани, — ибо последние суть в своем роде распятия и имеют силу искупления, если свершаются во имя достижения идеала.

Затем мы вернулись домой; земля под нашими ногами светилась и была теплой, как будто это было тело живого существа; но ведь разве не принадлежала она телу Богини? С началом отлива туман поредел, ибо континентальный бриз уверенно сдувал его дальше в море. Бриз все крепчал и становился свежим; и мы брели по крутому берегу моря, слушая, как волны хрустели галькой. На ночном, цвета индиго небе проступили звезды — ведь Великая Изида, направляясь в Атлантиду, скрылась в пучине морских вод; возможно, там Она держала совет со своими жрецами, сидящими кружком в глубоководных дворцах, и рассказывала им о том, как, согласно установленной Ею древней мудрости, Ее вызвали на землю двое — мужчина и женщина, которые, несмотря на многие трудности, пришли к взаимной любви.

Море за нашими спинами пело, подобно хору; волны, накатывавшие с обеих сторон бухты, бились в узкий перешеек, на котором стоял наш дом, напоминая две партии хора, голосами перекликавшиеся в гигантском соборе. Белл Ноул возвышался темной пирамидой на фоне звезд, подобно стражу, охраняющему болота; а длинная глыба Белл Хед вытягивалась в сторону моря. Между небом и землей медленно проплывали огни судов, направлявшихся в Бристоль, а в прояснившемся после тумана воздухе длинной цепочкой огней на горизонте дрожало марево морских портов Уэльса. И тут до меня дошла великая трагедия движущихся огней, зажженных трудящимся человеком; трагедия светового облака, окутывавшего забитые людом города, которые вытянулись вдоль узкой полоски земли, соединявшей железный берег с железными холмами; трагедия долин, видевших упорный и тяжелый труд, — в то время как сама Афродита Пандемос бродит грязными улочками, а молодые верующие отправляют молитвы, адресованные полубогом получеловеку.

К счастью для всех вышеупомянутых, завтра была суббота. Согласно традиции, Великая Богиня спустилась к нам в Ее день — пятницу, названную так по имени Фрейи — северной Венеры [Friday — англ. пятница].

Поскольку в субботу особой работы в офисе не предвиделось, я остался дома и занялся лечением своей астмы, явно воспрянувшей после того, как я вдоволь надышался морским туманом.

После тумана день, казалось, искрился от солнца, а голубевшая бухта была покрыта небольшими пляшущими волнами. Когда мы шли по песку, приглаженному отливом, я подумал, насколько чудесно было бы растить здесь детей — если они у нас, конечно, будут. Я не хотел высказывать эти мысли вслух Молли, опасаясь задеть ее чувства, — но, судя по тому, как она смотрела на море, к ней приходили те же мысли.

Я взглянул на Молли, не смотревшую в мою сторону, и в мою голову закралась крамольная мысль: ведь я, знавший ее все это время, никогда ранее не замечал в ней того, что видел сейчас; я не знал, было ли это следствием изменений во мне или в ней — возможно, что причина заключалась в нас обоих. Лунный Жрец замечательно справился ее своей задачей, так как его учение поставило нас с Молли буквально на ноги. И я подумал о том, как бы это помогло многим другим, если бы они действительно знали то, что им было ведомо изначально.

Медленно — так как я задыхался — поднялись мы на террасы виноградников; там мы сели на скамью под скальным выступом и нежились на солнце, так как в моменты обострения моей болезни ничто не помогает мне лучше солнца. Маленькие ростки винограда уже давно оставили свои зимние убежища, и их смешные, тоненькие и пушистые усики уже выстрелили первыми очаровательными, чуть желтоватыми листочками. Хотя мне казалось, что они имеют весьма бледный вид, Молли питала изрядные надежды на них; вместе с молоденькой служанкой они опекали эти ростки, будто маленьких детей.