Жрец - Страница 8

Все это стадо расположилось в комнате, беспрестанно галдя, за что мне уже хотелось их всех передушить. Юн, – а я уже точно уверена, что это именно он, – и незнакомая мне красноволосая девушка что-то бурно втолковывали Ик-су, меня пока, вероятно, так и не заметив. Жрец, вновь натянув на лицо свою привычную глуповатую улыбочку, примирительно выставил руки вперед и неловко пытался их утихомирить. Что ж, кто бы ни были все эти странно разодетые люди, пришли сюда они в самое что ни на есть неподходящее время.

Беловолосый парень, с любопытством оглядывающий скромное жилище священника, остановил свой взгляд на мне и приветливо улыбнулся, помахав рукой. Кивнув ему в ответ, я с интересом посмотрела на других людей, таких разных и несколько странных, в сравнении с обычным населением этих краев. Непривычный цвет волос, сам покрой одежды, а у одного даже костяная маска на лице. У нас в империи, в отдаленных ее частях, многие люди исповедуют культ древнего бога и так же носят на лице подобные маски, вырезанные из костей животных и расписанные текстами заклинаний и орнаментами. Выглядит это довольно жутко, стоит признать, однако пока они не причиняют никому вреда, не вторгаются в чужие храмы и души с навязыванием своей веры и не убивают во ее святое имя, то разве имеет значение, в каких богов они верят и как рядятся ради поддержания огня в своих душах?

Закончивший за что-то распинать жреца Юн повернулся в мою сторону и замер, удивленно моргнув. Он открыл было рот что-то сказать, но так же молча закрыл его, по-прежнему не сводя с меня ошарашенного взгляда и, вероятно, что-то напряженно обдумывая, столько уж неприятных эмоций сменилось на его лице. Наконец он вновь посмотрел на Ик-су и тут уже дал волю своим чувствам:

– Чего творишь, – воскликнул мальчишка, наступая, – старый ты извращенец!

От его пронзительного голоса я поморщилась: голова из-за болезни и почти бессонной ночи, казалось, была наполнена раскаленным свинцом, а теперь внутри зажгло еще сильнее. Мне прямо сейчас захотелось стукнуть парня чем-нибудь увесистым, лишь бы только он заткнулся, но тот еще с четверть часа что-то втолковывал пунцовому жрецу, бурно размахивая руками. Слов его я не разобрала из-за шума и стука в голове и, не дожидаясь конца горячего монолога, в ходе которого несчастному священнику, вероятно, изложили все постулаты праведной жизни, буркнула, что схожу, прогуляюсь и вышла на улицу, где уже занимался рассвет.

Прохладный и влажный воздух приятно коснулся разгоряченной кожи клочьями утреннего тумана. Дождь уже стих, осыпавшись росой на поникшие к земле толстые листья росших повсюду кустов, после продолжительного ливня утративших весь свой цвет, нежные лепестки которого сейчас смешались с грязью и землей у их корней. От соломы, покрывающей черепичную крышу, исходил резкий, но приятный запах, сладкий и хмельной. В светлую утреннюю тишину вплетается тихое ворчание Юна, все еще доносящееся из дома, и звонкий, прерывистый клич ранних птиц.

Дверь за моей спиной приоткрылась, и на крыльцо вышел жрец.

– Риса, – он набросил мне на плечи плащ, – тебе не нужно уходить. И не слушай Юна, он поворчит и успокоится. Просто он привык, что обычно мы всегда были вдвоем, никого близко не пуская в наши жизни, вот он и испугался, что останется один, без единственного друга и поддержки. Не переживай из-за его слов.

– Я его и не слушала, – поведя плечами, выдохнула, и лицо окутала на мгновение легкая дымка пара. – Голова сильно болит, мне все равно сейчас на слова этого мальчика, чтобы он там ни сказал. Я действительно не люблю подобных сборищ. Да и не привыкла к ним: у нас во дворце всегда было тихо и малолюдно. Император, человек замкнутый и суровый, никогда не любил суеты и гама людских разговоров, окружая себя лишь покорными и безмолвными слугами. Не беспокойся обо мне. Прогуляюсь до озера, где ты молишься постоянно, и, надеюсь, перестанет болеть голова. Удели внимание Юну. Я уверена, он скучал по тебе.

Улыбнувшись Жрецу, я спустилась по влажной лестнице и, осторожно ступая по раскисшей после дождя земле, направилась к озеру, надеясь, что хотя бы на несколько дней погода успокоится и выглянет солнце, что прогреет воздух, а быть может, его жар достигнет и наших замерзших душ.

Над стеклянной гладью озера, удивительно спокойной в это время, стелется туман, а вода хрустально разносит вокруг птичий щебет. Я встала на край обрыва, с наслаждением вслушиваясь в величественный шум обрушивающегося со скал водопада. Полный будоражащих и чистых запахов, пробужденных грозовым дождем, ласковый ветер подхватил полы моего плаща, отбрасывая их назад. Сделав глубокий вдох, я ощутила привычную тяжесть в груди и, медленно выдохнув, на мгновение прикрыла глаза, мысленно сливаясь с переливчатым шумом воды.

Спустившись на берег по неровной, обрывистой тропинке, я постелила возле одного из разваленных по берегу массивных камней плащ и села на него, подобрав под себя ноги и прислонившись лбом к шершавой, холодной поверхности камня. Стук в голове лишь усилился, а дышать стало еще тяжелее; я ощутила как кислота, словно сжигает меня изнутри, подбираясь к горлу. Поднявшись на ноги, я хотела приблизиться к озеру, надеясь, что мягкая вода приведет меня в чувство, но легкие обожгло болью, и мир провалился для меня в пустоту.

***

«Дыши!» – звоном разнеслось в моем сознании, заставив тьму дрогнуть и с гулким стоном осыпаться кривыми осколками. Вздрогнув, я сделала глубокий вдох, ощущая в груди жар, словно мое тело наполнили раскаленными углями, и постаралась открыть глаза. Солнце еще не поднялось над скалами, значит, я была без сознания не так уж и долго; приподнявшись, коснулась пальцами саднящего горла. Подобное случалось довольно часто, но сознание я теряла лишь несколько раз за все время. Как же жжет. Из потайного кармашка, который случайно обнаружила в рукаве данного жрецом балахона, я вытащила небольшую круглую баночку, почти плоскую и с нанесенным на поверхности витиеватым орнаментом. Мазь, хранящаяся в ней, не поможет мне выздороветь и не остановит гниение внутри, но вязкий и теплый запах зверобоя, природного воска и целебных травяных масел успокаивает меня и заглушает боль, которая утихает и сворачивается крошечным горячим шариком где-то в груди.

Когда дыхание выровнялось и отступила тошнота, я приблизилась к краю берега и, сбросив обувь, по щиколотку зашла в воду, склонившись к прозрачной глади; зачерпнув бодряще прохладную воду, плеснула ее себе на лицо, ощущая стремительно стекающие по шее капли. Через несколько минут ноги сковал холод и, поежившись, я вышла на берег, кутаясь в длинные полы плаща. Потихоньку боль начала утихать, а жжение и тяжесть в голове почти исчезли, уступая место странному покою. Спрятав обратно баночку с целительной мазью, опустилась на небольшой камень, откинув голову и глядя на медленно тянущиеся по небосклону кучерявые облака.

Позади раздалась шелестящие шаги и, приблизившись, Ик-су встал рядом.

– Все хорошо, Риса? – коснулся он моей щеки. – Я потерял тебя.

– Да, – как можно безмятежнее улыбнулась я, – просто задумалась.

– Не холодно? – жрец поправил ворот моего плаща и сел рядом. – Ребята скоро уйдут. Впереди их ждет долгое путешествие и тяжелая борьба, исход которой не могу узреть даже я. Эта девушка, что ты видела в доме, с красными волосами – принцесса этой страны Йона. Богами ей предначертана тяжелая судьба, которую, впрочем, она сама выбрала. Когда она впервые пришла сюда, дорога ее жизни была раздвоена. По одному пути ее ожидала мирная жизнь обычной девушки, по другой же бесконечная борьба, лишения, трудности. Не скажу, что рад принятому ею решению. И все же… Теперь от нее зависит судьба империи. А скажи, Риса, смогла бы ты убить любимого человека, в защиту своей страны? Человека, что дороже всего прочего.

– Странно ты поставил вопрос, – задумавшись, коснулась подбородка. – Если ты говоришь обо мне той, кем я являюсь сейчас, то нет, я не стала бы этого делать. А если мы представим, что я бы являлась правителем королевства, то любимого человека у меня бы не было. Люди власти, их силы, их умения и души принадлежат престолу, а не им самим. Поэтому любое действие главы империи должно исходить из удовлетворения благ своей страны. Перед этой девочкой встал нелегкий выбор, избежать которого теперь ей не удастся. Приняв решение идти по тропе войны, вновь сложить оружие уже невозможно, и ей придется сражаться за то, кем она захотела стать. Как по мне, ей бы стоило выбрать дорогу, что более подходит ее воспитанию. Но ты сам ответил на свой вопрос: человек, что дороже всего прочего.