Жизнь заново - Страница 22
Я вернулся в свою комнату, и никто ничего не заметил. Когда я снова проснулся, утро ещё не наступило. Утро – это когда светло и приходит мама, чтобы посмотреть, как я одеваюсь и чищу зубы.
Было светло, но мама ещё не пришла. Я решил сам к ней пойти.
Я надел шорты и майку, на которой были нарисованы Чип и Дейл.
Когда я открыл дверь к ним в спальню, папа проснулся первым.
Он увидел меня и подскочил в кровати, как будто Вася укусил его за пятку.
Он подбежал ко мне и вытолкал из комнаты. Он тихо закрыл дверь и прошептал мне в самое ухо: «Ты что, с ума сошла? Ты как сюда попала?»
А раньше папа мне говорил, что, когда обращаются к мальчикам, говорят «попал».
– Отправляйся домой, я позвоню тебе вечером. Сумасшедшая!
Папа подталкивал меня в сторону входной двери. Я ухватился за стол.
– Жена может проснуться! Ты не должна здесь быть!
По папиному лицу казалось, будто он кричит. Но на самом деле никто, кроме меня, его не слышал. Он вытолкал меня на улицу и захлопнул дверь.
Было холодно и хотелось плакать. Я залез в свою комнату через окно. Я решил пойти к папе, попросить прощения и помириться с ним. Папа курил на кухне. Когда он увидел меня, он бросил сигарету в раковину, хотя сначала её надо потушить.
– Ты что, издеваешься надо мной? – громким шёпотом спросил папа.
Он не хотел со мной мириться. Я громко расплакался.
– Прекрати истерику! Оставь меня в покое!
Послышался мамин голос. Папа обернулся на звук, схватил меня в охапку, и через секунду я оказался под диваном.
– Если услышу хотя бы писк – убью! – сказал мне папа, и я очень старался, чтобы он ничего не услышал.
– Доброе утро, дорогой! – сказала мама, и больше всего на свете мне захотелось сейчас быть рядом с ней.
– Доброе утро, дорогая, – сказал папа совсем не так, как он разговаривал со мной.
– Ты чем-то встревожен?
– Нет-нет, все нормально.
– Малыш ещё спит?
– Думаю, что да. Ты тоже чего-то рано встала.
– Я приму ванну, разбужу малыша и будем завтракать. Я обещала ему торт.
Когда мама ушла, я уже не мог сдержаться. Я снова начал плакать. Папа достал меня из-под дивана за ногу.
– Я сейчас скажу тебе одну вещь. И после этого ты сразу уйдёшь, – сказал папа. Мне очень хотелось позвать маму, но я только послушно кивнул головой. – Ты сейчас находишься в доме, где живёт моя семья. И для меня на свете нет ничего важнее. – Я понял, что папа решил помириться. – И только сейчас, когда ты ворвалась в мой дом, устроила здесь истерику, я осознал, что могу все это потерять. А я не готов. Мы больше никогда не увидимся. Прости меня. Но я ведь никогда ничего тебе не обещал. И уж конечно, не обещал тебе провести Рождество с тобой, а не дома. Это семейный праздник, понимаешь?…
Он открыл глаза, и светлое рождественское утро встретило его ласковой улыбкой жены.
– Доброе утро, дорогой! Как ты спал?
– Доброе утро, дорогая.
– Я уже приняла ванну, приготовила завтрак, и малышу на кухне не терпится съесть кусочек торта.
– Мне снился такой сон…
– Да? Надо было разбудить тебя раньше?
– Ни в коем случае. Ты разбудила меня как раз вовремя.
В гостиной ёлка пахла лесом, праздником и детством.
Мне не терпелось подарить сыну модель «Мерседеса» S-класса. Мы с ним собираем.
Малыш стоял на табуретке и держал в руке синюю жестяную банку. Не замечая меня, он достал своей маленькой ручкой большое круглое печенье. Где-то я видел раньше эту банку.
– Малыш, ты не хочешь посмотреть, что я приготовил тебе в подарок?
Так я и знал. Мой сын обожает подарки. Он даже про печенье забыл.
Пока мы возились с машинкой, жена наблюдала за нами. И улыбалась.
– Настоящее рождественское утро, – сказала она. – Потому что я с вами, мы вместе и это не сказка. Значит, моё желание исполнилось.
– И моё, – сказал малыш.
– И моё, – сказал я. И покосился на синюю жестяную банку.
Серёжки от Bvlgari
Мне очень нравились эти серёжки. Потому что они были очень изящные. И красивые. С бриллиантами, изумрудами и сапфирами. Потому что они были Bvlgari. Потому что они были на обложках всех журналов. Потому что они очень мне шли.
Ровно по всем этим же причинам они абсолютно не нравились моему мужу.
Кроме разве что последней. Хотя на самом деле он считал, что я и без всех этих украшений достаточно красива.
Достаточно – для него.
Конечно, я могла бы купить их себе сама. «Галерея „О“» была прибыльным бизнесом, и этот бизнес принадлежал мне. (До сих пор моё большое спасибо моему бывшему мужу.) Но мне казалось, что покупать бриллианты себе самой как-то неженственно и очень уж по-феминистски. Поэтому я ждала, когда эти серьги мне подарит муж.
Он не подарил мне их на Новый год, и на 14 февраля не подарил мне их тоже. Вопреки всем моим ожиданиям, он не подарил мне их даже на 8 Марта.
Тем временем изображения серёжек пропали с обложек журналов, но никак не из моей памяти.
После 8 Марта оставалось три месяца до моего дня рождения. Я решила, что это крайний срок, когда я наконец-то получу то, что хочу.
Как обычно, недели за три до дня рождения мой муж начал спрашивать меня, чего бы мне хотелось.
Я говорила про серёжки, либо просто загадочно улыбалась, либо обиженно отворачивалась и от всех его предложений отказывалась наотрез.
За неделю до дня рождения о подарке я перестала говорить вообще. В связи с чем мой муж (среднестатистический в этом отношении) о нём просто забыл. И вспомнил только десятого июня, проснувшись и увидев радостное ожидание в моих глазах. После того, как оно сменилось недоумением, потом удивлением и, наконец, обидой, мой муж (довольно предсказуемый, как и все мужчины) повёз меня покупать мне подарок в любой магазин по моему выбору. Естественно, это был Mercury на Кутузовском.
Я вышла из магазина в серёжках и в отличном настроении. Надо отдать должное моему мужу – он тоже. Правда, не в серёжках, а в часах, которые он быстренько купил себе, пока я обсуждала с продавщицей достоинства моего выбора.
Через месяц я уехала с семьёй во Францию, в Кап-Ферра. Мы сняли чудесный дом с огромной верандой и круглым бассейном. Мы загорали по утрам, днём спали, а вечером наряжались и отправлялись в Монако, в «Сас-кафе», хозяин которого, очаровательный старик, любитель дансинга и девушек, был нашим хорошим приятелем. Потом, как и все, мы танцевали до утра в Jimmy's, потом завтракали в маленьком кафе у «Метрополя» и отправлялись домой, в Кап-Ферра, чтобы отдохнуть и провести следующий день так же, как и предыдущий.
Но один из дней всё же отличался от всех остальных.
Когда мы проснулись, все остальные уже собирались на ужин. Было часов семь вечера. Причём у нас у обоих слегка болела голова. Но не это было самым странным в тот день. В раздевалке на первом этаже я не обнаружила сейфа. Нашего сейфа, в котором мы хранили деньги и драгоценности. И самым удивительным было то, что в ту ночь все имеющиеся в наличии деньги, все мои украшения и все часы (кроме тех, в которых муж заснул) оказались в этом злополучно ненадёжном сейфе. Все, кроме одних серёжек. Bvlgari. Потому что я их сняла ночью по дороге домой (у меня заболели уши) и легкомысленно оставила в пепельнице. «Вот что значит – от души подарил», – прокомментировала я и благодарно поцеловала мужа в щёку.
В ту ночь нас просто ограбили. Довольно прозаично. Сквозь слегка приоткрытые жалюзи нам в дом пустили газ, отчего мы и спали половину следующего дня. Как выяснилось потом, это был очень распространённый на юге Франции способ ограбления. Как правило, «работали» югославы. Правда, сейфы уносили не у всех. Потому что обычно, в отличие от нас, их всё-таки не держат прямо у входа. Вернее, у выхода.
Было немного страшно проводить последние дни в нашем доме. Мне всё время казалось, что каждую ночь к нам кто-то хочет забраться. Поэтому вскоре мы вернулись домой.