Жизнь за царя. Григорий Распутин и Августейшая Семья - Страница 27
Кстати говоря, многие военные советы Распутина, как это кому-то ни покажется странным, были, как правило, очень удачны. Принятие Николаем II верховного командования военными действиями на себя и ряд удачных операций позволили остановить наступление немцев и стабилизировать фронт. Как справедливо отмечал У. Черчилль, не произойди революция, победа русской армии, возглавляемой царем, была бы обеспечена.
Распутин дает царю советы и по продовольственному вопросу. Он понимает, насколько серьезно этот вопрос может быть обыгран враждебными антирусскими силами. В феврале 1915 года царица пишет супругу: «Григорий несколько расстроен «мясным» вопросом – купцы не хотят понизить цены на мясо, хотя правительство этого требует, и было даже нечто вроде мясной забастовки. Наш друг думает, что один из министров должен был бы призвать к себе нескольких главных купцов и объяснить им, что преступно в такое тяжелое время повышать цены, и устыдить их».
В октябре 1915 года вопрос с продовольствием обострился еще сильнее. Провинция была полна различных продуктов, а в главных городах не хватало самого необходимого. И вот Григорий начинает выдвигать идею необходимости обеспечения первоочередного подвоза вагонов с мукой, маслом, сахаром. Ему ночью, рассказывал он своим поклонникам, было видение – «все города, железные дороги и т. д., трудно передать». Распутин предлагает, чтобы в течение трех дней приходили исключительно вагоны с мукой, маслом и сахаром. «Это в данную минуту, – утверждал он, – более необходимо, чем снаряды или мясо». Распутин считает, что 40 человек старых солдат могут нагружать в час по одному поезду, которые можно отправлять один за другим, но не все к одному месту, а по определенному графику. Для этого надо сократить пассажирское движение, уничтожить 4-е классы на эти дни и вместо них прицепить вагоны с мукой и мясом из Сибири. Только так можно избегнуть продовольственных беспорядков.
Или однажды Григорий со своими близкими обсуждает, а впоследствии предлагает царю способ, каким образом уменьшить очереди за продовольствием в Петрограде. Осенью 1916 года, когда были сильные перебои в снабжении, Распутин предлагает, чтобы продовольствие: мука, масло, хлеб, сахар – все предварительно развешивать в лавках, и тогда каждый покупатель получал бы свою покупку гораздо быстрее, и бесконечные хвосты были бы ликвидированы. Многие предложения Распутина были приняты царем.
Только не надо считать Николая послушным исполнителем указов Распутина. То, что он советовался с Григорием, вовсе не означало, что он исполнял все его советы. При решении абсолютного большинства вопросов Николай не ставил в известность ни Распутина, ни даже императрицу. О многих его решениях они узнавали уже из газет или других источников. В одном из писем к своей супруге Николай достаточно твердо и даже жестко говорит: «Только прошу тебя не вмешивать нашего друга. Ответственность несу я и поэтому желаю быть свободным в своем выборе» (10 ноября 1916 г.).
Историк С. С. Ольденбург специально проследил, как выполнялись политические советы Распутина. Оказалось следующее:
Распутин (6.04.1915) не советует Государю ехать в Галицию до окончания войны: поездка состоялась.
Р. (17.04.1915) не советует созывать Государственную Думу: Дума созывается.
Р. советует (15.11.1915) «начать наступление около Риги». Нечего и говорить, что никакого наступления не происходит.
Р. (15 и 29.11.1915), наоборот, пытается убедить созвать Государственную Думу: «Теперь все желают работать, нужно оказать им немного доверия» – созыв Думы откладывается на февраль.
Р. умоляет (12.11.1916) «остановить бесполезное кровопролитие» – атаки на Ковельском направлении; в этом он сходился с весьма широкими кругами, включая деятелей «блока»; на военных операциях эти мольбы опять-таки не отразились никак.
Р. «предлагает» в министры финансов гр. Татищева (19.12.1915), в военные министры – ген. Иванова (29.01.1916), в мин. путей сообщения – инж. Валуева (10.11.1916); Государь просто игнорирует эти «предложения». Он даже не отвечает на них государыне. Ген. Н. И. Иванов, кстати, около того же времени увольняется с должности командующего Юго-Западным фронтом.
Р. просит: не назначать Самарина (16.06.1915); не назначать Маркова (23.05 1916). Такое же игнорирование со стороны государя.
Р. предлагает в товарищи министра к Протопопову кн. Оболенского и «недолюбливает» Курлова; фактически назначается именно Курлов.
Как отмечает Ольденбург, все эти советы государь отвергает молчаливо, не желая задеть чувства государыни. Иногда у него, однако, прорывается и некоторое раздражение. «Мнения нашего друга о людях бывают иногда очень странными, как ты сама это знаешь» (9.11.1916)[73].
Удивительно трогательные взаимоотношения складываются у Распутина с царскими детьми. Когда Распутин бывает во дворце, он беседует с ними и наставляет их. Они пишут ему письма и поздравительные открытки, просят его помолиться об успехе в учебе. «Дорогой мой маленький! – пишет Григорий царевичу Алексею в ноябре 1913 года. – Посмотри-ка на Боженьку, какие у него раночки. Он одно время терпел, а потом так стал силен и всемогущ – так ты, дорогой, так и ты будешь весел, и будем вместе жить и погостить. Скоро увидимся». Перед войной, как я уже рассказывал, готовилась поездка царевича Алексея вместе с Распутиным в Верхотурский монастырь к мощам Симеона Верхотурского.
По совету Григория царица и ее старшие дочери начинают много работать в качестве сестер милосердия, помогая раненым воинам. Проходят даже специальное обучение, чтобы стать квалифицированными сестрами милосердия. В эту помощь царица вкладывает всю свою энергию и пыл. Встают рано утром, идут в церковь и затем в госпиталь. Свою работу в госпитале она связывает с духовной помощью Григория. «Я нахожу совершенно естественным, что больные чувствуют себя спокойнее и лучше в моем присутствии, – пишет царица, – потому что я всегда думаю о нашем друге и молюсь, сидя тихонько и глядя их. Душа должна соответственно настроиться, когда сидишь с больными, если хочешь помочь им – нужно стараться стать в то же положение и самой подняться через них или помочь им подняться через последования нашему другу» (8 ноября 1915 г.).
Царь и царица ужасно страдали от той кампании лжи и клеветы, которая организованно велась против Распутина, а на самом деле против них самих. После газетной кампании по поводу очередного сфабрикованного дела против Григория (о «кутеже» в ресторане «Яр» в Москве) царица написала царю (22 июня 1915 г.): «Если мы дадим преследовать нашего друга, то мы и наша страна пострадаем за это. Год тому назад уже было покушение на него, и его уже достаточно оклеветали. Как будто бы не могли призвать полицию немедленно и схватить его на месте преступления – какой ужас! (царица имеет в виду, что дело основывалось только на слухах, протоколы были сфабрикованы задним числом – об этом деле мы еще расскажем. – О. П.).
…Я так разбита, такие боли в сердце от всего этого! Я больна от мысли, что опять закидывают грязью человека, которого мы все уважаем, – это более чем ужасно».
Мысль, что они не могут защитить близкого им человека, все время тревожит царскую чету, как и мысль, что он страдает за них. 26 февраля 1917 года царица пишет мужу после посещения могилы Распутина: «Я ощущала такое спокойствие и мир на его дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас».
Слово Григорию Распутину Великие торжества в Киеве
Что поразило встрепенуться и возрадоваться Киевскому граду? Какие радости! Боже! Боже! Велик батюшка-государь! Так трепещет весь простой народ, и аристократия, и неверующие! У неверующих страх, а у верующих и в лицах их отражается свет души! И украшенные сердца их наполнены любовью к Родине. И служит приезд государя к обновлению Родины. И солдатики чувствуют себя светозарными и сильными. И в эти дни на всю жизнь готовы и заразились силой благодатной и храброй – воинов. Никто не может дать обновления, как посещение самого батюшки-царя. Никто не может поведать: как? почему? – у всех торжественная сила от батюшки-царя!
Поймите силу вышних властей – Небесных творцов, – то и земной творец, и управитель наш, и Создатель охраны на земле нас хранит и милует; поэтому и радость, и ликование у всех верующих. Такая радость, что всяк не может православный христианин сказать случившегося с ним от радости, увидя батюшку-царя! А у злых и неверующих такая злоба бывает, – они хотят, но у них сила ничто, – потому сильные радости у толпы народа: и злые, и завистники не могут принести зла, – их, злых, толпа тает, как снег от жары, потому что радость и «ура» как гром и молния. Как гром грянет, то мы крестимся, а «ура» – сила. Злые бессильны и «ура» бегут, как бесы – молитвы; противники Родины трепещут, и бегут, и скрываются. И столкновение публики нечто иное – тысячи толпы, и все обновлены духом, – как волны на море плещут. И народ от украшения и ожидания напряжения не может равнодушно говорить о дивном приезде. Что ни приезд, а будто с небес, – ожидание как Самого Господа. Толпа двигается по Киеву, и народ от радости не может усидеть, всего трепещет и веселится; и в сердцах у них более чем иллюминации; а иллюминацию нельзя простым огнем назвать, т. е. вещи заставляют радоваться. Что же скажешь? Украшен Киев! Боже! Боже! Всевозможными цветами, и гирляндами, и флагами; они стараются украсить и убрать. Несметным счетом флагов испестрен весь – для дорогого гостя нашей Родины. И все чувствуют силы в себе – поддержать свой град Киев – и спешно приносят в жертву силы и чтут дорогого гостя Родины и земли. И ничто, нет сравненья, как я был очевидцем и видел, что турки ожидали своего султана. Народ, начальство – да, ожидает, а простой вот ничего уж; еще видел и другие нации, тоже одно начальство, а простой народ – будто нет. А чем объясните? Тем, что велика православная вера, и в ней явился избранник и помазанник Божий. А слов на это совсем нет и сравнивать нельзя. Господи, мы счастливы! А о маленьких потешных и сказать нельзя. О их, во-первых, успехах: как ангелы, между херувимами, как они занимаются! Ведь не верится себе: такие крошки, а сами в деле как и нужно. Так радуешься! – смотришь, вот и видишь в юношах, как они показывают себе будущую защиту всех нас. Только бы в них сохранить веру. Эти потешные – это стена каменная, где мы за ней спрячемся. И вся армия стоит и трепещет. Боже! Как дисциплина – в ней нет в то время ни зависти, ни коварства, поэтому и назвались христолюбивые воины до смерти.
Что же более изукрашен? Вокзал. Чувства живые и поражающие, – как в раю слово говоришь, что все ожидает: вся природа и все украшения. Врата Киева привет воздают дорогому гостю, батюшке-утешителю нас.
Вот Его поездка будит всех спящих. Наверно, ежели бы Он стал почаще ездить, то Он бы увидел, как Его ждут и любят, и светом любви освещают. А им, говорят, не высказывали своих нужд; это мне говорили из Союза Русского народа, – им не велели. А почему не высказать правду отцу Родины? Жаль, что запретили сказать дорогому Батюшке. Ведь мужичок перед царем врать не будет: «что-то озабочен», кто запретил говорить ему. Давай, Боженька, благополучия! Батюшка наш проехал с радостью и потом еще раз за разом поселил оживление своим посещением. Господи, яви милость Свою на нас! Давай мужества батюшке-царю, чтобы Он нас более и более посещал все Свое – посаженный рассадник земли.
Ведь как же! Посмотрите на Союзников, как они подходят, как величайшие святые! Да, где же они будут врать? О, Господи! Все-таки они вылили свое горе дорогому Отцу; они воистину слуги церкви и батюшки, великого царя. И собрались в Киев тысячами; идут они как сокровища всех названий партии и сплотились единым духом. Вот для них-то и нужно посещать Россию по разным городам. Когда они видят царя, у них единый дух; а в них громадная сила, то евреям и деться некуда, – это оплот; кружки Архангела Михаила и разные названия…; но не видят и бранятся между собой; потому – у них сила и друг другу покориться не могут. Эти кружки нужны для евреев; они очень их боятся. Когда они идут по Киеву, то жиды шушукаются и трепещут; армии меньше боятся, потому у них дисциплина не позволяет, а у «Союза русского народа» нет дисциплины. Теперь как можно, надо основывать кружки и не ссориться; то евреи и не подумают просить равноправия. Только надо, чтобы посреди их был пастырь, – хороший батюшка. Так это Киев дал понять приезд батюшки-царя. Необходимы кружки, и начинать с водки, и чтобы не было ее; а кто пьет, тех не нужно, – от нее вред.
Как отраден и поучителен приезд хозяина Земли!
А в самой-то матушке-лавре Киевской какое ожиданье! Боже! Какая радость! – Как река течет мира, что-то иное; большие тысячи по древам как птицы! Господи! И служба непрестанна; везде переполнено! Господи! Это никогда того скопления не встретишь, и все трепещут Одного лица. Хотя полные братья, да бегают бегом. Сколько может дать один человек силы и подумать, что-то тут не само по себе творится. Кто-то невидимо предстоит с Тем Лицом – дает подумать. И для всех живущих в Лавре такая неожиданная радость и не знают как, как встретить. Все они в поднятом духе, и убрано – уже не в духе человеков, а в духе Бога и разум Его. Что же скажешь о том, почему это все? Потому Сам Господи дал праздник! Словно лавра переродилась!
Великое дело посещать обитель царям! В то время все молятся с наслаждением. Только поболе нужно пускать богомольцев. И на век остается их посещение, где побыли, как веселилась толпа народа святому семейству их величеств. С энергией высшей степени кричали «ура». Нужно, чтобы все общество пело «народный гимн» и молитвы. И какая в толпе сила ума и слова. Толпы давали знать, что этот народ безопасен и организация очень нужна; ранее прежде не было «Союзов», и было посещать Россию опасно, – а теперь опора в них, в надежде посещения. Богу угодно, Он и даст силы охранять святую семью; тем более что все в куче – все семейство великих сего мира.
И киевляне свидетельствуют, что прежним тем царям не было такого почета. Это свидетельство доказывает, что не было «Союзов», и выписывали из деревень встречать. А в настоящее время много и так пришло; весь народ так и пришел и весь отдался, только бы видеть. И после этого вот здесь, где удостоились повидать всю семью, и все бежали в Лавру и служили молебен. О, святое дело! И у всех явилось желание и единодушие поблагодарить Господа и всех, всех святых киевских чудотворцев: Феодосия, Антония. И крик, и вопли были святые и нелицемерные. Как святая лавра была освещена! И какие разных цветов огни горели. И давало понять, что это велик день для киевлян. И вера также горела у всех разными цветами: у кого более, у кого менее, и получится в разном свете: зеленый и белый свет – иллюминация, – подъем духа у всех верующих. Господи! Как изукрашен Киев. Первый день приезда великого Семейства прямо сияет и сравненья подобного и не найдешь примера. Да, есть пример, выше есть благочестивые люди, которые удостоились видеть небесный чертог, и много отцов, которые описывают небесную красоту в таком же духе; но там не от рук человеков освещено. А что народу! Тысячами и толпами. Боже! Миллионы ходят, но настроение у всех поднято, и сердятся друг на друга, потому что толкаются все, все по Крещатику. Но сердятся не вредно, потому что не знают друг друга.
Какой дивный привет Александру II памятник! Как его чтил сам государь со своим Семейством! Как его открывали, с такой честью! И со многими полчищами войск и священнослужителей; шли крестным ходом, – Сам Государь из Михайловского монастыря с дочерями и Митрополит, было духовенства сотни. А миру черняди множество, толпы народа; и все начали молиться и молились вместе со всеми, но молитвенников очень мало, потому простой народ не пускают; а тут надо руки пожать, и платья дорогие замараются, – помолиться – упасть в землю, и места у них дорогие, а простой народ и стеснен; но Сам Государь со всем семейством за всех молился и депутация – да.
Когда государь скомандовал на караул, то его звук как молния поразил всех, и так все встрепенулись, и потом войска здравствовали с самой семьей их величеств, и у солдатиков в лицах свет озарен как лучи. Между солдатиками и царем, когда здравствуются, видится: Бог, да царь посреди их. И солдатики марш играют и плывут, словно лебеди; и все депутации встали на колени и пропели: «Боже, царя храни». Пели гимн у памятника, – это после государева отъезда, когда поехали к себе во дворец. И всю неделю, каждый день толпа всех народов видит государя и вместе радуются и все светят; как лучи сверкали очи от радости – чем чаще видишь, тем более хочется.
Солдатики просто не человеки, подобны ангелам; без сомненья, они от музыки забыли все человечество, и музыка отрывает их от земли в небесное состояние; и сила у них как у рыцарей.
И вот еще поразило, когда государь был в Купеческом собрании, – там было не что иное, как рай; пускали ракеты и подобные светилам небес. Когда молились старцы, то видели благочестивые люди, что светились, озарены лучами; так в августе 31-го, когда там была семья Их в Купеческом саду; депутации пели «Боже, царя храни», гимны, – непохожи звуком человеков, от любви сердца. И слушатели с умилением вынесли трепет в душах – горело умиленье от такого редкого события. Волна духовно в душах пела ко успокоению, и все представители получили обновленье, и говорили, и не верили себе, как: они ли счастливы? Это у них до смерти всякий день будет повторяться, как и у всех, кто видел святую семью и все не верят себе! Сколь ни величие Божье! Воистину помазанник Христов!
Как это видать христианина, когда стоишь в ряду и ожидаешь Их высочайших – семью, христианин не может стоять равнодушно, такая в нем волна славы, что кверху скачет; а которые с ним, с государем, у сопровождающих у тех – в душе больше Киева – я.
Когда наследник к потешным прибыл, то получилась картина, то ни с чем не сравнить ту картину. Это было небесное состояние, как ангелы с херувимами. Чистота горела до небес. Вся музыка – ангельский звук, – совсем небесное состояние, – земного не было. Ну, после у потешных гордостьбудет. Для простолюдья это – да; а для левой – они молодцы; для внутренней – это да.
Как потешные идут, то на них с умиленьем смотришь, и без слез – нельзя. Великое торжество от них получается. Даже и училища увидели кротость на себе после посещения великого счастья – батюшки-царя! И так на них повлияли дивные кроткие очи батюшки-царя; и они обещали учиться с кротостию все: духовная академия и все учебные заведения снова переродились. Храни их, Боже!
О, какие были проводы! Миру стояло на много верст, и ничем их не оценить, – нелюди, а какая-то в них светила радость. Смотришь на них, что их тут нет, ни где-то в седьмом небе, а тело на земле. Вот что может дать самодержавная семья: у кого слезы как ручьи, у кого трепещут ноги; кто мысленно высказывает свои нужды, кто делится радостью, кто печалью; и все открывают более чем батюшке (священнику) свои недостатки; все скорби и грехи – все батюшке царю и святому семейству великого мира.
Солдатики на проводах стояли рядами; они, как ангелы, охраняют славу на небе; отдались в послушанье и военную дисциплину. И уподобились за свое послушанье в лица ангелов, поэтому назывались христолюбивые воины.
И как в виду всех перерождаются все учебные заведения при посещении великого монарха. Когда при проводах все классы были на панелях, провожали с кротостью, и с радостью, а маленький класс девочек – пример и сравненье, как вели в Храм Иоаким и Анна Святую Отроковицу, так и эти девочки готовы служить Богу и видеть батюшку царя; в них говорили чистота и ласки детские и отражались на святом семействе. Дивная картина малюток – их святость! Очень радуют все детские выходки, как они бросали цветочки по пути и намеревались бросить их величествам. Это смотришь, – не видишь, что бросают они ручками, а будто хотят вместе с букетом упасть к ним в экипаж, на колени.
И как возрастают ничем, и не украсишь, как украсило само святое семейство.