Жизнь за царя. Григорий Распутин и Августейшая Семья - Страница 22

Под руководством этого-то человека члены общества время от времени собираются на особые «собрания», причем эти «собрания» бывают, по-видимому, двоякого рода: 1-е, такие, на которые допускаются посторонние лица и на которых читают Евангелие и другие священные и богослужебные книги и поют различные церковные песнопения и религиозно-нравственного содержания стихи, вроде «Спит Сион», про гору Сион и проч., и, 2-е, такие, на которые «посторонних не пускают» и на которых участвуют, может быть, только те, кои «могут вместить».

Что происходит на этих последних собраниях (нет ни одного факта, что они были. – О. П.), из дела не видно».

Но, несмотря на то, что о таких собраниях ничего не известно, Березкин считает, что, очевидно, только на этих несуществующих собраниях Распутин и предлагает своим слушателям и слушательницам какое-то особое «учение», в результате восприятия которого происходит как бы некая «встряска души», уясняется цель жизни, «к чему нужно стремиться, приобретается утерянный душевный покой», вследствие чего люди снова начинают жить «с наслаждением».

На этих же не существующих в природе собраниях, по мнению Березкина, Распутин указывает домочадцам и гостям и на какой-то особый «храм православия» и преподает им какие-то «св. тайны», в результате «соединения» с которыми «плоть умирает пред духовным чувством», «на душе» происходит как бы «Пасха», и человек, который раньше не чувствовал, что есть Христос, начинает понимать, что «на нем есть Христос», «соединяется со славой Христа», «включает в себя Бога».

«Спрашивается, что же все это – хлыстовство?» – задает Березкин риторический вопрос.

И дальше начинает фантазировать еще почище.

«Конечно, – пишет он, – возможны различные сближения, причем в некоторых случаях эти сближения имеют, по-видимому, характер вероятия и правдоподобия. Так, возможно, например, что в словах – «никого выше, чище и прекраснее Григория Ефимовича я не встречала».

«Бог полюбил Григория Ефимовича», «как не пожалеть мужичка, выбранного барынями за идеал поклонения и обожания», «ближняя сестра моя увлечена боготворить» и прочее, разумеется обычное среди хлыстов уважение, граничащее с благоговением к своему учителю – батюшке, «кормщику», достигшему благодаря своей «чистоте» состояния полного совершенства и бесстрастия и поэтому, как полагают хлысты, могущему сделаться достойным сосудом божественной благодати, существом божественным, безгрешным «Христом». Возможно, что под «собраниями», на которые пускаются посторонние лица, разумеются так называемые «малые» или «простые беседы» хлыстов, а под «собраниями», на которые посторонних лиц не пускают, нужно разуметь «радельные» собрания. Случай прихода Распутина из бани «мокрым», а вслед за ним приход оттуда же и тоже «мокрыми» живущих у него женщин мог бы дать прекрасную разгадку к этому, если бы он был достаточно обследован. Возможно далее, – продолжает фантазировать Березкин, – что под «бездной любви», под «пасхой душе», под выражением «заключить в себе Бога» и прочее скрываются самые «радения» с их безумными эффектами, «духовными лобзаниями» и так называемыми «вечерями любви», а под «тайнами», преподаваемыми Распутиным своим домочадцам и гостям, разумеются хлыстовские таинства покаяния и причащения, если не грудью «Богородицы», то водою и хлебом, или даже просто учением (пророчествованием) Распутина. Возможно, наконец, что под словами:

«Здесь (в учении о Пресвятой Троице) надо прежде всего говорить о Духе, о Духе прежде всего» разумеется 12-я заповедь хлыстовства «Святому Духу верьте».

Может быть, под выражением «сменяла черное с белым» скрывается обычный взгляд хлыстов на православных как на «черный, злой, неверный народ», а на свой «корабль» – как на общество «белых чистых братьев и сестер».

Может быть, – продолжает повторять «может быть» Березкин, – это единодушие, это дружелюбное отношение между Распутиным и его присными, эта манера называть друг друга ласковыми уменьшительными именами – не что иное, как хлыстовское единодушие, хлыстовская дружба, хлыстовская манера, в ознаменование соединяющего их «душевного братства» так именовать друг друга. Может быть, это воздержание от мяса, вина, табака, пения мирских песен – хлыстовское воздержание, в основе которого лежит 5-я и 8-я заповеди знаменитого Данилы Филипповича».

Вот на таких «может быть» основано все дело по обвинению в принадлежности Распутина к секте хлыстовства.

Но может быть, епископ Тобольский, прочитав этот явный оговор, скажет свое веское слово? Может быть, он возмутится этому навету и накажет виновных? Но в том-то и суть, что инициатива дела идет от него самого, а за его спиной стоят люди из окружения великого князя Николая Николаевича. Существует ошибочное представление, что конфликт между великим князем Николаем Николаевичем и Г. Е. Распутиным возник не раньше 1909 года. Однако развитие событий свидетельствует об ином. Дело на Распутина заводится именно в то время (1907 – начало 1908), когда у него возникают близкие, дружеские отношения с царской семьей (об этом, в частности, свидетельствуют телеграммы Распутина, переписанные рукой царицы), и он становится их ближайшим другом и советником. Ранее это место занимал именно Николай Николаевич. В то время только он мог через руководителей Синода и епископа Тобольского назначить следствие по делу человека, который хорошо был известен в высших сферах и самому царю. Видимо, сначала дело носило характер проверки – что за человек так приближается к особе царя, а когда великий князь почувствовал ущемление своих интересов – оно приобрело клеветнический характер. Во всяком случае, совершенно очевидно, что снизу инициатива идти не могла, ибо серьезных фактов для начала такого дела не было. А когда же сверху поступил «социальный заказ», непроверенные доносы начинают представляться как реальные факты, тем более что достоверность им может придать официальное «утверждаю» епископа. В общем, Тобольский епископ Антоний не только утверждает это сфабрикованное дело, но и назначает новое расследование, которое поручает противосектантскому миссионеру, уже известному нам Дмитрию Михайловичу Березкину. Последний разворачивает негласное наблюдение за Распутиным, которое будет продолжаться практически всю его оставшуюся жизнь.

Новых фактов, компрометировавших Распутина, Березкин, несмотря на все старания, не нашел. Но и старое сфабрикованное дело опровергнуть, естественно, не захотел. А вокруг этого сфабрикованного дела распускались разные слухи, обраставшие самыми невероятными подробностями. Именно оно лежало в основе всех обвинений Распутина в хлыстовстве.

Известный исследователь русских религиозных движений В. Д. Бонч-Бруевич считал Григория Распутина одной из самых ярких личностей своей эпохи. Лично знакомый с Григорием Ефимовичем, на вопрос о его личности он ответил: «Г. Е. Распутин-Новый является полностью и совершенно убежденным православным христианином, а не сектантом»[62]. Передавая свои впечатления от встреч с Распутиным, ученый, в частности, рассказывал: «Много мне приходилось видеть восторженных людей из народной среды, ищущих чего-то, мятущихся, «взыскующих града», куда-то стремящихся, что-то строящих и разрушающих, но Г. Е. Распутин какой-то другой, на нас непохожий. Не имея никакой политической точки зрения, он что-то стремится сделать. Для кого?..

«Для народушка жить нужно, о нем помыслить…» – любит говорить он»[63].

Святой Иоанн Кронштадтский верил в Григория Распутина, считая его выдающимся странником и молитвенником, то есть человеком, чья молитва Богу всегда угодна.

Множество людей приходило к Распутину с просьбой помолиться за их дела, присылали телеграммы и письма. В архивах сохранилось немало телеграмм, содержащих эту просьбу. Для верующего человека начала XX века эта просьба была вполне естественна. «Если болезнь бывала сестры или брата, или моя, – рассказывала Вырубова, – я писала телеграммы, чтобы он помолился, или если что-нибудь особенное в семье, я ему писала и получала в ответ телеграммы».