Жизнь взаймы - Страница 65

Паленый сокрушенно вздохнул и набрал номер мобильного телефона Анны Григорьевны.

Она прилетела вечером, чартерным рейсом, не предупредив никого, даже своего "мужа". Ее сопровождали нанятые в столице мощные бойцы, – сотрудники какого-то частного охранного предприятия – которые сразу же возвратились обратно.

– Ты здорово рисковала, – заметил Паленый, немного сбитый с толку ее молниеносной решительностью. – Я ждал тебя утром, как договаривались. Что-то случилось?

– Случилось, – резко ответила Анна Григорьевна. – Ты сам говорил мне об этом.

– А… Ты имеешь ввиду проверку?

– Да. После твоего звонка я связалась с коммерческим директором…

– И он наплел тебе три короба всякой-всячины, – подхватил Паленый. – Пусть проверяют. Надеюсь, это долго не продлится.

– Почему ты так академически спокоен!?

– Хочешь, чтобы я бегал по стенкам, как обезьяна, и рвал на себе волосы? С какой стати?

– Хотя бы потому, что работа фирмы сейчас попросту парализована, – со злостью ответила Анна Григорьевна. – Идет выемка документов и проверка складских помещений. Все опечатано.

– В ситуации с фирмой меня больше волнует другое.

– Что именно?

– К сожалению, я по-прежнему ничего не помню, а хотелось бы знать хоть что-то. Например, какими вопросами я занимался лично вплоть до своего исчезновения.

– Ты не посвящал меня в свои дела, – сухо сказала Анна Григорьевна. – Я была домохозяйкой.

Последнее слово она произнесла с отвращением. Не в этом ли кроется отчужденность Анны Григорьевны? – подумал Паленый. Возможно, Анетт опасается, что воскресший муж приберет к рукам вожжи управления фирмой (что было бы вполне естественно), а она снова превратится в домашнюю клушу, занятую лишь воспитанием сына и посещением модных салонов и парикмахерских.

– Прости меня, – серьезно сказал Паленый.

– За что? – невольно удивилась Анна Григорьевна.

– Я был держимордой. Больше это не повторится. Ты с блеском доказала свою состоятельность по части бизнеса.

Анна Григорьевна некоторое время пристально смотрела ему прямо в глаза, словно пытаясь найти в них какой-то подтекст сказанному, а затем, бледно улыбнувшись, ответила:

– Если честно, то мне сейчас хочется бросить все и вернуться к кухонному комбайну. Я так устала…

– Как бы мне хотелось тебе помочь…

– Да, твоя помощь была бы неоценима. Раньше у нас никогда не возникали финансовые проблемы. Ты мог раздобыть любую сумму денег наличными, что называется, в любое время дня и ночи. А нам как раз немного не хватает оборотных средств.

– С кредитом все связалось?

– Да…

Она явно что-то хотела сказать еще, скорее всего, касающееся финансов, но не решалась. Паленый уже научился понимать Анну Григорьевну с полуслова, а потому понял о чем она думала.

– Возможно, у нас были какие-то деньги на тайных счетах… – сказал он осторожно.

– Я в этом уверена.

– И ты, конечно же, не знаешь, ни где и в каких банках они находятся, ни какие суммы на них числятся…

– Ты не считал нужным рассказывать мне об этом, – с горечью ответила Анна Григорьевна.

– Виноват, каюсь. Мне хотелось бы исправить эту оплошность, но как? Может, в моих записях что-то осталось?

– Я пыталась разобраться с ними. Увы.

– Но не мог же я все это держать в голове. Остается предположить, что где-то в доме есть тайник – сейф или что-то наподобие.

– Думаешь, я не искала?

– Тогда остается последний шанс – попробовать гипноз. Может, все-таки память вернется ко мне, и наши финансовые проблемы будут успешно решены.

– Это было бы здорово…

"Что-то не слышно в ее голосе энтузиазма, – подумал Паленый. – По-моему, ей не очень хочется, чтобы Князев стал прежним, и все вернулось на круги своя. А ведь еще совсем недавно она была готова тащить меня к доктору на аркане…"

– Я так проголодалась, что меня уже ноги не держат, – пожаловалась Анна Григорьевна. – Мне удалось только позавтракать. А Маргоши нет…

– Справимся без Маргоши. Ты иди в душ, а я займусь кухней.

Получив в ответ удивленный взгляд, Паленый покинул комнату Анны Григорьевны. Похоже, думал он, мысленно ухмыляясь, Князев принадлежал к тем мужчинам, которые умеют приготовить только яичницу.

"Пусть считает, что готовить ее мужа научила скитальческая жизнь. Впрочем, фиг его знает, за кого она меня держит…"

Спустя полчаса они уже сидели за столом. Паленый постарался блеснуть своими поварскими способностями, благо свежие продукты завезли еще утром по указанию Анны Григорьевны, которые она дала по телефону.

Главным украшением стола были большой лобстер в обрамлении зелени и бутылка шампанского в ведерке со льдом. А еще на столе присутствовали разные закуски, черная икра и фрукты. Кроме того, в холодильнике дожидалось своей очереди мороженое.

Сказать, что Анна Григорьевна было удивлена, значило ничего не сказать. Она была приятно шокирована. И уж совсем Анну Григорьевну добили свечи, которые Паленый зажег при ее появлении.

– По случаю чего у нас праздник? – с напускной небрежностью спросила она, принюхиваясь к аппетитным запахам.

У нас! Паленый неожиданно понял, что это ее выражение весьма приятно для его слуха.

– А без случая нельзя посидеть за прилично накрытым столом? Просто так.

– Почему нельзя? Можно. Спасибо тебе…

– Рад был услужить, – ответил Паленый, мягко улыбаясь.

Ужинали они недолго. И не потому, что Анна Григорьевна торопилась лечь спать. Просто у них не клеился разговор.

Что-то встало между ними, какая-то невидимая преграда, сотканная из потаенных мыслей и желаний, которые материализовались в самый неподходящий момент. И прорвать ее они никак не могли…

Паленый лег в постель с чувством неудовлетворенности своим поведением. Он все еще не мог понять, как ему относиться к Анне Григорьевне. Ситуация явно была тупиковой. И главное – он сам себя загнал в этот тупик, откуда не желал выбираться.

Так пролежал он без сна не менее получаса, когда неожиданно отворилась дверь и на пороге появилась Анна Григорьевна. Паленый не видел ее лица, только фигуру, подсвеченную сзади. Она стояла неподвижно, как статуя.

Паленый затаил дыхание. Но его сердце заколотилось со страшной силой. Что ей нужно? Никогда прежде Анна Григорьевна не приходила к нему ночью. Хочет поплакаться в жилетку?

– Ты спишь?

Голос Анны Григорьевны напряженно подрагивал.

– Нет, – ответил Паленый непослушными губами.

– Скажи, я по-прежнему тебе нравлюсь?

Вот те раз! Ничего себе заявочка, подумал Паленый, совсем сбитый с толку. Что ж, если хочешь начистоту, дорогая Анетт, скажу тебе правду, пусть этот вопрос и относится не ко мне, а к твоему покойному мужу.

– Очень.

– Что-то не видно…

– Да, ты права. Неплохо бы включить свет.

– Перестань ерничать! Ты понимаешь, о чем я говорю.

– Не совсем. Объясни.

– Хорошо. Если ты такой непонятливый…

Анна Григорьевна закрыла дверь, и в комнате воцарилась чернильная темень. Послышались легкие шаги, и она присела на кровать у ног Паленого.

– Тогда я задам вопрос по-другому – ты еще любишь меня? – сказала Анна Григорьевна с надрывом.

Черт побери! Этого Паленый никак не ждал. Анна Григорьевна захватила его врасплох – хотя бы потому, что он не знал (или забыл) как это любить и быть любимым.

Личностные отношения, которые показывали по телевизору, на любовь никак не тянули. Это был грубый животный секс, совершенно не предполагающий какие-либо душевные переживания. Люди ИГРАЛИ в любовь, притом чаще всего бездарно и пошло.

Больше узнать о любви ему было негде, да и недосуг.

Конечно, он не раз думал об Анне Григорьевне как о желанной женщине, партнерше, но в его эротические мысли постоянно врывался образ Князева с пулевым отверстием в голове. Таким Паленый запомнил его, наверное, на всю свою оставшуюся жизнь.