Жизнь взаймы - Страница 43

– Мне вам посочувствовать? – с иронией спросил Паленый, вспомнив, как отреагировал капитан на сообщение, что у него амнезия.

– Хотелось бы… – Капитан остро взглянул на Паленого. – Да разве от вас дождешься?

Паленый понял, кого Тимошкин подразумевает под общим понятием "вас", и поспешил ответить:

– От меня лично – да. А за других я не в ответе.

– Что ж, примите мою искреннюю благодарность.

– Ладно, отставим лирику и вернемся к нашим баранам, – в очередной раз всплыло в памяти Паленого избитое изречение, которое для него было внове. – Как вы думаете, на кого работал Яхимович после смерти этого… Жучилы?

– Не знаю. А гадать в нашем деле непозволительная роскошь. Будем распутывать и этот узелок. Что касается Хасана, то здесь дело обстоит гораздо сложнее.

– Почему?

– Чеченская диаспора своих не сдает. Даже самые отъявленные негодяи находят у местных единоверцев приют и покровительство. И не потому, что окопавшиеся в городе после известных событий в Грозном чеченцы такие нехорошие. Люди просто боятся мести. Малейшее подозрение в доносительстве, и ваххабиты вырежут всех мужчин в семье честного человека. Зверье…

– Понятно… А как обстоят дела с оружием?

– С ним разбираются. Это дело третье.

– А что стоит под первым номером?

– Опознание трех остальных жмуриков – это раз, выявления связей Хасана и Яхимовича – это два. Так сказать, ближайшая перспектива.

– Скажите, Емельян Степанович, а нет ли у вас материалов на Щурова? – с надеждой спросил Паленый.

Тимошкин посмотрел на него исподлобья и ответил – вопросом на вопрос:

– У вас есть какие-то факты?

– К сожалению, нет… – Паленый замялся, чувствуя себя не очень уютно под беспощадным – чисто ментовским – взглядом Тимошкина.

– Тогда почему вы проявляете к нему повышенный интерес?

– Интуиция, – соврал Паленый. – Вы упомянули, что на Щурова работал Хасан…

– Официально это не доказано, – поспешил перебить его капитан.

– Емельян Степанович, нам важна каждая зацепка, – с укоризной сказал Паленый. – Время работает против нас.

– Вам так дорога жизнь?

– Не язвите… – Паленый почувствовал, что начинает заводиться. – Не знаю, как ваша, а моя жизнь не раз висела на волоске. Думаю, что в этом расследовании вам тоже придется кое-что испытать на своей шкуре. Так что поберегите свой черный юмор для кого-нибудь другого. Это первое. И второе, исходящее из первого, – если вы уже чувствуете мандраж, лучше сразу откажитесь от дела. Я вас пойму.

– По-моему, наш разговор свернул на другую дорожку.

– Не я тому виной, – сухо сказал Паленый.

– Верно. Опять мой отвязанный язык… Извините. А что касается мандража… – Тимошкин скупо улыбнулся. – Конечно, жалко терять жизнь за просто так. Но она все равно имеет свой конец. Рано или поздно. И никто из людей не знает, когда придет его черед. Так что я остаюсь в деле.

– А вы, оказывается, фаталист.

– Не более, чем любой из представителей человеческой породы… хе-хе… – Капитан скупо улыбнулся. – Что касается материалов на Щурова, то в этом вопросе есть некоторые сложности.

– Как это понимать?

– Где-то два – два с половиной года назад (точно не помню) сгорела часть архива управления внутренних дел. И как раз в том помещении хранились папки с делами на некоторых боссов местной мафии, в том числе и на Щурова. Вот такой он везунчик.

– Поджог?..

– Общепринятая версия пожара – загорелась электропроводка. Ну, вы, наверное, знаете, как это подается средствами массовой информации: здание старое, ветхое, с деревянными перекрытиями, а проводка вообще незапамятных времен… Обычное дело. Так горело не только наше УВД.

– Значит, концы в воду…

– Ага. Что не превратилось в пепел, залили водой пожарные. Но! – Тимошкин многозначительно поднял указательный палец вверх. – Провидение всегда на стороне честных людей. Я нечаянно сохранил копии всех бумажек, фигурировавших в деле Щурова. Получилось неплохое досье. Что бы там ни говорили ретрограды, а компьютер – гениальное изобретение человечества. Все материалы по Щурову я отсканировал и сбросил на дискету.

– Так говорите, сохранили нечаянно?

– Ну, не совсем… хе-хе…

– Вы, я вижу, неравнодушны к состоятельным людям.

– Не ко всем.

– Интересно, на Анну Григорьевну и на меня у вас тоже есть компромат?

– Хе-хе… Не надо себе льстить.

– Значит, вы считаете нас честными бизнесменами? – не отставал Паленый.

– Пока не доказано обратное, – посуровел Тимошкин.

– И на том спасибо. Но мне хочется, чтобы в нашем случае вы доказывали совсем другое. Сначала нужно найти заказчика, подославшего к нам наемных убийц, а затем можете ковыряться в грязном белье семьи Князевых сколько угодно. У вас, я вижу, это хобби.

– Не сердитесь, – примирительно сказал капитан. – Работа у меня такая. Вы деньгу куете, а я за вами монетки подбираю и пробую на зуб – не фальшивая ли? Каждому свое.

– Есть предложение на этом прения прекратить, – устало сказал Паленый.

Он вдруг почувствовал себя разбитым и больным. И в который раз подумал "Зачем козе баян? На хрена я влез в это дело? Уйди я раньше хоть на сутки из дома Князевых, ехал бы сейчас в поезде куда-нибудь на Север. А под стук колес так хорошо спится…"

– Оставьте мне эти бумаги, – попросил он Тимошкина.

– Это само собой… – Капитан смотрел на него с нездоровым любопытством.

"Чертова ищейка! – мысленно выругался Паленый. – Исследует меня как букашку на кончике булавки. Увы, мысль привлечь к расследованию дела личного опера не совсем хорошая. Похоже, этого Емельяна "Пугачева" больше интересуют живые богатеи и те, кто их окружает, нежели мертвые".

С этой здравой мыслью он и распрощался с Тимошкиным. Они договорились постоянно быть на связи. Судя по выражению лица капитана, он тоже был не в восторге от общения с ПаленымКнязевым.

Вечером приехала Лизка. "Ну, начало слетаться воронье…" – цинично подумал Паленый.

Все эти дни в доме Князевых были отключены телефоны, в том числе и мобильные. Анна Григорьевна не могла слышать телефонные звонки, вздрагивала при этом и бледнела.

Она на работу не ездила, а распоряжения своему заму давала только письменно. Между домом и офисом курсировала одна из машин, которая возила туда-сюда разные бумаги. Некоторые пришлось подписывать и Паленому.

Второго дня курьер доставил Анне Григорьевне пакет – большой конверт из плотной бумаги. Он сильно отличался по внешнему виду от остальных документов.

Паленый как раз был в холле, когда курьер вручил его жене Князева. Она жадно схватила пакет, хотела сразу же вскрыть, но, бросив взгляд на Паленого, быстро пошла в свой кабинет.

В конверте находится заключение графолога, понял Паленый. Он почувствовал, как сильно забилось сердце. У него сразу же резко упало настроение, и он закрылся в своей комнате.

Да-а, деньки пошли у Анны Григорьевны, вяло промелькнула мысль в голове Паленого. Сначала нападение киллеров, а затем известие о том, что ее муж давно покоиться в могиле. Как не крути, а теперь он просто обязан выложить ей все как на духу.

Вот и пришел конец моей радужной жизни, думал Паленый, наливаясь коньяком в полном одиночестве. Трагедии большой в этом, конечно, нет, но запах тюрьмы уже начал витать в шикарном особняке. Паленый был уверен, что теперь на него спишут и смерть Князева, и даже нападение киллеров.

А в том, что некие силы постараются это сделать, притом весьма оперативно, Паленый не сомневался. Им важно было оставить Анну Григорьевну наедине, без поддержки, с большими проблемами, которые она разрешить не сможет.

Но про то ладно, Анетт и он чужие люди. Этого провала Паленый ждал каждый день своего пребывания в роли Князева.

Если Анна Григорьевна решит сдать его ментам даже после разговора начистоту, пусть ее. Это будет на совести жены Князева. Он ничего плохого не сделал ни ей, ни Антошке, а значит, сможет со спокойным сердцем выбросить из головы все, что связано и с этим домом, и с разборками.