Жизнь, театр, кино - Страница 81

И я решил сделать короткую паузу, как это делает футболист, когда, оглядывая поле, выясняет, какие же шансы за и против победы.

Я решил подвести итоги своей творческой работы и пересмотреть багаж, с которым мне предстояло отправиться в новый, неизвестный путь с Малым театром.

Этой передышкой для размышления был отпуск, который я провел в Кисловодске во время перерывов между съемками в Одессе.

Театр и кино (к тому времени я уже участвовал во многих известных кинокартинах) - вот мой путь!

Я говорил до сих пор только о театре, но работа в кино не менее властно, чем сцена, влияет на формирование актерской индивидуальности. Кино вошло в мою жизнь позднее, чем театр, но оно постепенно, шаг за шагом, воздействовало на мой ум, сердце, фантазию и изменяло приемы моего актерского мастерства, систему художественного мышления, пока наконец не захватило меня всего с такой же силой, с какой в свое время захватил и театр. Если не больше...

Вот об этом сложном процессе я и попробую рассказать, тем более что, как мне кажется, он типичен для многих актеров.

Я расскажу о первых своих шагах в кино, которые мне довелось сделать в 1923 - 1924 годы на студии "Межрабпом-Русь".

Но прежде небольшое отступление.

Не секрет, что работа актера в кино приносит ему популярность, как говорит Швандя, "в мировом масштабе", и в этом отношении никак не может быть сравнима с театром.

История кино знает много случаев, когда актер способный, но малоизвестный сегодня, окончив картину, завтра просыпается "звездой" киноэкрана.

Мы знаем театральных актеров, у которых одна успешно сыгранная роль в кино решала все их дальнейшее существование и в театре.

Не надо думать, что это просто везение, удача, хотя, несомненно, "дух" удачи здесь имеет место, если актеру достается хорошая, интересная и выигрышная роль. (В театре о таких говорят: самоигральные, положи их на суфлерскую будку, они сами заиграют!) Но все-таки, дело в том, что эта роль должна попасть в руки талантливому актеру, ибо только истинный талант способен обогатить материал роли и сделать ее явлением искусства, ввести образ в историю кино. В свою очередь и роль выдвигает артиста в ранг "звезды".

Роль и актер сосуществуют в единстве. Актера порой начинают звать по имени того действующего лица, которого он сыграл.

В ответ на мой рассказ, что я очень долго не мог отделаться от клички "Жиган" ("Путевка в жизнь"), Жерар Филип мне рассказал, что его тоже часто называли Фанфаном по имени сыгранного им героя в картине "Фанфан-Тюльпан".

И вот в этом как будто безобидном явлении иногда кроются роковые для актера неожиданности, особенно, если он молод и не умеет распределять свои силы.

Вложив всего себя, все свое обаяние, все свое еще не окрепшее мастерство в близкую ему роль, актер долго потом не может разобраться, что же у него свое, органическое, и что осталось от этого героя, столь триумфально шагающего по экранам.

Очень часто актер, "напялив" на себя характер сыгранного им и полюбившегося ему героя, так и коротает с ним свой творческий век.

В этом - корень многих и многих актерских неудач.

Последующие роли часто обладают сходными качествами, а то просто становятся близнецами "знатного" первенца.

В этом отношении Чаплин был и великим и счастливчиком. После долгих и упорных творческих поисков и неудач, начиная от маленького артиста в ансамбле мюзик-холла до бесконечных масок в эстрадном кино, он наконец находит свою маску и, вкладывая в нее весь свой талант, все свое умение, развивает найденную маску в свой смешной, трогательный и глубокий образ. А дальше, на мой взгляд, все было значительно легче - Чаплин своего маленького человечка, любимого нами героя, ставил в разные обстоятельства и во всех обстоятельствах oбыл великолепен. Ему уже не надо было каждый раз заботиться о создании образа. Чаплин и маленький человек в котелке - это было одно.

Ему как автору нужно было заботиться только о том, чтобы судьба маленького забитого человека была оформлена в интересном и остроумном сюжете.

Как актер он заботится главным образом лишь о комедийных комбинациях и остроумных трюках, которые развивали бы сюжет о маленьком человечке...

Другое дело драматический актер.

В театре, работая над ролью, он каждый раз заново проделывает весь путь создания образа, чтобы потом, утвердившись в нем, переходить к работе над новой ролью. Играя в разных пьесах и живя ежедневно жизнью несхожих образов, актер должен легко и просто каждый раз перевоплощаться, условно говоря, в новую "маску", не "привязывая" себя к какой-нибудь одной.

В этом природа театра: зритель знает, что это - театр, в котором играют актеры, и он идет их смотреть в разных ролях.

А как же обстоит дело в кино с тем же актером?

Снявшись в одной удачной, нашумевшей роли, да еще размноженной по всему миру в сотнях копий, актер оказывается в плену у этой роли - он накрепко привязан к своей "маске".

Сколько упорства и усилий актеру нужно, чтобы создать следующий, новый, не похожий образ.

Я видел, с каким трудом актеры стараются сбросить с себя груз славы одной роли, мешающий им двигаться вперед, и -увы - как часто это не удается.

Но есть и актеры другой судьбы - актеры-работяги. Мне кажется, что у меня есть право причислять себя к ним.

Я радостно и увлеченно прошел весь путь начиная с первых маленьких эпизодических ролей.

Картинки юношеских лет проходят передо мной, как в старой хронике.

В 1916 году я с восторгом наблюдал за ювелирной работой И. Певцова, когда он снимался в картине "Тот, кто получает пощечины", где я "наигрывал" эпизод циркового барейтора. Известная артистка Драматического театра Павлова играла Зениту. Картину ставил Иванов-Гай.

Вспомнился мне смешной случай, происшедший с этим режиссером.

В Марьиной Роще находилось фотоателье со стеклянным верхом, которое сдавали под киносъемки. На втором этаже, где стояла декорация "Анфилада комнат", неуемный Иванов-Гай показывал киноактеру В. В. Максимову мизансцену -"драматический пробег", так именовался эпизод, который снимали, название же картины держали из-за конкуренции в строгом секрете.

Мы, группа молодежи, одетые в парадные костюмы, изображали участников бала и сидели внизу, ожидая вызова наверх. Вдруг фанерный потолок над нами со страшным треском лопается и на наши головы падает Иванов-Гай. Когда, оправившись от испуга, мы наклонились над ним, он лежал бездыханным.

- Доктора! - крикнул кто-то.

- Воды!

- Нашатырь! Вот, возьмите нашатырь!

- Возьмем на руки и дружно понесем, - предложила какая-то бледная пигалица в форме института благородных девиц.

- Перерыв окончен! Все на съемку! - вдруг заорал Иванов-Гай и, вскочив, побежал наверх. - У нас - немая сцена!

Оказывается, он так темпераментно носился, изображая пробег, что перемахнул за декорацию и провалился, вступив на наш "липовый" потолок. Он довел съемку до конца - так же бегал и так же прыгал. Но потом его отвезли в больницу, так как у него было сломано ребро.

А вот передо мною лежит более близкая по времени, но уже выцветшая фотография. На ней изображена сцена в фабричном красном уголке из картины "Его призыв", которая была поставлена Я. А. Протазановым в первую годовщину смерти В. И. Ленина и посвящена Ленинскому призыву в партию.

Всматриваясь в лица участников этой групповой фотографии, нахожу себя. Вспоминаю: это роль молодого рабочего. Рабочий этот играет на гармонике, судя по фигурам танцующих, вальс. А вот на третьем плане обратите внимание, у танцующей девушки с таким милым, симпатичным, с таким удивительно обаятельным лицом есть что-то общее с Марецкой. Вы не находите?