Жизнь Николая Клюева - Страница 68

В апреле-мае 1937 года Клюев еще на свободе, пишет и получает письма. «Я последние три месяца не вставал с койки – все болел и болел», – пишет Клюев Н.Ф. Садомовой 6 апреля. «Восемь месяцев не был из-за болезни в бане. Самому не дойти, а помочь некому» (В.Н. Горбачевой, апрель). Последнее из сохранившихся писем Клюева – от 3 мая 1937 года к В.Н. Горбачевой; в нем сообщается новый томский адрес: Старо-Ачинская, 13.

Знал или догадывался Клюев, что в эти самые месяцы в местном НКВД уже во всю раскручивалось дело «Союза спасения России» – монархо-кадетской организации, которая якобы готовила вооруженное восстание против Советской власти. Уже в конце марта начальник Управления НКВД Миронов дал «ориентацию» – «тащить <Клюева> именно по линии монархически-фашистского типа, а не на правых троцкистов». В качестве одной из центральных фигур следствие избирает, помимо Клюева, княгиню Е.А. Волконскую, вдову высланного в 1930 году из Ленинграда архитектора А.В. Волконского.

Из материалов дела, опубликованных Л.Ф. Пичуриным, не вполне ясно, в какой степени Клюев был действительно связан с этой княжеской парой. Собственно, князь умер в феврале 1935 года – если даже Клюев и успел познакомиться с ним, то общение длилось совсем недолго. О знакомстве его с княгиней (в Томске она служила домработницей) ничего не известно. Арестованная в конце мая 1937 года, Елизавета Александровна на допросах держалась твердо, имени Клюева не назвала (да и вообще никого не оговорила), виновной себя не признала и была, естественно, расстреляна.

Младший лейтенант Горбенко (именно ему было поручено дело «Союза») допросил тем временем (в апреле и мае 1937 года) еще ряд административно ссыльных – юриста П.А. Ивановского; юриста Г.В. Лампе, немца по национальности, преподавателя английского языка; А.П. Успенского, преподавателя русского языка и латыни в местном мединституте; и др. Из них старательно «выдавливается» имя Клюева как участника и главаря монархической организации (подчеркнем еще раз: несуществующей!). Не все арестованные, правда, дают поначалу нужные следствию показания. Наиболее «податливым» оказался аспирант томского мединститута А.Ф. Голов.

«В разговорах со мной, – показывает Голов, – Ивановский неоднократно рассказывал мне о писателе Клюеве, который выслан в Томск за какие-то контрреволюционные преступления, в частности, он якобы писал и пишет стихи антисоветского направления. Я лично Клюева не знаю. Ивановский неоднократно собирался меня познакомить с ним. Кроме того Ивановский упоминал фамилию Лампе, с которым он поддерживал дружеские отношения, но я с ним ни разу не встречался. Помимо этого Ивановский поддерживал связь с бывшей княгиней Волконской, проживающей в Томске, ее я встречал на квартире Ивановского раза два-три, но он меня с ней не знакомил».

В одном из протоколов допроса, подписанных Головым, который целиком признал свою причастность к контрреволюционной организации, есть также слова о том, что «Клюев и Волконская являются большими авторитетами среди монархических элементов в России и даже за границей... В лице Клюева мы приобрели большого идейного и авторитетного руководителя, который в нужный момент поднимет знамя активной борьбы против тирании большевиков в России... Клюев очень интересуется, кто из научных работников томских вузов имеет связь с заграницей».

Сразу же спешим предупредить читателя: доверять материалам «дела», сфабрикованного в недрах НКВД, следует с большой осторожностью. Показания людей – в том виде, как они остались на пожелтевших листах бумаги, – могут быть чистым вымыслом, подсказкой следователя. Крутилась карательная машина, сработанная и заведенная Системой, и что бы ни говорили, как бы ни вели себя на допросах арестованные, – результат определялся не столько их показаниями, сколько изначальной задачей. Следователи писали в протокол лишь то, что требовалось, и подследственные скоро начинали понимать, что «все напрасно». Не ломались в таких условиях лишь самые мужественные и упрямые.

Проведя ряд допросов, следствие уже к концу мая 1937 года сочло возможным составить «справку на арест» Клюева. Приведем этот документ полностью, обратив внимание читателя на то, что все здесь от начала и до конца – искажено. Все или почти все.

«Клюев Николай Алексеевич, 1870 г. рождения, уроженец Ленинградской области, беспартийный, русский, гр. СССР. В г. Томск выслан из Ленинграда за контрреволюционные преступления, по своему прошлому принадлежит к реакционной части поэтов монархического направления, проживает в г. Томске, по ул. Старо-Ачинской №13, кв. 1.

Имеющимися материалами в Томском Горотделе НКВД установлено, что Клюев Николай Алексеевич является руководителем и вдохновителем существующей в г. Томске контрреволюционной, монархической организации «Союз спасения России», в которой принимал деятельное участие, группируя вокруг себя контрреволюционно настроенный элемент, репрессированный Соввластью.

Присутствуя на контрреволюционных сборищах, Клюев выдвигал вопросы борьбы с советской властью путем вооруженного восстания.

Проживая в Ленинграде, Клюев увязался с представителями иностранного государства и продал им свои контрреволюционные произведения, которые, как выяснилось впоследствии, были напечатаны за границей.

Будучи враждебно настроен к существующему строю, находясь в ссылке в г. Томске, Клюев продолжает писать стихи контрреволюционного характера, распространяя их среди участников контрреволюционной организации.

Установлено, что некоторую часть своих контрреволюционных произведений Клюев переотправил за границу и из г. Томска через соответствующих лиц, имеющих связи с представителями иностранных государств.

В целях пресечения дальнейшей контрреволюционной деятельности Клюев Николай Алексеевич подлежит аресту и привлечению к ответственности по ст. 58-2-10-11.

Нач. 3-го Отд. Том. ГО НКВД

Лейтенант Госбезопасности

Подпись Великанов

28 мая 1937 г.

г. Томск».

Арест состоялся через неделю – 5 июня 1937 года. В протоколе обыска среди изъятых у Клюева вещей значатся: тетрадь рукописная, 4 листа; рукописи на отдельных листах – 6 штук; удостоверение личности №4275; разных книг – 9 штук.

Приведенный выше документ – «справка на арест» – наводит на некоторые размышления. Ну откуда было томскому НКВД знать, что Клюев встречался с Этторе Ло Гатто или «увязался» с другими «представителями иностранного государства»? Почему, вообще, в этой «справке» трижды упоминается не Москва, а Ленинград?

Думается, товарищи из томского НКВД располагали некими оперативными данными, которые либо негласно следуют за осужденным или ссыльным, либо, если требуется, пересылаются по спецканалам. Вполне вероятно, что эти данные – по запросу Томгоротдела НКВД – поступили из Ленинграда, а не Москвы. Этих «совершенно секретных» оперативных сведений в самом деле, разумеется, нет, и томские исследователи, получившие к нему доступ в конце 1980-х годов, ознакомлены с ними не были. Сохранились ли эти оперативки?

Возникают и другие вопросы. А как же было в действительности? Каковы были подлинные настроения Клюева и сколь заметно они проявлялись? Искал ли он в Томске «единомышленников» или вел (обычно ему не свойственный) уединенный образ жизни? В какой степени делился наболевшим, как глубоко раскрывал себя в частных разговорах? Показания людей, допрошенных в связи с мнимым делом «Союза спасения России», помогают косвенным образом ответить на эти вопросы. Сквозь характерные канцелярско-чекистские штампы («ярый противник советской власти»; «контрреволюционная монархическая организация»; «идейным вдохновителем и руководителем организации является...» и т.п.) проступает подлинный облик подследственного – не сломленного, духовно свободного человека. За полуграмотной словесной шелухой протоколов допроса и обвинительных заключений угадывается автор «Деревни» и «Погорельщины» – все тот же Клюев, не приемлющий большевистскую власть и не считающий нужным скрывать свои взгляды. Во всяком случае, такие определения, как «враждебно настроен к существующему строю», представляются довольно верными.