Жизнь на лезвии бритвы (СИ) - Страница 116

Горгулья сглупила, она ни в какую не хотела пропускать взбешённого гостя в кабинет за винтовой лестницей. Взревев, Хагрид снёс с постамента много о себе возомнившую каменную сторожиху. Та и пискнуть не успела, как пудовые кулаки отшибли ей рога. Поджав хвост, статуя предприняла маневр мужественного отступления. Процокав когтями по мраморной плитке, горгулья скрылась за углом.

Пинком выбив дверь, Хагрид пробежал по движущейся лестнице и вломился в святая святых. В кабинете шло совещание сокращённого состава Ордена Феникса. Председательствовал Дамболдор, от рядового состава присутствовали Снейп, Грюм на левой руке которого «красовался» пиратский крюк и Подмор — давний соратник директора. Снейп выхватил палочку и попытался вытурить вторженца. Посланное им заклинание просто отрикошетило в сторону от груди лесника. На полувеликанов, как и на троллей заклинания действую слабо. В запале Снейп позабыл об общеизвестном факте и жестоко поплатился за провалы в памяти. Через пару секунд зельевар прилёг на ворсистый ковёр. «Магический жест», называемый в боксе хуком левой, отправил слизеринца в глубокий нокаут. Грюм, давно распрощавшийся с крышей, мозгами и здравым смыслом, с ходу шарахнул Хагрида круциатусом. Взвыв белугой от дикой боли, лесник крутанулся волчком, сбив свой лапищей несколько серебристых финтифлюшек с директорского стола и надо же было такому случиться, что одна из забавных штуковин влепилась Моуди прямо в морду, вышибив тому волшебный глаз. Жалобно всхлипнув, Грюм свернул бельмом, закатил целую зенку и примостился рядом со Снейпом. Секунду спустя в короткий полёт без метлы отправился Подмор. Вроде бы он проклятий на лесника не накладывал, сидел тихо и ни во что не вмешивался, но Хагриду было недосуг заниматься сортировкой правых и виноватых. Один пинок, и в когорте безвольных тел прибыло. Охреневший Дамболдор остался на закуску. Впавший в ступор старичок никак не ожидал от флегматичного и смирного, можно сказать ручного полувеликана подобной реакции, тем более, как ему казалось, на пустом месте. Вздёрнутому за горло и прижатому к стене директору популярно объяснили, что у берсерка, в которого превратился плюющийся пеной лесник, есть все основания свернуть патрону шею и сказать, что так и было. Охренеть не встать, Хагрид, понимаешь, отбивается от мантикоры, а тут по нему лупит откат из‑за навешанной директором ответственности за мелкого гавнюка. Какого Мордреда рыжая мелочь попёрлась в подземелья, а? В версию Квирелла Рубеус не поверил. Хлипковат тот больно и труслив без меры. Всё, никаких больше Уизли, никаких больше сопливых гавнюков! Никаких гриффиндорцев, ровенкловцев, пуффендуйцев и тем более не дай Мерлин — слизеринцев! С него хватит!

— Хватит! Хватит! Хватит! — орал Хагрид в лицо хрипящему и сучащему ногами директору.

Спас Дамболдора Флитвик, не вовремя зашедший в кабинет. Парализующая «иммобулюс максима», брошенная в широкую спину, не дала свершиться убийству. Кашляя и хрипя, Дамболдор кулём свалился на пол.

— Тебе так хочется в Азкабан, Хагрид? — малыш Флитвик с ногами забрался на директорский стол и проникновенно заглянул в глаза полувеликана, кипящая ярость в которых резко сменилась испугом. — Фините Инкатем. Пойдём, Хагрид, у меня там завалялось пара бутылок отличного шотландского виски двенадцатилетней выдержки.

Опустив плечи и сгорбившись, всхлипывающий Хагрид, как привязанный, пошёл за мелко семенящим чароплётом.

— Будешь должен, Альбус, — обернулся Флитвик на пороге. — Идём, Хагрид.

Резко загомонили портреты и пока Дамболдор не положил конец вакханалии, Финеас Блек метнулся на один из портретов во французском поместье Эвансов, где вывалил присутствующим горячие новости, прямо с пылу, с жару. Время было обеденным, поэтому в слушателях недостатка не было…

Всё это было позже, а до разборок Хагрида с выбитыми зубами и кровавыми соплями случился прощальный пир, омрачённый объявленным трауром, приспущенными флагами и общей тягостной атмосферой. Директор утёр скупую мужскую слезу и битый час разливался соловьём о непрекращающемся сражении бобра с ослом и невинных жертвах вечного противостояния. Куда же мы без пафоса, пропаганды света и путеводного луча в тёмном царстве. Затем пришла пора наградить непричастных и наказать невиновных. Мистер Филч внёс в Большой зал Кубок школы. С отрывом в сто девяносто очков от ближайшего преследователя — Гриффиндора, лидировал Слизерин. Довольный Снейп было приготовился принимать лавры победителя, но белобородый маг сделал финт ушами. Как в каноне он присвоил дополнительные баллы юным героям из красно — золотого факультета. Дину посмертно. С широкой улыбкой, Дамболдор развернулся к МакГонагалл, но та отказалась принимать незаслуженную награду. Некоторые грифы обиженно засвистели, не понимая, что приняв Кубок, МакГи «опустила» бы факультет в глазах всей школы. Тогда на авансцену вызвали Джейса Поттера и вручили Кубок ему. Часть грифов радостно улюлюкала, часть хмуро взирала на довольного М — К-В…

Факультетскую пирушку МакГи разогнала в первые же мгновения, выдала втык Уизлям и погнала студиозусов по спальням и персональным покоям. Последнее у тех, кто заключил дополнительный договор или получил послабление и улучшение условий проживания своими оценками. Утром вереница карет потянулась к Хогсмиду, где студиозузов ожидал под парами красный паровоз с хвостом из нескольких вагонов.

Как описывалось выше, поездка протекала спокойно и без особых происшествий. Ну, не считать же таковыми красные уши парней, отбитые тяжёлой ручкой Бекки. Парни и часть девчат мирно предавались азарту и картёжному греху, Дафна читала периодику, изредка доставая меня каверзными вопросами. Гермиона кемарила, используя мои бедра вместо подушки, а я занимался анализом прошедшего года и планированием на будущее. До Лондона оставалось около часа, казалось, что ничто не может поколебать идеалистичную картину, кроме шайки грифов под предводительством братца, сцепившегося со слизеринцами с Малфоем и Паркинсон во главе как раз напротив нашего купе. Устав слушать их крики и визги, я разбудил Гермиону, встал и открыл дверь:

— Да заткнитесь вы уже, надоели!

— Завали пасть, безродный, — презрительно оттопырив нижнюю губу, переключился на меня братец. Малфой и присные благоразумно промолчали.

Собачиться не было никакого желания, но оставлять выпад без ответа тоже нельзя:

— Братец, тебе стоит подтянуть манеры, — начал было я, но был перебит.

— Не брат ты мне, приживалка нищая.

— Позволь просветить тебя, дурилка плюшевая, хоть это и вызывает у меня бескрайнюю печаль и несварение желудка, у нас одна мать — Лили Эванс.

Не знаю, виноват ли Дамболдор, намудривший что‑то в голове Джейса, когда легилементил его и правил память или это вручение Кубка так на него подействовало, а может быть, я воочию наблюдал ярчайший пример посттравматического синдрома, но спесь и ЧСВ у братца зашкалило все разумные пределы:

— Что? Что я слышу, ты, тварь тёмная, пытаешься примазаться к Поттерам?! Гляди‑ка, мать вспомнил. Да кто ты есть такой? Пустое место. Тля неблагодарная, вонючий грязнокровка от грязнокровной мамаши…

— Ах! — не находя других слов выдохнула Дафна.

— Что?! — некультурно выпучил глаза ошеломленный Малфой.

— Гр…! — рыкнула Гермиона и осеклась, заткнутая моей ладошкой.

Вас когда‑нибудь били обухом по голове? Нет? Меня тоже, но слова младшего Поттера, не брата, совсем нет, пробрали до самой глубины души и произвели именно такой эффект: колокольный звон в образовавшейся пустоте, непонимание происходящего и вскипающая в глубине естества животная ярость. У кого‑то это огонь, загорающийся в груди и жилах, а у меня в голове образовался ледяной смерч, а на разум опустилось могильное спокойствие, отсекающее все человеческие чувства.

Панси в шоке открыла рот и, кажется, забыла, как дышать. Гойл и Кребб в ужасе уставились на Джейса и медленно перевели взгляды на меня. У парней головах не укладывалось, что светлый герой может назвать собственную мать «грязнокровкой». Друзья — вассалы, толпой вывалившие из своего купе, готовы были с кулаками наброситься на Джейса. Невероятно, немыслимо, невообразимо! Такое оскорбление не прощается, раньше и за меньшее убивали. Я запрещающее повел головой — это внутрисемейное, я сам накажу зарвавшегося поганца.