Жизнь на фукса - Страница 7

Если относишься к людям, как к фактам, то жалеть иль грустить о них затруднительно. Сделали тебя таким, не переделывали - ну и живи.

Но, глядя на 500 невольных эмигрантов, мне все же становилось грустно. Если б немцев или англичан выбросили на чужбину, они, не имея представления о "царствии божьем",- в неделю б организовали "командитное товарищество".

Но - Расея - ах!!

Комендант лагеря Клаусталь был человек милый и любящий коньяк. Он никого не запирал. Расея с первого дня, в кожухах, кацавейках, валенках, сапогах,пошла по городу и окрестностям. Но в окрестностях изящных туристов поразило никчемное количество "пальцев", указующих путь: "Дорога в Альтенау" - "Дорога из Альтенау", "Дорога к ресторану Льва" - "Дорога из ресторана Льва", "Дорога в Сант-Андреасберг" - "Дорога из Сант-Андреасберга".

Трудно в Германии заблудиться. И много излишней пояснительности. Но "пальцы" почему-то привели гостей в состояние веселой ярости. И немецкие путники, привыкшие верить им, вскоре останавливались в полном недоумении. Они явно шли из Клаусталя, а "пальцы" говорили, что идут в Клаусталь. В отчаяньи путники донесли обо всем коменданту и возненавидели приехавших. Это были мужчины.

Немки. Но женщины ведь гораздо интернационалистичней мужчин. Их пленяло, что перед ними - странно одетые иностранцы. И они прощали им все. Не обращая внимания на перестановку "пальцев".

Обаянье русских мужчин доказала даже самая большая патриотка Клаусталя фрау Кноспе - содержательница лучшего ресторана в городе "Королевский двор". Тут виноват был - Алексей Жигулин.

Русская любовь

В воскресные дни к Павлиньему озеру в праздничных костюмах и с праздничной сигарой шли бюргеры с женами и детьми, шли девушки и подростки. Все тихо гуляли, тихо любуясь озером и воскресеньем.

Фрау Кноспе физиологически презирала тщедушных мужчин. Была очень толста. Но, несмотря на полноту, тоже шла в воскресенье к Павлиньему озеру.

Рост киевского купца Алексея Жигулина был - 2,87. Полн он не был, но костист - необычайно. "Крещенье киевлян". Это именно он - стоял в проруби Днепра. Хотя и Добрыню Никитича писать с Алексея Жигулина было можно. Серебряные, висячие усы. Светлые, выпученные глаза. И - трещавая октава голоса.

Трезв Алексей Жигулин - не бывал. Тогда он грустил. Когда же пил спирт море не достигало даже его колена.

В этот день Жигулин с военным чиновником Червонцовым пил денатурат, в котором плавало несколько перчинок - "для вкусу". И когда было выпито все, Жигулин вышел на немецкое гулянье - к Павлиньему озеру,- в отдаленьи сопровождаемый друзьями и почитателями, не решавшимися близко подойти к Алексею.

В папахе, полушубке, смазных сапогах дик был вид Жигулина европейцу. Но и Жигулину - гулянье у Павлиньего озера не понравилось. Он встал перед озером. Невыразительно посмотрел на его тонкую корку льда. Закричал что-то дикое на непонятном даже русскому языке. И сел на берег - раздеваться. Немцы ахнули и остолбенели. Почитатели стали в отдаленьи, не решаясь приблизиться.

Жигулин стоял в чем мать родила несколько мгновений. Зарычав диаконской октавой всемирные ругательства, он ринулся в Павлинье озеро, ломая тонкую корку.

Гулянье - открыло рот. Жигулин катером шел - напрямик, режа Павлинье озеро саженками. Хохотал из воды и покрякивал октавой. Почитатели с платьем бежали на другой берег и кричали, весело хохоча: "сейчас сдохнет!"

Хохочущий, гогочущий, рыгочущий Жигулин доплыл и вышел на берег демонстрировать "крещенье киевлян". Больших трудов стоило уговорить его одеться. Но, одевшись, Жигулин стал гулять среди немцев, которые мгновенно поняли, что это-то и есть знаменитый "russischer Furst"*. [*"Русский князь".]

Фрау Кноспе стояла в толпе. Ее час пробил. Знакомство состоялось. И Жигулину - "русскому князю" - открылся бесконечно текущий счет в "Королевском дворе".

Слава Жигулина росла. Иначе как "князем" немцы его не звали. Но достигла она апогея после пьяного уничтожения отставного любовника фрау Кноспе матроса Тринкауса, которого Жигулин, на глазах всех, перекинул через забор. И после этого Тринкаус стал закадычным другом "русского князя", не претендуя на то, чего не может.

Через несколько месяцев Жигулин навсегда уезжал из Германии в Англию спасать Учредительное собрание. И никто никогда не видал таких слез женщины, какими плакала монументальная фрау Кноспе, провожая Жигулина на вокзале.

- Ach, ich hatte ihn so lieb **, [** Ах, я его так любила.] - беспрестанно повторяла она.

Дымящийся Жигулин вышел нетвердо. Хлопнул богатырской ладонью, как лопатой, широкую спину фрау Кноспе и дребезжащей октавой сказал весело:

- Не плачь, ветчина! Ищи такого же!

С тем и уехал. Не знаю, где он, а прекрасный был парень. Был я с ним дружен. И поэтому часто говорил он: "Гуль, дорогой,- не человек я (тут он понижал голос до шипенья и шипел), я - спиртовка".

Война, революция, а тем более эмиграция были Алексею Жигулину - непонятны. Он любил в жизни только вороных рысаков, на которых гонял по Киеву. Остальное время - Доб-рыня Никитич - был болен алкоголем. И когда с хохотом ревел по ночам:

Я гимназистка шастого классу,

Пью денатурку заместо квасу, все знали, что Жигулин веселится, хлеща с Червонцовым денатурат с плавающими перчинками.

- Алеша - ша! Вазьми палтоном ниже! - это отвечает ему высоким тенором военный чиновник Червонцев.

Посылки Антанты

Люди одинаковой профессии понимают друг друга взглядом глаз. Французские генералы, сидевшие в Берлине, прекрасно переглянулись с Клюкки фон Клюгенау. Он - начальник лагеря. А живущих в нем - Антанта берет на содержание. Она присылает оставшееся от войны обмундирование. Для каждого - недельную съестную посылку.

- Вы ж, мсье колонель, поддержите среди чинов дисциплину-они вскорости поедут бороться за Российское Учредительное собрание.

Разве не хороши съестные пакеты - с шоколадом, белыми галетами, жидкостью от клопов, вареньями, печеньями корнбифами, ревенными лепешками, плюм-пуддингами, порошком от блох, мылами и нежными письмами английских мисс к бравым бобби? Очень хороши!

А в голодной Германии они были силой, гипнотизирующей и покоряющей все. Кусочек английского мыла? Да знаете ли вы, что за него можно получить?

В ответ на протест клаустальского магистрата против разврата находящихся в лагере русских комендант лагеря отдал приказ. В приказе комендант писал о случаях, когда "наши немецкие женщины, о которых даже нельзя было этого думать,-отдавались иностранцам за кусок мыла и десяток галет".

Дураки сидели в магистрате. И глуп был комендант. Кусок мыла и десять галет в 1919 году равнялись самой невозможной мечте. А разве грех за осуществление мечты заплатить тем, чем можешь?

В Берлине в 1920 году женщина холодно отдалась за коробку фиников. И когда мужчина встал, она, забыв его, быстро убежала с коробкой, счастливая. Надо помнить, что бреду величия нанес серьезные раны не только Дарвин. Наши дни ежеминутно дают материал, не делающий человека слишком сложным животным.

Хлебороба Кривосопа захватили в Клаустале в постели с двумя женщинами. В лагерном бараке полиция вместе с мужем искала сбежавшую жену. И она была найдена в шкафу комнаты подпрапорщика Нескучайло

Сбылось несбыточное

Даже вартовый Пузенко из Кобеляк и тот был счастлив в горах Гарца, оставив в моей памяти подробную запись его романа.

В прачечном заведении Клаусталя жила поденщица Иоганна Шпрух. Было ей лет за сорок. Опасный возраст женской осени. Но так как Иоганна была на редкость коротконога, широка в костях и безобразна лицом, то стирала она белье и любви ни от кого не знала. Конечно, не то чтоб была она девицей. Но разве это любовь? Иоганну никто никогда не поцеловал. А любви ей хотелось так же, как королеве румынской и Саре Бернар. На помощь Иоганне пришла Украинская Народная Директория и Высшее Германское Командование в Киеве. Это они выслали вартового Пузенко из Кобеляк - в горы Гарца. И здесь грозой разразилась любовь.