Жизнь на двоих (СИ) - Страница 17

— Лера, могу я тебе что-то преложить? Чай, кофе?

Нет, не хочу я кофе. И так тахикардия и пульс зашкаливает.

— Воды, Дарин, если можно.

— Конечно, — киваешь. Короткое приказание в трубку.

Ждем молча, пока придет твоя смешная секретарша с водой. Разговор начинать не имеет смысла. Я ловлю вдруг себя на парадоксальной мысли. Сколько раз я вот так приносила разные напитки в кабинет шефа. А теперь — оказалась с другой стороны…

У твоей секретарши, несмотря на пирсинг, — безупречный костюм. И бутылки с водой и бокалы она расставляет на столе быстро и аккуратно. Наливает мне воды, ты отрицательно качаешь головой, и она уходит, бесшумно затворив за собой дверь.

— Итак? — закуриваешь и смотришь на меня выжидательно.

Вот так, да? Сразу? Ну что же… Выдыхаю.

— Дарина, мне нужно кое-что тебе сказать. Сможешь мне уделить время? Думаю, что смогу минут в десять уложиться, — говорю это и восхищаюсь собой. Я же собираюсь сделать нечто совершенно безрассудное. А в груди — холодящее, да что там — просто-таки ледяное спокойствие. Или это «Ессентуки» у тебя такая холодная?

— Да, конечно, — отвечаешь быстро, коротко. Не взглянув ни на часы, ни на бумаги на столе. Действительно есть время? Или тебе так важно от меня поскорее отделаться? Не знаю, и не узнаю, наверное.

Десять минут у меня, так? На то, чтобы сказать «Я тебя люблю», достаточно двух секунд. Но лучше, все-таки, начать чуть издалека…

— Дарин… после нашей вчерашней встречи я… долго думала… По городу гуляла и вспоминала. А потом — почти всю ночь не спала. И… я поняла одну вещь. Она… покажется тебе странной. Это — на самом деле странно. Как минимум странно. Но… это правда. И еще… То, что я тебе скажу… Я просто скажу и потом — уйду. И мои слова ни к чему тебя не обязывают. Я просто хочу, чтобы ты… Нет, мне НУЖНО, чтобы ты это знала. Просто знала — и все, понимаешь?

— Нет, пока не понимаю, — ты тушишь сигарету в пепельнице. — Если можно — чуть конкретнее.

Ну, ты сама попросила…

— Сегодня ночью я вдруг совершенно ясно поняла… Что я так и не смогла разлюбить тебя. Можешь смеяться надо мной. Я бы и сама смеялась, да не смешно отчего-то… — вот тут мой голос все-таки дрогнул, но я себя скрутила. Не для этого я пришла! У меня будут еще годы для слез, успею. — Поэтому скажу тебе один раз и уйду. Я люблю тебя, Дарина. Как полюбила тогда, тринадцать лет назад, так и… Люблю до сих пор. Все эти годы любила, хоть и пыталась забыть об этом. Вот так вот… Вот это я и хотела сказать тебе, — неловко заканчиваю свой краткий монолог.

Повисает молчание. Выражение твоего лица для меня — загадка. Ничего на нем не отражается, кажется.

А чего я ждала, собственно? Сказала? Пора уходить.

Но стоило мне лишь шевельнуться, обозначив намерение встать, как ты вскидываешь ладонь, качнув вправо-влево. И головой — тоже вправо-влево. Это значит — «нет», я поняла. Вот только «нет» чему? Моему намерению уйти?

Молчание. Смотрим друг на друга. Потом ты отводишь глаза, прижимаешь пальцы к губам и смотришь куда-то мимо меня. Секунды текут одна за другой… Блять, Даря, что за пантомима! Я не железная, отпусти меня, слезы уже близко, мне надо, а здесь нельзя…

А потом ты встаешь, обходишь стол и останавливаешься рядом со мной. Поднимаю голову, чтобы видеть твое лицо. Еще успеваю подумать о том, как это неудобно — сидящей мне смотреть, запрокинув шею, на стоящую, да еще и на каблуках, тебя. А потом…

Ты опускаешься? Падаешь? Нет, ты рушишься, обрушиваешься на колени, на пол, рядом, лицом — мне в колени, руками — мне за спину. И я чувствую, как тебя колотит, сотрясает крупная дрожь. Мое ледяное давешнее спокойствие превращается в ледяной же ужас. Что с тобой, Даренька? Дрожащими пальцами — в твои волосы, погладить тихонько. Как же тебя… Трясет, как в ознобе…

— Даря… Дарюшка, что такое? — плечи под моими руками ходят ходуном. — Ты плачешь?

Поднимаешь голову. Медленно. Глаза твои блестят, но слез нет. И губы… губы двигаются. Ты пытаешься что-то сказать. Но… губы двигаются, но ни слова с них не срывается. Мне становится страшно.

— Даря? Что ты хочешь сказать?

Ты неожиданно всхлипываешь. И говоришь, хрипло:

— Неужели ты думаешь, что я… — голос пресекается, ты сглатываешь, пытаешься продолжить, — что я… — опять пауза. Резко выдыхаешь, делаешь еще одну попытку: — Что я… — Губы твои начинают дрожать.

Боже мой, Даренька, что с тобой? И со мной что, заодно? Бьет та же самая дрожь. Подношу пляшущие пальцы к твоей щеке.

— Даря…

Перехватываешь мою руку, прижимаешься к ладони губами. И — как будто это придает тебе сил, произносишь на одном дыхании:

— Неужели ты думаешь, что я… хотя бы на одну минуту… на одну секунду… на одну… миллисекунду… на один гребаный миг… переставала любить тебя?! Все эти десять лет… каждую секунду… минута за минутой… час за часом… месяцы… годы… Я не переставала любить тебя!!!

Ты снова падаешь лицом мне в колени. И плачешь. Теперь — совершенно точно плачешь.

И по моим щекам текут слезы. И пустота в груди. И одна мысль в голове: «Вот ведь дуры… Даром что с высшим образованием обе, одна физик, другая — филолог. А как до главного дошло — просто непроходимые дуры…».

* * *

Ну не могу я так сидеть… Когда ты ревешь у меня на коленях. Неправильно, нельзя так. Попытка приподнять тебя за плечи проваливается — ты никак не хочешь расставаться с моей насквозь уже промоченной тобою шелковой юбкой. Тогда — чуть приподнимаюсь сама, ногой отпихиваю стул. Опа-на — и я уже на полу рядом с тобой.

— Даря…

Тебе приходится поднять голову. Красотка моя зареванная… Сама, наверное, не лучше…

— Дарюшка… — не могу удержаться, пальцами по твоей щеке, как тогда, перед нашим первым поцелуем, помнишь?

— Лер, — накрываешь мою ладонь своей. Голос твой хриплый, но неожиданно — твердый. — Ты же понимаешь?..

— Я до фига чего понимаю, Дарь… — я тихонько глажу кончиками пальцев твою скулу, а ты — тоже кончиками пальцев — тыльную сторону моей ладони.

Смотришь мне в глаза.

— Я теперь тебя никуда не отпущу. И никому не отдам, — руку мне на талию, притягиваешь ближе. И рычишь сердито: — Твой муж идет на х*й!

— Уже ушел, считай, — усмехаюсь. Сколько можно реветь, в конце-то концов. — Через неделю забираю документы о разводе.

В голову вдруг молнией врезается мысль. Сейчас ты скажешь: «Так вот почему ты пришла ко мне, Лера? Муж тебя бросил, так ты про меня вдруг вспомнила?». Не успеваю испугаться — ты обнимаешь меня, крепко, как раньше, прижимаешь к себе. И бормочешь что-то, подозрительно похожее на «Спасибо тебе, Господи». Не поминай имя Божье всуе, Даря…

Картина со стороны, должно быть, сюрреалистическая. Две прилично одетые зареванные женщины сидят, обнявшись, на полу модного кабинета, обставленного в стиле «хай-тек». Под моей щекой — твое плечо, рукой тихонько глажу по спине. И поэтому — сразу чувствую, как ты вздрагиваешь, напрягаешься. Отстраняюсь, чтобы увидеть — ты смотришь куда-то мне за спину. Практически — с ужасом. Оборачиваюсь. Ну, конечно, часы…

— Дарь? Что? Дела? Встреча?

Между бровей — страдальческая морщина.

— Видеоконференция через десять минут. С американцами… и японцами.

— Ох… что же мы… — неизящно, но быстро встаю с пола, подаю тебе руку. — Вставай. Давай-ка тебя в порядок приводить быстренько. Ты же… вон, тушь вся размазалась…. Где у тебя косметичка?..

— Лера-а-а-а… — предупреждающе.

— Ну, надо же привести тебя в порядок? — достаю из сумочки платок. — Дай-ка я…

Перехватываешь мою руку.

— Лер, а ты?..

— Я подожду. Столько, сколько нужно.

Отрицательно качаешь головой. Подходишь к столу, из недр его достаешь сумку, из нее — связку ключей со звоном на стол. Трубку снимаешь, звонишь человеку со странным именем «Макарыч».

— Так, Лер, — берешь со стола ключи, — у тебя вещи где?

— На вокзале.

— Значит, так. Серебристый Camry. Гос. номер… — чиркаешь что-то на бумажке. — Водителя зовут Павел Макарович. Съездишь с ним на вокзал за сумкой. Потом — ко мне домой. Макарыч адрес знает. Вот ключи. Это — верхний замок. Этот — нижний. Запомнила?