Жизнь на двоих (СИ) - Страница 16

— А офис где? — на всякий случай уточняю я.

Богдан диктует адрес.

* * *

Это оказалось рядом с тем местом, где мы встретились. Видимо, тогда ты как раз шла в офис. Или — из офиса.

Всю дорогу, пока ехала туда, я с мазохистским удовольствием представляла себе, что будет, когда я скажу тебе эти самые слова. Твою неловкость, как ты отводишь глаза, пытаешься найти хоть какие-то приличествующие случаю слова. Хочу огорчить тебя, Даря. Таких слов нет. Точнее, есть. «Я тебя люблю». Но ты же мне их не скажешь. Ты велела мне не возвращаться. И не собиралась меня ждать.

Но я все равно — приду. И скажу. И мне плевать, что я буду при этом жалко и нелепо выглядеть. Что вся эта ситуация — неприлично смешная. К привлекательной успешной женщине приходит ее давняя студенческая подружка и заявляет, что любит ее. Все еще — любит.

Я — лузерша и неудачница. Я собираюсь унизить себя заведомо безответным признанием в любви человеку, которому на мои чувства давно и глубоко наплевать. Говорю себе это и многое другое, параллельно представляя все нюансы твоего выражения лица в этот момент. Все оттенки — недоумение, досада, жалость… презрение, может быть? Все равно — моей решимости камикадзе это нисколько не умаляет. Наоборот. Я скажу, а ты можешь делать с моим признанием, что заблагорассудится. Но я хочу, чтобы ты знала. А еще… мне почему-то думается, что потом… когда твоя первая досада пройдет… и я буду уже далеко от тебя… Может быть, тебя будет хоть иногда греть мысль, что где-то есть человек, который любит, восхищается и обожает тебя. Может, это будет приятно хотя бы твоему самолюбию?

Вот с этими мыслями, наверняка — бледная, но еще более чем ночью, решительная, я вошла в приемную директора по развитию.

— Здравствуйте.

Ну и секретарша у тебя! Иссиня черные волосы, рваная ассиметричная стрижка. Макияж ярковат, но терпим. Но вот пирсинг… Ладно — в брови, хотя и это уже перебор. Но вот … или мне кажется? Нет, не кажется. В языке тоже.

— Дарина Владимировна на месте?

— Да. Вам назначено?

По крайней мере — безупречна вежлива. Безликая улыбка, краем глаза — в какие-то бумаги.

— Нет. Но у нас… устная договоренность.

Девушка смотрит на меня изучающе. В глазах — сомнение. Принимаю как можно более решительный и независимый вид. Выгляжу я вполне презентабельно. Давай, девочка, какого черта!

— Как вас представить? — решается твой пирсинговый дракон.

— Валерия Авраменко.

Снимает трубку.

— Дарина Владимировна, к вам посетительница. Госпожа Авраменко. Утверждает, что у вас предварительная договоренность.

Даже мне слышно, как ты говоришь что-то резкое. А обладательница экстравагантной стрижки и вовсе вздрагивает.

— Да, я поняла. Извините…

И я тоже поняла! Ты же не знаешь мою фамилию по мужу!

— Подождите! — практически кричу. — Скажите — пришла Кузнецова Лера!

Твоя секретарша изумленно молчит. Но я так кричала, что ты, похоже, и так расслышала. Трубка в руках у брюнетки что-то спрашивает.

— Да, Дарина Владимировна. Извините, это я фамилию…не разобрала. Да, Валерия Кузнецова. Хорошо. Ясно.

Положив трубку, безупречно вежливо:

— Проходите.

Но на дне глаз еще плещется не до конца спрятанное изумление.

Открываю дверь. Первый раунд за мной — я нашла тебя, у нас состоится разговор. Впрочем, больше выигрышных раундов мне не светит.

/Дарина/

Нервы сдали. После вчерашней встречи — нервы сдали к чертям.

Дыши, Дарина Владимировна, дыши. Ну что ты как маленькая… Что нового ты вчера узнала? Что она живет себе прекрасно где-то там за пару сотен километров, в другом городе? Это было очевидно. Что она вышла замуж и, кажется, счастлива? Ты и это давно знаешь. И даже сумела это пережить, не будем вспоминать — как именно, но — сумела. Что она вполне успешная и состоявшаяся женщина? Так и это не удивительно. Образ беспомощной глупенькой «прелесть-что-за-дурочка» блондинки оставь тем, кто в это верит. Ты-то знаешь цену ее острому уму, упертому характеру и бульдожьей, если надо, хватке. Так что — и тут все закономерно. Нового ты не узнала ничего.

Но одно дело — знать, а другое — видеть. Почти осязать. Вдыхать запах. Видеть улыбку. И эти серые глаза… Не на фото, а рядом, близко. Все такая же стройная и изящная. Одежда выгодно подчеркивает все изгибы. И черты лица почти не изменились, и прическа — похожа, лишь чуть короче и пышнее. Вот только глаза… Дались они тебе, эти ее глаза… из них исчезла беззаботность и лукавые смешинки. Даже, как будто, где-то глубоко, в тени, притаилась грусть… Да нет, это лишь «опыт, сын ошибок трудных». Ты просто повзрослела, моя любимая девочка.

Нет! Об этом не думать, не сметь! Дыши, дыши, Дарина Владимировна. Жизнь продолжается. И… подумай о чем-нибудь другом. Очень кстати в мои мысли врывается звонок интеркома. А ведь просила — не беспокоить! Через сорок минут у меня сеанс «связи с космосом». Хьюстон на проводе. Нет ведь, звонит, макака бестолковая. Нервы сдали. Кто-то сейчас получит.

Этот самый «кто-то» — моя секретарша, помощница, по обстоятельствам — мое тонизирующее или релаксирующее средство, и просто — хорошая, но смешная девчонка.

Помню, как едва сдерживала на собеседовании улыбку. Н-да, это надо быть особым талантом, чтобы явиться на собеседование на должность секретаря-референта в крупную компанию в джинсах, кедах и с синими «перьями» в волосах.

Совершенно очевидно было, что работа девочке нужна. Офис впечатлил, зарплата предложена весьма достойная, да сама деятельность компании — интересно и перспективно. Вот только собственный ершистый характер и неумение себя подать она обуздать так и смогла. Вела себя резко и даже слегка нагловато — обратная сторона смущения. Смешная девочка с умненькими глазками. Я все решила тогда практически сразу. Что мне нужная именно такая секретарша — с умненькими глазками, красным дипломом филологического факультета и именем Лера.

Ох, и намучилась я потом с ней. А она — со мной. Но все это оправдывалась одним — я могла по сто раз в день повторять это имя… Грозно: Лерка! Издевательски: Валерия Сидоровна? (Поскольку у секретарши Леры было не такое, как у тебя, отчество, я награждала ее разными другими — одно другого причудливее. Лерка лишь довольно хихикала, в нарушение всякой субординации) Ласково: Лерочка, ай, умница, ай, молодец…

Это был мой очередной якорь в реальности, моя очередная таблетка от безысходности. А то, что они совсем не похожи — эти две Леры, так это и к лучшему. Иначе бы я окончательно сошла с ума. А так — в пределах допустимого. Вот только нервы… Сдали нервы к чертям.

— Валерия Сигизмундовна! Я, кажется, просила?! Меня! Не! Беспокоить!

Лерка что-то бормочет, кто-то пришел. Какая-то Авраменко. Не знаю такой. После видеоконференции с американцами, все после. Что ж за день сегодня такой, что даже умничка Лерка тупит и отвлекает меня какими-то дебильными посетителями…

И когда я уже собираюсь в сердцах швырнуть трубку… Нервы сдали. Глюки. Мне кажется, что я слышу твой голос. Оттуда, из трубки. Где только что был голос другой Леры, моей секретарши. Доигралась, допрыгалась. Вот оно, мое больное подсознание, уже прорывается в реальный мир.

А потом — все-таки картинка собирается. И моя непутевая секретарша сообщает, что ко мне пришла Валерия Кузнецова. Сил хватает только на то, чтобы пересохшими вмиг губами негромко сказать:

— Пусть заходит. И… насмерть стоять, но никого не пускать. Ясно?

— Ясно.

/Лера/

Встречаешь меня кивком и встревоженным взглядом.

— Лера? Здравствуй. Неожиданно. Что-то случилось?

— Здравствуй, Дарина. Или к тебе надо обращаться — Дарина Владимировна?

Скупо улыбаешься.

— Тебе можно без «Владимировны». Присаживайся.

Присаживаюсь. Моя решимость со мной. Но… надо как-то собраться с мыслями. А это сложно. Особенно — когда вижу тебя. Сегодня на тебе белая рубашка в тонкую черную полоску. Рукава закатаны до локтя, крупные мужские часы в серебристом корпусе на тонком запястье, красивые руки с длинными пальцами и французским маникюром. Черт, ты меня о чем-то спрашиваешь!