Жизнь Кости Жмуркина - Страница 74

Древняя незамысловатая мелодия, сопровождавшая это представление, была одновременно и зовущей, и дурманящей. Подчиняясь ее ритму, Аурика то извивалась змеей, то порхала птицей, то принимала позы, в обычной жизни считающиеся верхом непристойности.

Неизвестно, чего в ее телодвижениях было больше – угрозы, мольбы, скрытой похоти или прямой провокации.

Наверное, именно так выглядел танец коварной Соломеи, выпрашивающей у царя Ирода голову Иоанна Предтечи.

Разговоры в закусочной давно умолкли, и все взоры были обращены на Аурику. Бочары, наездники и виноградари как зачарованные ладонями отбивали такт. Ткачихи раскачивались словно в молитве. Кто-то из гончаров стал на свирели вторить мелодии бубна.

Напряжение нарастало, и даже трудно было судить, как оно разрядится – всеобщим ликованием, побоищем или свальным грехом. Уж очень возбудимы и горячи были души этих людей, уж очень темные инстинкты пробуждал этот танец.

Трясти начало даже Костю, раньше от избытка темперамента никогда не страдавшего.

И тут Аурика, совершив самый головокружительный пируэт, а заодно извернувшись в самом бесстыжем телодвижении, швырнула бубен в потолок и с криком: «Держи!» – прыгнула Косте на руки.

Это могло означать только одно – она верила ему и ради этой веры даже готова была рискнуть целостностью костей.

Действуя чисто инстинктивно, Костя поймал девушку. Первым его побуждением было убежать отсюда, унося на руках свой бесценный груз, свою добычу, но со всех сторон их уже окружали люди, благодарившие Аурику, а заодно и Костю.

Их снова усадили за стол, и теперь уж вино полилось рекой.

– Ну и как? – Аурика лукаво глянула на него. – Ты не разлюбил меня?

– Наоборот. – Костя дышал так тяжело, как будто бы танцевать пришлось именно ему. – Это уже даже не любовь… Это что-то совсем другое… Я потерял голову…

Теперь в пляс пустились сразу трое парней, в руках у которых неведомо откуда появились топорики на длинных ручках, похожие на индейские томагавки. Пространства для танца было так мало, что им оставалось только подпрыгивать, приседать и вертеться на одном месте, но все это, надо сказать, они проделывали безукоризненно.

Костя, руки которого еще совсем недавно сжимали тело Аурики, попытался снова обнять ее, но девушка отстранилась и, почти не разжимая губ, прошептала:

– Уходи отсюда и попытайся сделать это как можно незаметнее. Жди меня через четверть часа в кустах за автомобильной стоянкой.

Костя послушно кивнул и, следуя примеру присутствующих, принялся равномерно хлопать в ладоши. Так, прихлопывая и притопывая, он встал и прошелся по залу. Никто, похоже, не обратил на это внимания, тем более что табачный дым и вечерний сумрак уже сгустились в закусочной.

Оказавшись на свежем воздухе, он первым делом глубоко вздохнул, словно вынырнув из глубокого омута, и обходным путем направился туда, куда послала его Аурика.

Земля еще хранила тепло дня, но воздух источал прохладу. Низко над горизонтом висела Венера, звезда любви и плодородия. Не исключено, впрочем, что это был Сириус. Костя хотя и писал фантастику, но в астрономии разбирался еще меньше, чем в симфонической музыке.

От автобусов, похожих на стадо уснувших слонов, пахло бензином. В кустах перекликались ночные птицы, но, какие именно. Костя сказать не мог. Орнитолог из него был еще хуже, чем астроном.

За сорок с лишним лет жизни он не нажил ни знаний, ни ума, ни денег. Нельзя было также занести в актив стерву-жену, вялотекущий алкоголизм и сына неизвестного происхождения.

Что оставалось? Несколько дюжин довольно посредственных рассказов. Пара друзей. Заначка в полсотни долларов. Любимые книги. Да еще совершенно абсурдный дар обращать свою ненависть на пользу врагам, а любовью причинять зло близким.

Теперь вот появилась еще и Аурика – не то божий дар, не то дьявольский соблазн. Уже начавший трезветь Костя понимал, что она ему не пара, что девку такого класса, пусть и выросшую в глуши, возле себя долго не удержать, чему есть масса примеров, что сумасшедшая любовь, на которую так падки все ее ровесницы, в конце концов выйдет бедняжке боком.

Понимать-то все он это понимал, да вот только поделать с собой ничего не мог, совсем как наркоман, вполне осознающий гибельность избранного пути, но даже не помышляющий сойти с него. Ни страх смерти, ни даже угроза гибели человечества не заставили бы его отказаться от Аурики.

«Что будет, то и будет», – подумал Костя и попытался укусить себя за руку, однако боль не отвлекла, а еще больше взвинтила его.

Аурика появилась не через четверть часа, как обещала, а минут через сорок, когда Костя дошел до такого состояния, что стал швырять в сторону закусочной камни.

Теперь девушка была одета в джинсы и коротенькую кофточку, едва прикрывавшую пуп. Волосы она стянула на затылке в тугой пучок.

– Заждался? – спросила она с обнадеживающим сочувствием. – Не так-то легко было вырваться. Сам понимаешь, у нас не Париж. Девушки по вечерам должны сидеть дома, ухаживать за скотиной и молиться богу.

– Тебе тоже приходилось это делать?

– Конечно. А почему ты спрашиваешь?

– Это известие внушает надежду, что ты сумеешь управиться и с такой скотиной, как я.

– Почему бы и нет? Мне даже приходилось водить нашу корову на случку к быку. Не хочу хвалиться, но я справилась. Но тут есть одна… как бы это лучше выразиться… особенность, тонкость…

– Нюанс? – подсказал Костя.

– Пусть будет нюанс. Я, конечно, могу что-то строить из себя. Говоря по-вашему, выпендриваться. И тем не менее я остаюсь дочерью своих родителей, своего народа. Поэтому управляться со мной придется тебе. Так уж мы воспитаны… Только вот этого пока не надо! – Аурика решительно пресекла робкую попытку Кости дотронуться до нее.

– Прости… – пробормотал он.

– Потерянная голова еще не нашлась?

– Где там…

– Ну вот и славно!

В стороне, прямо противоположной той, где горела неопознанная звезда, небо расцветилось феерическими вспышками.

– Смотри, салют! – обрадовался Костя.

– Нет, это стреляют по самолету-разведчику, прилетевшему с той стороны.

– У них даже самолеты есть?

– Говорят, что целых три… На, выпей для смелости. – Только теперь Костя заметил, что она принесла с собой глиняный кувшин, один из тех, что сегодня напоказ изготовляли гончары.

– От меня требуется смелость?

– Смелость никогда не помешает мужчине. Как и стыдливость девушке.

Он жадно припал к краю кувшина. Там было то самое вино, которое он привез с собой. Хмель, уже почти улетучившийся из Костиной крови, взыграл с новой силой. Его влекло к Аурике, как железо к магниту, как лосося к нерестилищу, как теленка к вымени, как, наконец, единственного на свете мужчину к единственной на свете женщине, но было похоже, что сама она на ласки не настроена.

– Пойдем прогуляемся, – предложила Аурика.

– Далеко?

– Не очень. Ко мне домой. Я живу неподалеку. – Она взяла его под руку.

– Хочешь познакомить меня с родителями?

– Еще чего! – рассмеялась она. – Будет сразу четыре трупа. Нас зарежут. Отец повесится, а мать утопится. Лучше я познакомлю тебя со своей собакой и со своей коровой. Жаль, что кошка где-то гуляет…

Ночь сияла всеми своими звездами, ночь окутывала мир черным бархатом, ночь пела голосами сверчков и цикад, ночь ласкала порывами южного ветра.

Они шли в полной темноте, почти на ощупь, и только иногда шум листвы да журчание воды выдавали ручей или рощу. Впрочем, Аурика так прекрасно ориентировалась в этих местах, что могла бы, наверное, найти верный путь даже с завязанными глазами.

– Ты мой Вергилий, – пошутил Костя.

– Вергилием наслаждались здесь еще в те времена, когда на месте ваших столиц росли леса и выли волки, – сказала она. – Представляешь, осенью и весной трактора выворачивают из земли осколки античной керамики. В речном песке можно найти и кремневый нож, и золотую монету. В самом задрипанном школьном музее есть и греческие амфоры, и римские мечи, и сарматские стремена. Знаешь, какие поэты воспевали эту страну?